Январь 2000 год. Сегодня у тебя день рождения, мой первый муж. Я пишу тебе письмо, которое ты никогда не сможешь прочитать, и удивляюсь тому, как замечательно устроена человеческая память, способная навсегда удалять все самое скверное. Признаюсь тебе, что до сих пор я не умею полностью отделять свою жизнь от той, что была нашей общей. Надеюсь, что ты тоже вспоминаешь меня молоденькой женщиной с коротенькой стрижкой и смеющимися глазами. Теперь, я выросла, и уже подкрашиваю седину в своих волосах, работаю, участвую в новых проектах. Но, я все также, с теплотой вспоминаю про тебя и молюсь о тебе и о твоей матери. Прости меня, что я не была с тобой счастлива и только теперь, во втором замужестве ощущаю счастье, совсем, как женщина, по – настоящему. Я очень благодарна тебе за то, что когда-то ты выбрал в жены именно меня, познакомил с матерью и с братом, с друзьями и со своим крохотным городком. А, помнишь, как мы стояли на берегу северного моря и понимали, что открыли для себя величие шпилевой архитектуры? Помнишь, те звуки органа, что звучали в рижском соборе святого Петра? А, знаешь, за что я благодарна тебе особенно? Нет, ты даже не догадываешься и думаешь, наверное, что я хочу поблагодарить тебя за наших чудесных детей. Нет, мой первый и уже чужой мужчина, я благодарю тебя сегодня и всегда за то, что ни какой другой женщине, нашим детям, или, даже, своей матери ты не сказал никогда, что ты не любил меня и не был счастлив со мной. И этому же ты научил нашего сына и нашу дочку. Я поняла это только недавно, когда к ним вплотную приблизилась пора любви. А, еще я говорю тебе спасибо за наше восхищение «Лебединым озером» и за наше сумасшествие на концерте «Машины времени», за наш поход вдоль быстрой грузинской реки, за наши аплодисменты нашим маленьким детям. Помнишь, как они показывали нам фокусы и устраивали домашние концерты возле елки? Теперь им аплодируют другие люди, поздравляя сына с победой в залах судебных заседаний, а дочку с выступлением на конференции врачей, а тогда только я и ты дарили им самые первые аплодисменты. Я испытала только с тобой массу самых разнообразных чувств и переживаний, совершенно необходимых для моей женской судьбы, как материнство, ответственность, тревогу, ревность, злобу, измену, жалость к себе, собачью привязанность и отторжение. Я ревновала и плакала, а ты грубил и ужасно злился на меня. Потом мы снова прощали друг друга и плакали уже вместе, но все равно расстались. Мы - первая большая любовь друг друга, и иначе не может быть никогда, и храни тебя Господь в день сегодняшний и всегда. Февраль 2000 год. Еще зима, но уже так хочется учуять весеннее дуновение. Мне не требуется говорить с подругами о своих душевных порывах или признаваться своему любимому в том, что я улавливаю весну, прежде всего ноздрями, а потом уже всякими другими щупальцами. Возможно, в феврале я только на минутку затосковала по теплу и поняла, насколько устала от холодов и от суровых высказываний моих коллег по поводу бесконечных промахов российской демократии. Врачи и медицинские сестры пишут письма в газеты, жалуются на руководителей всех рангов и несказанно радуются, когда у новой власти случаются катастрофы, а я смотрю на них, жду весну и боюсь спросить их о том, зачем им нужны провалы демократии.

 

Март 2000 год. В Чечне идет возня, которой пока трудно дать определение. Наверное, название для этого необъяснимого явления присвоят или присудят намного позже, и это сделаем уже не мы. Мне кажется сейчас, что наши внуки увидят в ней только жестокую игру на деньги, как в казино.

 

Март 2000 год. Я борюсь за жизнь наркомана Вячеслава Рыжова, которого вижу первый раз в жизни. Мой новый пациент мне не друг и не родственник, а просто парень с улицы Мира, и еще час назад я ничего не знала о нем. А, теперь, вот, я не ухожу с работы домой и бегаю, как заведенная, приговаривая: «Борись, малыш, борись. Только ты и Господь можете сейчас понять друг друга». Уже ближе к ночи я вспоминаю о том, что у меня тоже есть своя собственная жизнь, где я могу позволить себе дышать ровно и спокойно и положить отекшие ноги на рабочий стол в кабинете. Наверное, мой муж сейчас спит, забыв выключить телевизор. Интересно, можно ли мою жизнь считать жизнью без наркотиков. Не знаю. Видимо, нет. Потому что мы с мужем много курим, можем напиться горькой до одури, и страдаем обжорством в праздничные дни.

