На наш очаг ползла беда Страшной коричневою тенью. Мы расставались навсегда В то роковое воскресенье. Во мгле утра настиг удар… Толпились люди на перроне. И горько выли поезда, Как матери от похоронок… Я помню: было пять утра. Уже гремели взрывы близко… Средь опустевшего двора В пыли лежала кукла Лиза… Последний взгляд: глаза в глаза. Тебе – вперёд. А мне – напротив… И тихо вытекла слеза. Нельзя! И поезд уж отходит… Уходит в тыл… Уходит прочь… Стучат безжалостно колёса. И было бы совсем невмочь, Коль не сплотила б всех угроза… Я буду с завистью смотреть На «треугольники» чужие, Писать без адреса… Ответь! – Моля, как многие другие. А адрес – фронт. Ищи-свищи. Лишь был бы жив! О если б только! Не думать! Молча воз тащить… Нам всем дурная пала доля… Я помню вживе до сих пор Перрон и грохот битв далёких… Да полустанки те. И взор Прощальный твой уж на пороге Черты последней… Если б знать, Ютясь на сером полустанке, Что в Ленинграде сгинет мать, Что по пятам грохочут танки, Что ты… С ума б сойти тогда! Но укрепляла общность раны: Одна на всех война, беда И вестник – голос Левитана. Давно уже всё позади… Пришёл заветный день весенний. Но всё горит огнём в груди То роковое воскресенье! |