1 Труба была в диаметре сантиметров двадцать. На высоте четвёртого этажа она соединяла два корпуса старого полуразрушенного пивзавода, нашей «рыцарской крепости». Прошагать пять метров над пропастью было серьёзным испытанием для тринадцати – четырнадцатилетних подростков. – Давай, Серый, не дрейфь! – Ты же видел, все прошли. – Только в первый раз страшно... Это кричали мне. Все пацаны действительно уже перебежали по трубе на соседнюю крышу и лежали там на шифере. Они курили «Приму» и потешались надо мной. Я боялся идти. Внизу валялись битые кирпичи. Упасть означало убиться. Солнечные блики играли на трубе и слепили глаза. Я был своим в этой компании, все знали, что я не подведу в драке, тем смешнее было пацанам сейчас. Серёга Петров трусит! Даже маленький Мыня – и тот прошёл по трубе. Петька прошёл, Вадик... Все прошли! Смешно, конечно. Две недели я не выходил из дому: в мае искупался в речке и схватил ангину с осложнениями. А пацаны как раз за это время освоили трубу. Раньше мы по ней не ходили, на крышу и на чердак поднимались через подъезд. И вот теперь я остался единственным, кто не сдал «проверку на мужество». Я поставил ногу на трубу. Мои друзья оживились. Каждый считал своим долгом что-то посоветовать. – Вниз, главное, не смотри, и всё будет нормально! – От солнца прикройся ладонью! – Ты что, больной – «ладонью»? А равновесие как держать? Не слушай его, Серый, просто прищурься! – А что, я ладонью прикрывался... – Ну, так ты же ненормальный у нас... Все засмеялись. Только мне было не смешно. Я всё никак не мог решиться. – Ну, давай, Серёга, не тяни. В чику (1) пора играть! Удивительно: никто не сомневался, что я пройду. Они не понимали, как я боюсь высоты. Мне подумалось, что ударь двух человек в одно и то же место и с одинаковой силой, и один закричит от боли, а другой промолчит – не потому, что у кого-то из них сильнее воля, а просто первому на самом деле будет больнее, чем второму... Под разочарованное молчание пацанов я перешёл трубу на четвереньках. Авторитет мой заметно пошатнулся. В открытую никто не смеялся, но я и сам чувствовал неловкость. Друзьям было как будто совестно за меня. Я не знал, что сказать. В чику играть сразу расхотелось. Полежали на крыше, поплевали вниз, помолчали. Сегодня нас собралось мало, всего пятеро, а вообще компания была большая, временами доходившая до двадцати пацанов. Самому старшему, Федьке Кузнецову, он у нас и задавал тон, – пятнадцать лет. Все мы были из одного района, «пивзаводские». В конце семидесятых годов большинство подростков нашего города делилось на такие группировки, в одиночку по улицам никто не ходил, чужих ловили, задавали дежурный вопрос: «С какого края?» – и били. Дело шло к вечеру, солнце садилось, становилось скучно. Мы и не подозревали, сколько испытаний нас ещё ждало сегодня. Крыши у пивзавода – почти плоские, и Петька с Вадиком прямо возле трубы сели играть в карты. Мыня и Игорь устроились к ним поближе, рассчитывая присоединиться на следующий кон. Я уныло смотрел на дорогу. И тут показался Басмач с худеньким пацаном-богомольцем. Вернее, мы тогда ещё не знали, что он из верующей семьи. Но какая-то его необычность была заметна сразу. Отец рассказывал, что многие христиане стали селиться в нашей местности, когда их начали преследовать власти на Украине. Но меня в четырнадцать лет религия интересовала мало... – Это кто там идёт рядом с Басмачом? – спросил я. – Кого-нибудь без меня принимали? Все посмотрели