 

Апрель 2000 год. Сын обещал позвонить мне вечерком, и я не укладываюсь спать, но он, видимо, замотался с делами и забыл обо мне. Забыл не навсегда, а только в эти часы, когда я курю на кухне ночью, поглядывая в сторону телефонного аппарата. Помоги ему, Господи, в его работе. Я тревожусь и ругаю себя за это, потому что мой страх может помешать сыну где-то. Мне нужно срочно успокоиться. Разве это нормально так сильно волноваться за детей, когда они уже самостоятельные? А, разве нормально, как-то иначе, если ты мать?

 

Апрель 2000 год. Я образованная и взрослая женщина, но мне не все понятно про политику этой страны, из которой я не хочу уезжать. Здесь мой дом и могилы родных стариков, здесь все мне знакомо и мною любимо, кроме, конечно, российской власти. Вот в этом месте, в Кремле, шайкой единомышленников установлен полный тупик, сложенный из массы человеческих вопросов. Многие мои друзья уже уехали из России, так и дождавшись ответов на свои простые вопросы. Почему, например, российский врач должен прятать глаза, когда проходит мимо витрин с добротной и красивой одеждой или пробегать мимо уютных кафе, делая вид, что ничего этого ему вовсе и не хочется, а хочется только вонять медикаментами, заниматься помощью согражданам и донашивать растоптанные туфли. Почему врач, который взял деньги с пациента, обязан чувствовать себя воришкой перед всеми? В чем, собственно, виноват врач или преподаватель, если так устроена наша российская жизнь.

 

Май 2000 год. Вспомнила сегодня о том, как мой сын засыпал в своем младенчестве, обернутый пеленкой в положение «солдатика». Для него сон никогда не имел особого значения, как, впрочем, и любой другой параметр рекомендуемого режима, даже самого разумного режима, предложенного великими мудрецами и долгожителями. Сном он распоряжается всегда только сам, причем, распоряжается как некой абстрактной необходимостью, и спит лишь тогда, когда уже не может видеть перед собой что-то интересное или участвовать в познавательном процессе. Теперь он уже большой мужчина, мой сын, но спит, как и раньше «солдатиком», без капризов с удобствами, и может, как мне представляется, немного всхрапнуть не только лежа, но и сидя в самолете или управляя автомобилем.

 

Июнь 2000 год. Помню, как впервые я увидела себя некрасивой и ужаснулась. Тогда мне исполнилось семнадцать лет, и некрасивость была очень страшным открытием. Я страшно расстроилась, начала рассматривать все свои школьные фотографии и проливать слезы оттого, что у меня такие круглые собачьи глаза, толстые щеки и мясистая пипка на носу. Мне было очень плохо в тот день, и я спросила моих родителей о том, почему я такая некрасивая. И мама ответила, как всегда, пословицей про «не родись красивой, а родись счастливой», а отец посоветовал больше читать и не забивать себе голову всякой чепухой. Но, родители забыли рассказать мне главное обо мне, о чем я узнала через несколько лет от мужчин. Оказывается у меня прекрасные ноги и руки, крепкая и расставленная грудь, шикарные волосы и красивая улыбка. Чтобы поверить в себя, мне пришлось приблизить к себе целую толпу парней, совершенно лишних в моей жизни. И, все – таки, я благодарна отцу и маме за то, что они научили меня читать хорошие книги и верить в чудесное превращение некрасивой девушки в счастливую жену и мать.

 

Июль 2000 год. Когда-то мама рассказывала, как в детстве меня клюнул в глаз задиристый дворовый петух. Тогда все мои родные перессорились между собой из-за тревоги, что я буду иметь неполноценное зрение и лечили меня разными народными и международными средствами. К счастью, все обошлось и мое зрение не пострадало, но на днях ситуация повторилась. Меня снова клюнули в глаз. Нет, бойкий петух на моем жизненном пути больше не встречался, и даже среди знакомых мужчин все больше павлины попадались, но я получила укол от самой жизни. Наверное, я стремилась увидеть что-то лишнее, и была наказана за свою прозорливость. Захотела, видите ли, растолковать моему сыну о том, какие девушки для него лучше подходят. Вот и клюнул меня сын резкими словами. Ну, зачем я сделала это? Может быть, перегрелась на солнце? Не знаю точно, но сначала обиделась на сына за грубость, а в конце рабочего дня написала стишок про себя любимую:

 

Суетою рабочей затаскана,

Не согрета я, не обласкана,

Осудила чужое бесстыдство, -

Повредила мишень любопытства.

