A capite*

Холод пробирал до остывшего сердца. Он чувствовал – онемели руки и ноги в легких ботинках. Тонкий светлый плащ не спасал от стужи, ломавшей кости.

Гиссарский хребет, темно-синий при свете дня, теперь размыто и нечетко белел снежными шапками. Маленький поселок, спрятанный высоко в горах, остался неизвестно где. Кажется, он действительно был, этот маленький поселок, но – когда? И наяву ли? Он не мог сказать этого с определенностью.

И неизвестно, каким образом он оказался здесь, в сумрачном ущелье.

Он посмотрел на очертания хребта, в темноте похожие на женский горестный профиль.

И ему показалось, что он вспомнил: темноволосая заплаканная женщина, а рядом с ней две маленькие женщины – наверное, ее дочери. Но почему лица этих девочек так знакомы ему? Где мог он встречать их прежде? Нет, не вспомнить, не вспомнить...

Так же размыто, как в бреду, всплыло в памяти лицо другой, смуглой и черноглазой, сердце сладко заныло, как ноет оно только от любви и нежности. Впрочем, он не знал ни любви, ни нежности, он не знал даже этих слов. Просто словно кто-то нашептывал ему эти звуки, имеющие значение лишь тогда, когда ты знаешь, о чем идет речь. Он почувствовал, как стало теплее.

Но тут же в груди появился неприятный холодок: боль, где-то притаилась боль. Почему? Откуда? Хотя он ничего не ведал и о боли. Опять появилось странное ощущение: кто-то старается напомнить ему о том, чего он не знает и не может знать.

Он был уверен: эта боль связана со смутными очертаниями другой женщины. И именно поэтому, возможно, он сейчас в этих горах и в этой ночи, и ему почти все равно – замерзнет он в этом ущелье или останется жив?!

Так бывает: даже сильные люди соскальзывают с земли, когда их бросают любимые. Потому что только любовь держит нас на поверхности и охраняет от смерти.

Вы думаете, люди умирают от старости, изношенности органов и от болезней? Нет, люди умирают по другой причине: они забывают, что такое любовь. И тогда жизнь останавливается, потому что разве это вообще жизнь – без любви?!

Под ногами у него – мелкая оледеневшая крошка серого камня и вековой пыли. Он слышит шепот. Или – это ветер?

Он оглядывается по сторонам: никого. А белокрылого ангела, парящего рядом с ним, он, конечно, не видит. И не слышит слов, произносимых ангелом медленно и печально: «Будь праведен, не будь нечестив...Душа, которую дали тебе, чиста...»

Он снова пытается понять, как оказался здесь, в этих суровых зимних горах Таджикистана?

Громады камня окружают его со всех сторон, и он понимает, насколько ничтожен и бессилен. Он смотрит в темное ночное небо и пытается вспомнить, как выглядит солнце. Кажется, он не видел солнце очень давно. А может, он вообще не видел его никогда? Кто знает, может, сумерки были всегда.

Он с тоской смотрит в темное и спокойное небо. Как хорошо, должно быть, оказаться там – легким и непричастным к этому холоду и мраку.

Но он понимает, что путь его не окончен и нужно идти дальше.

Снова слышится шепот. Кто здесь? Кто в этом холодном ущелье?

Он оборачивается. В обледеневших камнях ему мерещится печальное лицо рыжеволосой женщины. Что она ему? Кто она ему? Он не может вспомнить. Он лишь смутно почему-то ощущает свою вину. Впрочем, он понятия не имеет, что такое вина. К нему опять возвращается ощущение: некто невидимый

напоминает ему или о забытом, или о неизведанном.

Он подходит ближе к камням, протягивает руку, желая погладить, но натыкается лишь на ледяной холод стены ущелья.И тогда он решает идти. Должна быть где-то тропа - он чувствует это.

*A capite – с начала (латинский)

 

Над его головой и над Гиссарским хребтом всходит огромная белая пятнистая луна, тень ложится ему под ноги, эхо его шагов исчезает в тысячелетнем сплетении замерзшего мха и камня, он слышит свое прерывистое дыхание, и сердце его бьется так громко, как громко звучали лишь колокола в храме, куда он однажды зашел с рыжеволосой женщиной, смотревшей на него с любовью, нежностью и ожиданием.

Или – ему все это лишь чудится? Ведь нельзя помнить что-то, если у тебя нет памяти. Еще нет памяти...