на дорогу. Новенького никто не знал. И только вездесущий Мыня сказал, что Басмач обещал привести в компанию какого-то своего нового приятеля. Через пару минут друзья вылезли на соседней крыше. Под бурные приветствия Басмач спокойно и уверенно перешёл по трубе, было сразу видно, что ему это не впервой. Мы пожали руки. – А это Лёха Курочкин, – сказал Басмач, – он хочет дружить с нами. Я за него ручаюсь. Новичок замешкался у трубы. «Неужели пройдёт сразу?» – меня вновь кольнуло чувство собственной неполноценности. – Ты что, Лёха? Иди сюда, не бойся! – подбодрил его Басмач. Новенький сильно побледнел, что-то прошептал себе под нос и, раскинув руки в стороны, быстро перебежал к нам. Все стали жать ему руки и хвалить наперебой. Редко кто так быстро решался пройти по трубе с первого раза. Я почувствовал себя глубоко уязвлённым. Теперь расскажут всё Кузнецу, а уж тот не постесняется посмеяться мне прямо в глаза! И зачем вообще сдался нам этот новенький? – Лёша, – со счастливой улыбкой протянул он мне руку в этот момент. – А ты чего улыбаешься? – хмуро спросил я и не подал руки. Мне вдруг пришла идея побить его, всё не так позорно будет. Новичок – щуплый и неказистый. Я был заведомо сильнее его. Глаза Лёши выразили недоумение, он опустил руку и уже хотел отойти от меня, но тут я резко схватил его за плечо. – Куда ты меня послал? – спросил я громко, чтобы все слышали. Пацаны с тревогой посмотрели на нас. – Никуда я тебя не посылал, – растерянно ответил Лёша. – Серый, подожди! – между нами встал Басмач. – Не надо, это мой друг! – Ты тоже своё получишь, – зло проговорил я и оттолкнул Басмача. Сжав кулаки, я вплотную приблизился к новичку. Затылком чувствовал на себе недружелюбные взгляды пацанов. Они понимали истинную причину моей нелюбви к этому Курочкину. Но в отсутствии Федьки я был здесь самым старшим и сильным и потому оставался спокоен. Из-за никому неведомого новичка пацаны на меня бы кучей не кинулись. Через несколько секунд я двумя сильными ударами уже разбил своему противнику губы и посадил фонарь под левый глаз. Он почему-то не сопротивлялся, и оттого я ещё больше был сегодня всем неприятен. – Серый, ну хватит... прошу тебя... не надо больше! – Басмач вновь попытался заступиться за друга. – Уйди или следующим будешь ты! – заорал на него я. – Ты почему не дерёшься? – хмуро спросил я новенького. Лёша промолчал. Я немного отошёл назад и с размаху дал ему ещё раз в лицо. У него носом пошла кровь. Драка была закончена. Новенький тихо сел возле вентиляционного люка, закинул голову вверх и стал унимать кровь. Басмач поспешил к нему на помощь. Я же, красный от возбуждения, сел играть в карты с остальными пацанами. Все поглядывали на меня с опаской. Авторитет, по дворовым понятиям, был восстановлен. Начинало смеркаться. Наверное, ещё полчаса – и мы разошлись бы по домам. Но, как выяснилось вскоре, наш сегодняшний вечер ещё только начинался… – Серый! – испуганным голосом вдруг закричал Мыня. – Серый, татарские! «Татарские» – так называлась враждовавшая с нами группировка с другого конца города. Я посмотрел вниз, куда показывал пальцем Мыня, и увидел человек пятнадцать татарских, с палками, цепями, они бесшумно подходили к подъезду нашего корпуса. Бабай, их предводитель, здоровый пацан лет шестнадцати, тоже был с ними. – Серый, бежим через трубу, пока не поздно! – взмолился Мыня. – Заткнись, – сказал я. – Бегом на чердак, закрой дверь на засов! Мыня мгновенно скрылся исполнять