Так была накануне активна,

Вспоминать аж сегодня противно.

 

 

Август 2000 год. Родина, ты моя, Родина. Не могу писать о тебе с малой буквы. Люблю тебя, Россия, всем своим бабским и человеческим сердцем. Отчего только тобою руководят такие активные идиоты и грамотные бандиты? В словаре Даля о слове Родина сказано совсем немного. На страницах словаря Родина обогрета такими словами, как рождество, родственник и родитель. И еще написано следующее: «Родина – родимая земля, чье место рождения». Где же и на какой земле родилось сегодняшнее правительство моей Родины, если оно так безжалостно ко всему, что есть российское? Может, оно рождено под небом Вашингтона? Тогда, что должна сделать я, уроженка волжского берега, чтобы правительство не растаскивало мою Родину? Может быть, мне следует покинуть Россию, пока еще не поздно мне пожить в доме с видом на океан и получить гонорары за литературные амбиции бывшей россиянки? Сколько же можно мне работать и оставаться нищей? Читаю дальше у глубокоуважаемого Даля: «И кости по Родине плачут». Наверное, там, на чужбине заплачут и мои косточки. И никуда я не уеду из России, а завтра опять пойду на работу, и буду слушать зеков и провожать их из колонии в свободную нищету, где они смогут заработать только на бутылку горькой. А, потом, напившись водки, мои зеки украдут для себя штаны на вещевом рынке и опять вернуться за колючую проволоку, чтобы снова и снова рассказывать мне свои истории про мнимые и действительные тревоги.

 

Сентябрь 2000 год. Шесть лет не водила машину и ездила с водителем, а потому долго искала в тумбочке мои водительские права. Но, сегодня особенный день. Никто не должен знать, что я была в онкологии, и требуется самой сесть за руль. Ой, как же я ездила раньше? Сцепление, газ, тормоз, кажется, все на своих местах и под моими ногами. Мама моя, родненькая, как страшно от всего, но нужно ехать. Дорога от дома, мимо школы и дальше. Я включаю поворотный глаз, обгоняю автобус, выключаю поворотник и забываю про те шесть спокойных лет. Мастерство не пропивается, господа присяжные и заседатели.

 

Октябрь 2000 год. На работе отключили электричество, а следом погас единственный компьютер, и мои коллеги засобирались по домам. Я согласилась остаться одна, чтобы реагировать на телефонные трели, но, к счастью, желающих звонить к нам в отдел оказалось не так много и мне удалось прочитать одну из давно завалявшихся статей. Так иногда случается со мной, когда я откладываю публикации в ящик стола, с надеждой прочитать потом, когда – то, когда представиться возможность. В статье говорилось о том, что жизнь человека значительно или менее значительно, но изменяется через каждые семь лет. Я отложила печатный материал в сторону, скучно вспомнила про то, сколько мне лет, взяла лист бумаги и начала разбивать мою биографию на семилетние циклы. К моему удивлению, получалась весьма забавная картина. Когда мне исполнилось семь лет, мои родители продали большой частный дом на окраине города и переехали в квартиру, ближе к центру. У меня появились новые подружки и новая школа, что естественно, в корне изменило мою жизнь. В четырнадцать лет мне пришлось снова менять школьных учителей и привычный класс. В двадцать один год я вышла замуж, переехала жить к мужу и стала матерью моему сыну. В мои двадцать восемь лет муж поступил в военную академию «жуковку» и я в Москве родила дочку. Тогда же, в двадцать восемь, на моем пути встретилась женщина, которая взяла меня на работу, невзирая на наличие маленьких детей, и многому научила. Передо мной открылась целая семилетка приобретений и личного роста, если можно так сказать. Но, в тридцать пять лет, когда я окончательно поверила в себя, мне пришло в голову, жестко обойти мою покровительницу в работе, забыть о ней и развестись с мужем. Вспоминать об этом периоде дальше не очень хочется, так как это была не самая простая семилетка в моей жизни. Лучше в другой раз.

