Алёна обожала живопись, хотя сама рисовала очень посредственно. Любая выставка изобразительного искусства в их городке привлекала ее внимание и создавала праздник. Она долго и тщательно готовилась, одевалась, наводила красоту на лицо и отправлялась на вернисаж. Вот и сегодня возбужденное состояние не покидало Алёну все воскресное утро. Вчера она увидела афишу, извещавшую о выставке картин модного художника Василия Фаронова. Открытие в одиннадцать, но уже с девяти часов Алена заняла место перед зеркалом. Ей хотелось сегодня быть в зеленом. Она надела прямую темно-зеленую юбку с высоким разрезом сбоку, более светлого оттенка блузон с длинными широкими рукавами, и небрежно накинула на плечи салатный шарф... Нет. Слишком тонно. Но зеленого хотелось. Примерила атласное платье с узким лифом и малахитовой брошью на груди. Чудесно, но не для утра. Алена с сожалением сняла наряд и, уже нервничая, влезла в маленькое ядовито-зеленое трикотажное платье. Это – то что надо!

Настроение восстановилось. Полчаса Алена занималась макияжем, хлопала ресницами и облизывала губы. Затем облачилась в платье, сделала прическу и оценивающе посмотрела на себя в зеркало. На нее глядела со вкусом одетая молодая женщина приятной наружности и с налетом духовности на лице. Итак, известная в городе слегка экзальтированная любительница живописи Алена Полоцкая готова восторгаться, спорить, принимать участие в презентациях и фуршетах...

Василий Фаронов не учился живописи. Это было заметно, что называется, невооруженным глазом. Он начал рисовать неожиданно для себя. Увидев сюжет со всеми деталями, Фаронов возникший мысленно образ переносил на холст. Его картины, странные, населенные зеленоватыми лицами и огромными, как бы обращенными внутрь, глазами, нависшими лбами и срезанными подбородками, привлекали общее внимание. И не мастерством и красками, а чем-то иным, может быть, несуразностью или шокирующим гротеском... У полотен Фаронова зрители останавливались, как вкопанные, и долго не могли оторвать взгляда от изображения. Кто-то отходил от его картин понурый, кто-то набирался сил. Это было так необычно: не любование картинами, а какая-то невидимая связь с изображенными лицами. Все это придавало популярности художнику, и на его выставки многие стали приходить из любопытства.

С точки зрения искусствоведов полотна Фаронова ценности не представляли, но другие художники опасались выставляться с ним. Он не был им конкурентом, но рассказывают об одном случае, когда яркая, сочная картина одного живописца, изображающая пышную женщину с алым ртом и живыми васильковыми глазами, висевшая напротив портрета работы Фаронова, померкла за двое суток. Знатоки живописи делали несмелые предположения и проводили параллели с тающей улыбкой Моны Лизы великого Леонардо или с бесполыми лицами и взглядами вечной мудрости с икон Рублева. Сам Фаронов не мог объяснить силу своих творений, но остерегался дарить картины друзьям, боялся развешивать работы у себя в квартире. Он сплетал их в альбомы с толстыми обложками и хранил в чулане, причем поворачивал их лицом к стене, выходящей на улицу.

Алена впорхнула в выставочный зал музея и сразу увидела весь бомонд, который сосредоточился у женского портрета. Портрет назывался «Мадам Коко» и изображал зрелую женщину, пол-лица которой занимали глаза; в них читались разум и опыт. Чирикнув приветствие, Алена с ученым видом присоединилась к приятелям и уставилась на картину. Сначала у нее возникло удивление. Нарушены пропорции, унылая зеленовато-грязная гамма. Но потом она будто встретилась взглядом с изображением на картине. Крупные глаза прямо-таки впились в Алену. Она не могла оторвать от них взгляда, хотя и почувствовала неизъяснимую тоску.

Ей показалось, что все, чем она занимается, ненастоящее. Дни летят, а ничего значительного не происходит. Какими светлыми были ее юношеские мечты и надежды! Ничего не сбылось. Она одиноко стареющая женщина с наигранным оптимизмом. Разочарование за разочарованием рассеиваются в череде бытовых неурядиц. Нет личного счастья. Вакуум этот не заполнить феминистическими оправданиями и эстетствованием. Жизнь проходит зря. Никому-то она не нужна.

Зрители, собравшиеся у холста, с удивлением стали замечать изменения, происходившие с портретом. Он становился ярче, выразительней. Женщина на полотне помолодела, и на устах у нее появилась удовлетворенная улыбка. Это произошло так быстро, что нельзя было не заметить.

Вдруг Алена вскинула руку и упала на пол. Ее попытались привести в чувство. Безрезультатно! Тогда женщину перенесли на диван.

– Посмотрите, что это с ней? – удивленно воскликнула Мария Петровна, приятельница Алены. – Какой ужас! Она постарела лет на двадцать!

Все присутствующие увидели, что, действительно, кожа на лице молодой женщины высохла, уголки губ скорбно опустились, волосы поредели и открыли некрасивый высокий лоб, а подбородок почти слился с морщинистой шеей.

– Мистика какая-то... Магия... Необъяснимо... – испуганно шептал бомонд.

Мария Петровна пыталась привести подругу в чувство: она била ее по щекам, трясла за плечи. Кто-то принес графин, и на Алену сразу с трех сторон брызнули водой – она очнулась и, подняв веки, окинула всех безразличным взглядом, потом села на диван и задала странный вопрос:

– Что с моим платьем?

– А что с твоим платьем? – переспросила приятельница.

– Оно... было... зеленое, – раздельно проговорила Алена.

– Ну да, – осторожно подтвердила Мария Петровна, не зная, чего ожидать от подруги.

– А теперь оно болотное, даже грязно-болотное, – так же отчетливо выговорила Алена.

– О Господи! Как же ты можешь об этом думать!? Что с тобой произошло? Почему ты упала? – обеспокоенно засыпала ее вопросами Мария Петровна.

Медленно и напряженно, как о далеком прошлом, Алена вспоминала:

– Меня что-то связывало с глазами женщины на портрете. Нить... Я ее не видела, но чувствовала. Я не могла оторвать взгляда от портрета. Было муторно, плохо на душе... Тоска... Разочарование... Пустота... Потом неожиданно я ощутила сильный удар, словно прикоснулась к оголенному проводу. Все. Больше ничего не помню.

Происшествие в музее получило широкую огласку. В Москве картинами Фаронова заинтересовались операторы биолокации. При помощи рамок они обнаружили сильное энергетическое поле и определили, что картины этого художника – вампиры. Они вытягивают энергию у восприимчивого зрителя и аккумулируют ее в холсте. Оттенки же, схожие по цветовой гамме с тоном на картине, ускоряют этот процесс. Так, зеленое платье Алены в данном случае явилось катализатором.

Запретить Фаронову заниматься живописью не могли. Но дурная известность его работ привела к тому, что в выставочных залах его полотна перестали появляться.

Алена месяц приходила в себя в неврологии. Конечно, такой, как прежде, она не стала, но немного посвежела, изменила прическу и навсегда охладела к изобразительному искусству. Теперь она увлекается генеалогией и, кажется, нашла на своем генеалогическом древе царственных особ.