Горбушка хлеба чёрного, Пустых бутылок ряд… Вокруг лишь травы сорные, Картофь да самосад. Ах, что за жизнь позорная? И кто в ней виноват? В том, что поля не кошены, В том, что дома заброшены? В печи – икона чёрная… Оплавился оклад – Ребятушки проворные Подумали, что клад. Вокруг поля просторные, Мычанье тощих стад. А люди пьют да маются… Как это называется? Храм: купола оборваны, На крыше – березняк. Всё напрочь разворовано: Помои да бардак. И кружат, кружат вороны, А на душе всё мрак. А из-под сводов каменных Один лик смотрит праведный… Один – над осквернением – Не стёрт рукою злой. Один – парит над тлением – Не изгнанный святой… Как не забиты временем Мы все в один покрой, А всё-таки мы разные, Хоть часто безобразные… За церковью дороженька – Конца ей не сыскать. Пройти – опухнут ноженьки. Людей напрасно ждать. Оставил землю боженька Худеть да пропадать. Мелькают избы чёрные, Пустые, беспризорные… И взором заколоченным Глядят уныло вслед, Как будто озабочены Тем, что хозяев нет, Чьи кости истолочены За 80 лет. Дороги разворочены, Домишки раскурочены… Детишек стайка резвая Гонялася за мной, Соседушка нетрезвая Звала на ужин свой. А сердце, что зарезано, И сбит тоскою бой. Всю ночку проворочилась… Мерещилось, пророчилось… До почты перелесками По тропочке брести. С опаскою есть веские Причины здесь идти: Гадюки дремлют мерзкие В траве да на пути. Иду, как обожжённая, Сто крат остережённая… А ночью небо звёздное! А ночью вид такой, Что настроенье слёзное, Точно сняло рукой. И всё, доселе грозное, Наполнилось красой. О, самые отрадные Часы мои закатные! Выходишь в поле чистое, Где нет слезливых ив. И небеса зарнистые Целят души нарыв. Ступает ночка мглистая, Всю горечь заслонив. И храм восставшим кажется, И всё-то, всё миражется… |