 

Ноябрь 2000 год. И, все-таки, сегодня я возвращаюсь к той самой женщине, которая определила тогда, в мои двадцать восемь лет, всю мою дальнейшую карьеру. Она была удивительно красивой, светловолосой и высокой дамой польского происхождения. Я пишу о ней в прошедшем времени, потому что впоследствии она очень тяжело заболела, хотя, возможно, она сумела, уже живя в Германии, преодолеть страшный недуг, выпадающий порой на женскую долю. А, тогда, я попросту предала ее, заняв несчастливое рабочее место, хотя упорно и долго убеждала себя в обыденности происходящего. Бесспорно, это было чистым предательством с моей стороны, и об этом шептались во всех коридорах и в курилках управления. Но, она научила меня идти к личной цели, буквально, невзирая на дым коромыслом. Она сама вытянула меня на приличную высоту, закрепила меня перед всеми на нужной отметке и, неожиданно для коллег, сама сорвалась вниз. Ей нужна была моя рука, но я ей ее не протянула, а женщина была уже слишком больной и раздавленной, чтобы выкарабкаться самостоятельно. Благодаря своему происхождению она смогла выехать из России и исчезнуть из всех здешних бед. Позже, я и сама рухнула с высоты, потешая всех живущих в курилке, и напоследок, выделывая фигуры воздушного пилотажа в жидком дерьме.

 

Декабрь 2000 год. Тогда, в мои тридцать пять лет, я потеряла все одним махом, в течении трех месяцев. Так бывает в жизни, и я расскажу об этом самой себе, но только позже, сейчас не смогу. Мне всегда было стыдно за тот период, который опустил меня ниже плинтуса в глазах многочисленной общественности. Мою жизнь спасали в те дни нарядная елка в доме, новогодние рисунки детей и ничто другое, кроме самого Господа и моего любимого праздника.

 

Январь 2001 год. Сегодня ничего не приходит в голову, а только крутятся рифмы, зацепляясь одна за другую, то приближая меня к боли, то уводя от нее в сторону. Моя Цветаева, Цветаева, Цветаева.

Как правая и левая рука –

Твоя душа моей была близка.

Мы смежены, блаженно и тепло,

Как правое и левое крыло.

Но вихрь настал – и бездна пролегла

От правого – до левого крыла.

Как жаль, что мой мужчина изменил мне. И зачем мне дано было узнать про это в таких скверных подробностях? Может, моя сегодняшняя боль нужна дьяволу, чтобы увидеть мой гнев, мою гордыню и ответную неверность? Но гнева нет и в помине, как нет и желания прыгнуть в объятия чужого мужчины, а есть только боль, расползшаяся по всему организму, как малоизученная инфекция, еще не получившая названия и противоядия. В моей голове кто-то роется вместо меня, и пытается найти ответы на то, что даже трудно именовать вопросами. Просто мозговой бред от боли или просто бред.

 

Февраль 2001 год. Не выдержала и попыталась объясниться с мужем, но еще больше запутала сама себя, услышав о том, что я самая любимая, единственная и желанная. Охотно поверила в это. Кое-как заштопала израненное крыло, хотя это не входило в мои ближайшие планы. Хотелось прожить без измен и оставаться счастливой долгие годы. Поворачиваюсь перед зеркалом в профиль и снижаю самооценку, чтобы не развестись еще раз. Начинаю рассуждать. А кто, собственно, сказал мне о том, что я должна быть всегда счастливой и прожить мою жизнь в любви, верности и достатке? Наверное, я сама отожествила себя с вечной любовью. Так, это же обычный бабский миф! Ради него, этого мифа, мы и замуж выходим, заключая сделку с другим человеком, у которого вообще в башке все устроено иначе. Мой муж, возможно, даже не подозревал о том, что ему нужно будет всю жизнь служить моему мифическому представлению о семье и браке. Вот, такая фигня получается. Долой все мифы, до единого. Завтра же встречусь с Михайловым, поужинаю с ним в ресторане и попытаюсь реальнее взглянуть на вопросы семейного взаимодействия.

 

Февраль 2001 год. Михайлов сразу же согласился встретиться, даже отменил важную встречу. Условились состыковаться за час до окончания рабочего дня, недалеко от ворот управления. Я, как – будто буду идти к остановке, а он, как – будто будет проезжать мимо и заберет меня к себе в машину. Вот такую хитрость придумали, сволочи с обручальными кольцами. Придумали не зря, потому что его Светка тоже баба ревнивая, да и мой неверный имеет привычку заезжать за мной после работы. Итак, я уже иду по грязи вдоль шоссе, как дешевая проститутка в дорогом пальто, а сама размышляю о том, зачем мне, замужней женщине, все это надо. Поругиваю себя и своего мужа вспоминаю попутно, но все равно иду, хоть и Михайлова кобелем называю. А вот и он, легок на помине, уже тормозит возле меня.

 

Март 2001 год. С Михайловым и с роскошными ужинами надо заканчивать поскорее, а то я увлекаться им стала. Интересный, между прочим, мужчина оказался, хоть и знаю его целую тысячу лет. В общем, флирт с Михайловым пошел мне на пользу и во вред, во всех смыслах той самой рациональности, о которой талдычат психологи. Сначала, я хотела только крыло подлечить и быстренько улететь от него, потом застряла, юбку новую себе купила, поменяла прическу, кроме того, похудела прилично и стала влезать в дубленку дочери. А когда Михайлов пригласил меня в Варшаву на отдых, я испугалась чего-то и поняла, что хочу с мужем отпуск провести.