Он опять слышит тихий шепот, паутина неясных и незнакомых звуков теребит его сознание. И эти звуки рождают в его голове образы. То ли ушедшие, то ли исчезнувшие, то ли никогда еще не существовавшие.

Постепенно среди этих звуков он начинает слышать голоса. Они тоже незнакомы ему, хотя в них он уже может различить прежде неведомые ему чувства. В этих голосах - боль и страдание. От принесенных в угоду самолюбию, жестокости и гордости живых человеческих душ. В этих голосах – боль любви, невозможной и желанной любви. Кажется, когда-то она лишила его покоя, истерзала душу и была так невыносимо прекрасна.

Он почти уверен: еще немного – и он вспомнит, вспомнит абсолютно все.

Но память не возвращается к нему: обрывки, блики, марево.

И он бредет по льдистой тропинке, отчаянно цепляясь скрючившимися от холода пальцами за острые камни отвесных скал.

Он видит впереди тени, убегающие от него.

Вот обернулась черноволосая женщина, чье лицо исказила ненависть, вот остановились на мгновение две девочки, их лица кажутся ему совсем родными, и он увидел в их далеких глазах напрасное ожидание близости и тепла, вот быстрыми шагами засеменил мальчишка лет семи, даже не оглянувшись, потому что стоит ли оглядываться на отца, которого никогда не встречал.

Чуть дальше, совсем над обрывом, задержалась рыжеволосая женщина, и он увидел в ее глазах горечь непонятой и неразделенной любви.

Что они делают тут все, подумал он? Почему не остановятся, не заговорят со мной, почему убегают от меня?

Он окликнул рыжеволосую женщину, но она только грустно и неузнавающе качнула головой, растворилась в лунном свете.

Остальные постепенно становились похожими на тени, бежали, бежали по каменистым скользким уступам, и в какой-то миг ему показалось, что тени тоже слышат голоса и ничего не могут вспомнить...

Он остановился, понял, что остался один, дыхание его сбивалось. Он присел прямо на ледяные камни и закрыл глаза. Очнулся от яркого солнечного света. И понял, что сидит на краю обрыва. Прямо под его ногами расстилалась огромная долина, залитая солнцем.

Теперь он совершенно определенно чувствует - в его голове роятся обрывки мыслей, голоса становятся четче и ближе. Еще секунда – и к нему вернется память! Еще секунда...

Но вдруг снова наваливается черная и непроглядная тьма.

Он кричит, все его тело пронзает дикая, нечеловеческая боль - такая, что еще секунда – и сойдешь с ума. Он пытается сжать голову руками, нога его скользит по камню - он срывается вниз.

Обрыв.

Ослепительный свет.

 

Сквозь красную пелену можно разглядеть чьи-то фигуры в белых халатах, повязки на лицах, внимательные глаза. Ему холодно, он чувствует, что страшно беззащитен, а воздух, вдыхаемый им, болезнен и обжигающ. Беспощадные лучи солнца бьют прямо в глаза, ослепляют.

Он кричит от боли громко и отчаянно, крик набирает силу, полный сумбур в голове мешает дышать.

Где я, что со мной, кто я?

И эта последняя осознанная мысль тут же исчезает, как будто она была в нем остатком чужого и незнакомого разума, случайно оказавшегося в его голове. Только - холодные волны жесткого воздуха в легких и чувство голода.

- Поздравляю, - врач улыбнулся бледной измученной женщине, - у вас родился сын. Мальчик. 52 сантиметра, три килограмма. Отличный вес, отличный рост.

 

За окном больницы - холодный ноябрь. Женщина, счастливая и молчаливая, вглядывается в лицо сына. А он с немым удивлением смотрит на мать, словно не понимает, что она тут делает, эта женщина, и где же он раньше видел ее лицо – вот так же близко?!

Но в это мгновение взгляд новорожденного теряет осмысленность; разум, еще секунду назад читавшийся в его глазах, исчезает.

Все правильно, думает седой мудрец, перевернувший страницу, новая жизнь должна начинаться с чистого листа. Память, ошибки, боль, разочарования, ненависть и любовь – все это придет позже. А может, все будет иначе. Кто знает.

Посмотрим, что он напишет на этом листе.

Ангел, покинувший ущелье, снова заглядывает в лицо младенца, тихо повторяет: «Будь праведен, и не будь нечестив... Душа, которую тебе дали, чиста...»

Мудрец молча вручает книгу с чистым листом ангелу.

Младенец спит. Ангел понимающе кивает головой: все верно, нужно набираться сил - ему предстоит еще долгий путь.