приказ. Я обернулся к компании. Все на меня смотрели расширенными от страха глазами. – Ну что, воины? – усмехнулся я. – Кажется, кто-то был сегодня мной недоволен? Кажется, я был сегодня маленечко не прав? Сейчас посмотрим, может быть, татарские будут добрее меня? Я зло сплюнул. Выследили, когда ни Федьки Кузнеца, ни пацанов сильных – никого нет! – Серый, почему мы не бежим через трубу? – теперь заныли Петька с Вадиком. – Вы что все Бабая за дурака держите? – я показал пальцем на Петьку и Вадика. – Бегите, я разрешаю! Пацаны неуверенно, оглядываясь на меня, подошли к трубе. Вадик пошёл первым. И тут сразу же из чердачной будки на соседней крыше, как я и думал, выскочили двое здоровых татарских пацанов с длинной палкой. Один из них, жмуря глаза и кося под психа, стал бешено вращать своей дубиной и орать: – Ничего не вижу! Ничего не вижу! Я слепой! Я слепой! Вадик со страху едва не потерял равновесие, с трудом развернулся на трубе и кое-как запрыгнул на нашу крышу. Теперь эти двое татарских уже не прятались, а нагло уселись возле трубы и постукивали по ней своей чудовищной палкой. Куражась, кричали, что они психи, у них жёлтые справки, и если кого-то скинут вниз, им за это ничего не будет. Наши пацаны приуныли. Вернулся Мыня. – Серёга, – сказал он мне, – я задвинул засов, но дверь слабая, они могут поломать. Уже слышно их, идут по подъезду! – А ну, все на чердак, бегом! – скомандовал я. Мы по очереди спустились на чердак. Здесь стоял наш старый диван, им мы укрепили дверь. Потом сели на него и стали ждать. Шум на лестнице усилился. И вот наконец послышался сдержанный смех и деликатный стук в дверь. – Да-да? – спросил я, стараясь сохранять хладнокровие. – Здравствуйте, – заголосил Бабай, подражая детскому голосу, – пустите погреться, пожалуйста! Все татарские заржали. – Простите, это лошадь? Ей сена свежего не надо?! – вдруг смело выкрикнул маленький Мыня, обыгрывая популярный в то время среди нас анекдот. Я похлопал его по плечу и прижал указательный палец к губам: – Тс-с, говорить буду я! Бабай взревел: – Кто здесь за старшего? Почему салаги вмешиваются? – Чего надо, Бабай? – А-а, Серёжа, – узнали меня за дверью, – адъютант Кузнеца... А где сам Кузнечик? – Был бы здесь Кузнец, так ты, смельчак, сюда не вламывался бы с цепями да палками... – Я?.. Я?!. – задохнулся Бабай от злобы. – Я твоего Кузнеца один на один в три секунды разделаю! – Ну-ну, расскажу завтра Федьке... – Короче! – рявкнул Бабай и с силой пнул дверь (она, припёртая диваном, не поддалась). – Мы знаем, что вас всего человек семь – восемь. Нас здесь – девятнадцать! Ты, Адъютант, всё понял? – Понял... и что дальше? – Наши условия: вы открываете дверь, снимаете с себя одежду – всю одежду! – и голыми разбегаетесь по домам. Бить не будем... Другие татарские за дверью возмутились. – Давай им хоть по одному фингалу поставим! Они наших в парке на танцах тогда как отделали?! – Хорошо, – уступил общественному мнению Бабай, – условия поправляем: голые – раз, и по одному фонарю каждому – два. Это всё, даю слово! – А если мы не согласимся? – спросил я. – Пять минут вам на раздумья. Потом ломаем дверь и молотим чем попало! – голос Бабая стал удаляться, татарские, очевидно, спускались вниз. – И всё равно только голыми выпускать будем! Стало тихо. Мы сбились в тесный кружок и говорили едва слышно, опасаясь подслушивания. – Голыми! – возмущённо начал Игорь. – Опозорить хотят, потом весь город над нами смеяться будет! – Кузнец