 

Апрель 2001 год. Михайлов оставил для меня сообщение по факсу и просил связаться с ним по очень важному делу. Перезваниваю в его кабинет. Оказывается, ему предложили приличную должность в заметном спортивном обществе, и он ждет моей реакции. Поздравляю его, конечно, и искренне радуюсь за него, так как он для меня вовсе не посторонний полковник, а классный мужик, невольно попавший в жернова чужого семейного кризиса. Ну, ничего страшного, больше будет ценить свою жену Светку.

 

Май 2001 год. Отдыхаю с мужем на берегу Волги внутри уютной турбазы, где по вечерам играет танцевальная музыка и зазывает нас на площадку для танцующего люда. Мы стараемся сделать максимально много друг для друга, как двое поистине виноватых. Еще, мы с сексом подолгу возимся возле ночной речки, как с цепи сорвались, дома бы так. Ну что еще делаем? Гуляем вдоль берега и разговариваем. Стараюсь не вспоминать Михайлова и не думать о нем. Могу честно признаться самой себе в том, что я счастлива, хотя еще недавно готова была кричать о том, чтобы муж убирался вон из моей жизни. Теперь, вот, слушаю плеск воды под нашими стопами и различаю в ночи его родное дыхание.

.

Июнь 2001 год. Дома все замечательно. Все реже вспоминаю о Михайлове. Работы навалом, по самую верхнюю отметку. У сына день рождения. Ах, ты мой хороший, самый лучший, поздравляю тебя от всего сердца. Помню, как я, молодая и сильная, бережно вынашивала его внутри себя, и повторяла слова профессора Николаева: «Если и виновата в родовой боли голова, то голова матери, а не ребенка». Мы трудились с сыном вместе, когда я рожала его из себя, а он выбирался навстречу свету. Мы делали это бережно, старались, чтобы не повредить друг друга. А, потом, он долго спал. Его взвешивали, обтирали от слизи и пеленали, а он все спал и спал, шевеля крохотным ротиком. Муж всегда удивлялся тому, что наш ребенок не плачет, а только кушает, пукает, улыбается миру и растет.

 

Июль 2001 год. Ничего случайного не бывает в жизни. Буквально все, что я встречаю на своем пути и от чего раздражаюсь, имеет свой смысл и свое предназначение в нашей судьбе. Помню, как я обижалась на своего отца за то, что наша семья бывает чаще на озерах и реках, нежели на концертах или в театре. Глупая была девчонка и совсем не понимала того, что у меня должен был быть именно такой отец, который покажет мне все отеческое и научит меня не только насыщаться от жизни, но и насыщать, отдавая в ответ. А еще у меня должна была быть именно моя мама, вечно хлопочущая о муже и о доме, научившая меня чувствовать семейное счастье и трудиться над ним без ропотов и капризов, находя все новые радости в муже и детях. В молодости, бывало, я часто осуждала бедных и неухоженных людей, находящихся вокруг меня, и не понимала того, что они показаны мне совсем не случайно и не для осуждения их привычек, а для выражения моего милосердия и сострадания, для выражения благодарности Господу за его милость ко мне. Еще, мне дана была бабушка, позволяющая мне оставаться всегда и везде самостоятельной и принимать решения в одиночку, хотя с ней беспощадно спорили мои родители. Если бы не бабушка, я не смогла бы отпустить от себя и своих собственных детей, а так бы и держалась за материнскую мечту сохранить навечно влажную пуповину. Кто – то совсем невидимый моим глазам, пытается помочь мне, а я все спорю с ним, негодуя на то, что встречается в моей жизни.

 

Август 2001 год. Живя в семье, мне приходится учитывать очень многое из того, что любят или не любят другие люди. Вот, например, приходясь матерью и женой,

