-Приговор подписывать не стану!- Сказал член военного суда. Лукасиньский Валерьян устало Отложил перо на край стола. -Разве может офицер армейский За пирушку и смешной куплет Наказать острогом Енисейским, Срывом офицерских эполет!- Всемогущий Губернатор Польши Сам холопов никогда не бил. На охотах пропадал всё больше В той стране, которой не любил. Не подписан Приговор! От гнева Князь вскочил, над выходкой смеясь. И того, кто справа был и слева, Плёткой по лицу ударил князь! И коню досталось шпорой жёсткой. Ускакал с охоты Константин… В тот же вечер в кованой повозке Валерьян увезен в равелин. С грамотой, в которой Повеленье: -Семь годов в оковах отсидеть. До Особого Распоряженья Узника помиловать не сметь!- …По мощёным улицам Варшавы Мчат повозки, душу холодя. И уланы городской Управы На красоток смотрят, проходя. У костёлов, как и у кофеин Много дам, затянутых в корсет. Новости российские желтеют На обрывках сорванных газет. Времена меняются… Вот горсткой Бельведер Варшавский штурмом взят И студент по имени Высоцкий «Ремингтон» наводит на солдат… Бросив всех Светлейший князь умчался, Глядя из кареты на толпу. И, украдкой, тихо улыбался Золотую прихватив казну! Заодно и пленника в оковах Взял с собой до Шлиссельбургских стен, Чтоб его не выпустили снова Те, кого он защищать посмел! Ну, а бунт – на то Приказ казакам: -Утопить волнения в крови! Показать зарвавшимся полякам Место их - у Царственной ноги…- В Шлиссельбурге – тёмны казематы, Толсты стены. Мрак и тишина. Широки для узников палаты. Среди них – особенно одна… Здесь в Петровы времена былые За измену, слыша звон цепей, Взвыла зверем пойманным Мария И казнён в Столице Алексей! Кандалы примерила тугие Первая избранница Петра, Что звалась с рожденья Евдокией И носила род Лопухина… Здесь гостили всё вельможны Лица, Звания – не годный нынче щит, Долгорукий и князья Голицыны, А затем Бирон, как временщик… Здесь, в пределах собственного крика, Был убит Наследник на Престол. И закопан без Святого Лика. У стены, где царствие нашёл… Вот сюда и прибыл Лукасиньский Средь драгун, где птицы не поют. В кандалах пройдя весь путь неблизкий. Здесь найдя последний свой Приют. …Годы шли, как слово шло за словом. И Министр военный Чернышев Вдруг спросил: -За что старик закован, Расскажи, любезный граф Орлов?- И глава Сыскного Отделенья Отвечал: -Не знаю, господа! Но, увы, другого повеленья, К сожаленью, не имею я… Пусть сидит и не будите Лиха, А то сядем вместе ни за что. Высочайше сказано мне тихо, Чтоб сидел, как Брат желал того…- Птицей унеслись десятилетья. Сорок пять, пустых по сути лет, Валерьян их, словно, не заметил, Жизнь пропета, как один куплет! В том куплете – лишь запев, как крылья, Молодость, товарищи и честь… Если мы об этом говорили, Значит это всё на свете есть! |