бумага рисовальная бела дыханье флейты времени и мгла сквозь сумерки в воздушной позолоте Гольбейн Мантенья Босх Буонаротти и пальцы мне неведомый кладёт на лоб и веки – грезится в щепоти ладони той знак светлого крыла Он говорит порочна суета сквозь мрак и стылый хаос красота Творенья открывается слепому когда в увечном чаянии Богу молитву о прозрении несёт как зеркало бессмысленно без ока смотрящего в него – так темнота удел для глаз когда не явлен свет он говорит и странный тот совет я понимаю не о светотени но между тем парящий в лёгком крене софит исторгнет белые лучи натурщице на нежные колени и подо мной качнётся табурет он заскрипит бумаги хрустнет лист расправит парус лёгкий как батист зашелестит на буковом мольберте он порами и фибрами поверьте графита ждёт как пашня борозду что уголь остроточенный начертит как со смычком управится альтист поглотят стены нервную волну моргни и шорох вспорет тишину в крахмале снежном встанут вертикали сил гравитации из горизонтной дали потянутся дороги перспектив зачатки форм в воздушные спирали рождённое пространство завернут а там взойдёт софитная луна и снова вспыхнет древняя война меж Светом нисходящим и Тенями две армии штыками ли клинками границы нетерпенья проведут то было всё предсказано волхвами и битва та была предречена в веках и на земле и в небесах за дюйм за пядь в сердцах на пустырях сражаться будут грозные стихии и вот когда их битвы затяжные на время к равновесью приведут в моём листе – улягутся штрихи и гул стихнет в остывающих осях тогда на поле брани и вражды живых деталей юные сады качнут листвой и в них легки беспечны засвищут свиристели защебечут синицы глаз воробушки ушей и коростели губ в тумане млечном протянут руки тонкие плоды и оживёт графическая плоть пространства рисовального ломоть его зачин устройство и открытье войдут в графу космических событий лист ждёт - его просторы побороть по лезвию уменья и наитья веди меня таинственный Господь |