я все время обязана помнить о том, что мои желания и личные пристрастия могут идти в разрез с тем, чего хотят дети или муж. От этого сфера личных интересов кажется немного угнетенной. Так думается мне всякий раз, когда я переутомляюсь от дел, и хочется спросить себя: «А что бы ты сделала для себя, если бы у тебя была полная свобода от семьи?» Наверное, я оставила бы в холодильнике только фрукты и сыр. Даже хлеб перестала бы покупать. Связала бы себе огромную ажурную шаль из нежной голубой пряжи. Прожарила бы свое тело на болгарском берегу, перечитала бы Льва Толстого и Гончарова. Пересмотрела бы все старые фильмы, фотографии и дневники. Еще много чего сделала бы для себя лично. А почему же, собственно говоря, я не делаю этого сейчас, и что мешает мне любить себя? Видимо, я не испытываю потребности усиливать любовь к самой себе, потому что меня уже достаточно любят мои дети и мой муж. И мне остается дарить им ответное чувство, чтобы чувствовать себя счастливой, не испытывая дефицита любви. Да и зачем мне вязать ажурную шаль, если мне ее уже подарила моя старенькая мама? И зачем мне ворошить прошлое и пересматривать старое, если сын принес великолепную кассету с современным фильмом, а дочка подбросила шикарную пену для ванны. Чего я забыла в одиночестве, на дорогом солнце средиземноморского курорта?

 

Сентябрь 2001 год. Пишу рано утром, не спится. Рвусь работать. Я всегда буду благодарить господина Сороса за предоставленную мне возможность посвятить целый год моей профессии. Только ей одной, без отчаянных попыток подработать на хлеб с маргарином. В течение двенадцати месяцев мне не придется волноваться о многом.

 

Сентябрь 2001 год. В Америке произошли события, которые можно было увидеть только в страшных кинофильмах. Я никогда не смотрю такое кино, оберегая свое психическое здоровье, но сегодня весь ужас кинематографии превратился в реальность, ворвавшись в каждый дом, и весь мир стал серым от горя. Такое могли сотворить только люди. Сначала у меня было ощущение, что это неправда, и картинка экрана вновь посветлеет через мгновенье. Но этого не случилось. Тогда мне показалось, что таким жестоким не бывает и сам дьявол, с присущей ему силой тьмы и адских мучений. Случившееся в Америке оказалось слишком сложным для того, чтобы сразу иметь силы определить зло. Это нечто большее, чем зло. И все разом затихли. Потребуется немало времени, чтобы охарактеризовать произошедшее, если это вообще возможно понять. Господи, вразуми рабов твоих и помоги людям пережить горе.

 

Сентябрь 2001 год. Познакомилась во время семинара в Институте «Открытое Общество» с замечательной женщиной Натальей Мевх, и с гордостью подумала о том, что на нас, женщинах, еще держится медицина, образование и другие, совместимые с жизнью секторы, как толерантность и гражданское общество.

 

Октябрь 2001 год. Здравствуй, Вашингтон, и прощай, Вашингтон. Мне сейчас не до тебя, мне даже не до мужа, и уж тем более, не до Михайлова, по которому я откровенно томилась перед перелетом. Хотелось позвонить ему и сообщить свои новости. Но, я уже спешу в городок Фэрфакс штата Вирджиния, чтобы рассказать студентам о необходимости продвижения толерантности или чтобы провалиться на смех всему университету Джорджа Мейсона.

 

Октябрь 2001 год. Я еще не верю, что закончился первый семинар, где я представляла мой позорный английский. Студенты не задали мне ни единого вопроса. До сих пор кажется, что меня слушали лишь из вежливости или из сострадания к моему русскому происхождению. Зачем только я напялила на себя этот дешевый хлопковый пиджак? Угораздило же меня еще и анекдот рассказать про туристов и про туалет на открытом воздухе. Никто ничего не понял, даже не улыбнулись. Видимо, они не писают везде, где приспичит. И, кто только выбрал меня в представители интеллигенции, способной взаимодействовать в рамках программы содружества.

 

Ноябрь 2001 год. Поработали замечательно. Студенты пригласили меня в свой клуб на заключительную вечеринку в Фэрфаксе. Они громко задают риторические вопросы, почти не пьют пива и нормально закусывают пиццей и жареной картошкой. Всерьез налегли на вопросы религиозной нетерпимости. Я слушаю их, отвечаю и грущу, потому что ужасно соскучилась по родной церкви Николая Чудотворца и по своему духовному отцу Дмитрию, которому я могу рассказать обо всем, что совершила волею или неволею, в уме и в помышлении. Прощайте, мои дорогие. Прощайте, мудреные автоматы с напитками и сэндвичами, прощай политическая корректность, прощайте мячи в форме дыни, прощай «смоук - фри». Прощайте, скамейки под кленами, где я читала газеты из России. До свидания, знаменитые закаты Вирджинии. Привет, моя Родина со сраной демократией и с дешевой водкой.

 

Декабрь 2001 год. Загадываю желания на будущий год и не могу всерьез сосредоточиться на чем-то одном. Столько всего хочется. И машину нужно поменять на «Фольксваген» и окнами следует заняться. И всего такого прочего навалом требуется. Но, после Фэрфакса я научилась желать главного, а, именно, чтобы мы, люди, любили и понимали друг друга. Браво, Вам, господин Сорос! Спасибо моему Господу и моему духовному отцу Дмитрию.

 

Январь 2002 год. Все новогодние праздники я прокружилась вокруг моей семьи с салатницами и с тарелками. Уже накануне Рождества, я сделала громкое заявление о том, что устала, и мне бы хотелось выпить столько шампанского, сколько в меня влезет и еще добавить сверху горочкой. А еще мне хотелось бы пролежать целый день на кровати и смотреть поочередно все серии «Крестного Отца». А, еще я желаю золотой кораблик, как символ путешествий. Сказала об этом вслух, выплеснула на мужиков речь о неравноправии женщин и забыла. Однако, в самый праздник Рождества, ранним утром, муж поставил возле кровати ящик ростовского полусладкого, а следом и сын вручил мне любимый фильм «Крестный отец» в трех кассетах. Я была так удивлена, что не сразу заметила золотой кораблик, покачивающийся на моем браслете. Они подарили мне светлый день мужской и сыновей любви и благодарности, а потом вместе со мной бездельничали до самого вечера, упиваясь хмельным напитком и разговорами о своих мужицких делах. Вот, так мужики! В чем могу честно признаться, так это в том, что мне всегда везет на мужчин, кем бы они не приходились мне по жизни, даже если просто попутчиками во время побега от семейного кризиса.

 

Февраль 2002 год. Сейчас наша перестройка плавно меняет формулировки и крадучись копирует жопу западной демократии. Демократического лица пока не видно, но уже заканчивается большой государственный погром, где было трудно что-то понять, а нужно было только быстрее соображать, чтобы выжить. Помню, десять лет назад, когда все звери из социалистического цирка были отпущены на волю, я не знала о том, кто я теперь такая и где мне следует обрести эту самую свободу, которую я никогда не видела в глаза. Еврейка ли я, русская или никто? Мимо меня пробегали остальные обезьянки и жирафы, кто куда мог, боясь объединиться не с теми или быть съеденными другими. Хромые, незрячие, больные и старые затаптывались тут же, ногами бегущих следом. Дрессировщики, как один, канули в неизвестность, а мы, привыкшие мяукать и реагировать хвостом на взмах хлыста, совсем не понимали тогда, что нам следует делать при отсутствии дрессуры. Еще несколько лет назад мне казалось, что я только и мечтаю о свободе слова и действия, а потом я разом растерялась, онемела и побежала, чтобы не отставать. Не было больше колбасного куска за нужное слово и не было аплодисментов за отработанное сальто. Делайте все то, что захотите, и питайтесь тем, что сыщете сами. И вправду, по лапам и по хвосту больше меня не ударяли ни разу, но жрать хотелось ужасно. Включила телевизор и услышала голос одного знакомого дрессировщика, который во все времена воровал мясо из нашего цирка, а теперь предлагал какую-то программу выхода из кризиса. Он обещал отдать нам всего себя на производство и переработку, лишь бы были счастливы я и мои дети. Помню еще, как позируя перед телекамерами, бросил свой партийный билет главный режиссер моего любимого театра. Меня затошнило. Я вышла на улицу, и мне в руки дали открытку с портретом, где новый лидер улыбался, как родной. Он был трезв и красив. Захотелось поверить хотя бы ему, потому что я искала опору. Теперь он уже не встречается мне на открытках, но и я, слава Богу, вырастила детей и избавилась от того страха, будто бы без него пропадут разом все россияне. Ничего не рухнет и никто не пропадет. Мы сограждане будем жить дальше, потому что мы, все вместе, уже прошли реальную школу выживания. Теперь я вновь перечитываю О, Генри и без злости улыбаюсь тому воспоминанию, когда и сама бежала в никуда, готовая была продавать хоть золотые кирпичи.

 

Март 2002 год. Муж совсем обезумел от ранней весны и подарил мне в женский день набор кремов для увядающей кожи в унижающем меня комплекте с напольными весами. Пришлось развести щеки в разные стороны, сделать типа улыбки и принять из родных рук дорогую косметику и коробку для взвешивания стареющего тела, хотя возникало искреннее желание возмутиться. С косметикой все обошлось более или менее благополучно. Она, и в самом деле, оказалась от хорошего производителя и не вызывала аллергических реакций, помогая моей коже обретать завидную бархатистость и ухоженность. Сложнее обстояло дело с весами, от взаимодействия с которыми я объявила пост до самой Пасхи для всех членов моей семьи, включая мужа – мясоеда. Дочка сразу же и с радостью поддержала материнскую идею, увидев в моем лице единомышленника в борьбе с лишними килограммами, а муж начал раздражаться каждый день, в надежде получить на ужин котлеты или голубцы. Пост обернулся для нас некоторой неожиданностью, о чем мы даже не задумывались никогда раньше. Оказывается, наша семья может обходиться без мясных блюд и питаться более разнообразно, нежели до момента взвешивания на новых весах. К моей радости, я съела в течение двадцати дней, вместе с овощами и с соками, четыре килограмма собственного жира, а дочка влезла в любимое черное платьице для коктейлей, после чего муж заявил, что уже привык питаться всякой херней и стал меньше курить.

 

Апрель 2002 год. Только что закончился рабочий день, и все дружно намылились выпить пива с подполковником Старым и проводить его в отпуск, но из мужской колонии строгого режима был совершен побег. Старого было жалко до слез, так как он впервые после своего разорения в известной финансовой пирамиде, снова накопил денег и засобирался выехать за пределы мегаполиса. Времени на разочарование по пивному отбою не было ни минуты, потому что все управление мигом забегало, захрипело по внутренней связи, запрыгало в личные и служебные машины и рассредоточилось по аэропортам и железнодорожным узлам. Подполковник Старый, совсем потухший и поникший от такой подлянки, находился рядом со мной и с сопливым офицером Серегой у входа в аэропорт, рядом с автомобильной парковкой.

- Пойдемте, пива попьем, - грустно предложил нам Серега минут через сорок бесполезного стояния на асфальте, видимо, понимая всю абсурдность своего предложения.

Ему дружно не ответили, но он осторожно добавил:

- Я знаю как отправить Николаича в Сочи сегодня, за счет управления.

В баре аэропорта почти не было свободных мест, и мы тяпнули по коньяку прямо возле просторного окна, выходившего на взлетную полосу.

- Докладываем начальству, что человек с приметами Бешенного замечен пассажирами, как отлетающий рейсом на Сочи. Вылет через минуту. Задержать рейс не успеваем с нашей связью. Правильно? Вот мы втроем и будем на курорте следующим же самолетом. – Озвучил гениальную идею сопливый старлей, а мы со Старым одновременно вздрогнули немолодыми, но еще авантюрными телами.

Муж прилетел ко мне только через три дня, когда мы уже полностью освоились со своими служебными обязанностями и успели пропить все карманные деньги. Отбой нам был дан только спустя неделю, когда Бешенного задержали менты в десятке километров от родной колонии, на хате у сожительницы.

 

Май 2002 год. Я сейчас очень нуждаюсь в поддержке, хотя не хватает сил поговорить с кем-то, даже с дочерью. Живу на пределе своих возможностей. То смеюсь, то плачу, то принимаюсь глотать витамины и отказываюсь понимать, что мною прожита добрая половина жизни. Моя кожа обветрена ветрами, сердце прокурено, стопы растоптаны. Отчего я так запаниковала, словно бы никогда раньше не слышала о менопаузе? Ведь, я всегда знала, что рано или поздно наступит такой период. Не знаю, что ответить самой себе и как принять это. Наверное, я не ожидала климакса теперь, когда переполнена от желаний работать, двигаться и любить. Но, разве менопауза делает меня неподвижной или не позволяет любить? Нет, дело не в этом. Просто я хочу еще и еще чувствовать себя женщиной. Остановка регулярных циклов лишает меня комфорта вести женский календарь и покупать прокладки, а я хочу делать пометки в своем календаре и выбирать прокладки в супермаркете. Менопауза пришла ко мне без предупреждения, и я еще не готова принять ее. Словно бы сама природа потребовала от меня отставки, не желая видеть меня беременной или сексуальной. Она лишила меня какого-то выбора, и мне трудно смириться с этим.

 

Июнь 2002 год. Весь день работала в отряде среди ВИЧ - инфицированных осужденных, принимая и выслушивая мужчин. Чем я могу им помочь, если они не получают от нашего государства самого элементарного, как туалетную бумагу и витамины, конверты и полноценное питание, на что имеют полное право. Как объяснить главе государства, что они жители России, за которых он в ответе? Я написала письмо в федеральный правозащитный журнал, надеясь привлечь общественные инициативы к проблемам содержания ВИЧ - инфицированных в колониях, но журнал отмолчался. Возможно, в правозащитном поле есть более значимые проблемы, чем простые люди. А, возможно, в Россию не пришли еще средства из-за океана на озвучивание этой беды.