нас убьёт, – поддакнул Петька. – Значит, выбора у нас нет, – заключил я. – Укрепляем дверь, минут десять – пятнадцать штурма она выдержит... А потом – бьёмся смертным боем! Я подошёл к окну и посмотрел на соседнюю крышу. На улице было уже почти совсем темно. Часовые татарских («психи») развели небольшой костерок прямо на крыше и дежурили возле трубы. Здесь не пройдёшь, можно убиться... И почему сегодня пришло так мало наших? Ведь бывали дни, когда человек по пятнадцать – двадцать собирались. Вот дали бы сейчас бой! Самого Бабая без штанов домой бы отправили... – Серёга, есть идея! – вдруг возбуждённо прошептал мне на ухо сзади Басмач. Я обернулся на голос. На меня в упор смотрел Лёша Курочкин: один глаз заплыл, на губах и под носом – запёкшаяся кровь. Да, немного досталось бедняге... – Ну? – спросил я друзей. – Я пойду сейчас вниз, к татарским, – спокойно и холодно предложил Лёша, – меня ведь там никто не знает. Скажу им, что вы меня привели к себе и били. Они меня отпустят, и я сбегаю за Кузнецовым. Кузнецов позовёт тех, кто поближе живёт, и через двадцать минут мы будем здесь с подмогой. – Ну как? – восхищённо вставил Басмач. – Лёха это сам придумал! – Ты ему веришь? – спросил я Басмача. – Конечно, Серый! Отвечаю за свои слова. – Хорошо, давай попробуем, всё равно это наш единственный шанс. Адрес Кузнеца знаешь? – Советская 5, квартира 4, – кивнул Курочкин. – Правильно, давай дуй! Мы отодвинули диван, открыли дверь и выпустили Лёшу в подъезд. Он сразу скрылся в темноте. – Вали отсюда и больше нам не попадайся! – для страховки громко сказал я вслед. 2 Я шёл по лестнице вниз и готовился к предстоящему разговору с Бабаем. «Ты ему веришь?» – напоследок спросил Витю (Басмача) Серёга. Обидно, конечно, что меня так встретили. Отец говорил, что мне нужно подружиться с ребятами во дворе, чтобы не выглядеть чужаком. Вот и подружились... Мысленно прочитав 90-й псалом, я вышел из подъезда и тут же был окружён татарскими. – А это что ещё за красавец? – ткнул меня пальцем в грудь Бабай (я его узнал по описаниям Вити). – Я не красавец, – сказал я. – Меня били. – Ведите его к огню! – крикнул кто-то. Меня подтолкнули к только что разведённому костру. Бабай важно сел на какой-то ящик и начал допрос. – Значит, они тебя били? – с притворным сочувствием спросил он. Я кивнул. Моё разукрашенное лицо говорило само за себя. – А почему Адъютант тебя отпустил? – Он сказал, что с меня хватит на сегодня... Все вокруг засмеялись. – Пора идти ломать дверь, – обращаясь к Бабаю, сказал мрачный парень с большими круглыми часами на цепочке, которые он держал в руке, – уже семь минут прошло! – Подождём ещё, – властно изрёк Бабай, – никуда они не денутся. И снова повернулся ко мне: – А ты не боялся идти к нам? Мы ведь тоже бить умеем. – Я подумал, что их враг – ваш друг, – тут мне пришлось опустить глаза, чтобы скрыть их блеск. – Так, – усмехнулся Бабай, – друг ты наш, скажи-ка для начала, где живёшь, где учишься? – Я приезжий... – Кто-нибудь раньше видел этого мальчика? – спросил Бабай, обращаясь к своим парням. Как я и предполагал, меня никто не знал. В городе я жил только три месяца. – Что будем с ним делать? – спросил Бабай. – Отпустите меня, – жалобно попросил я. – Его отпускать нельзя, – сказал парень с часами, – он может быть шпионом. – Да, пусть лучше остаётся с нами до конца! – подтвердили ещё несколько голосов. – Видишь, – обратился ко мне Бабай, – тебя не хотят отпускать, ты всем понравился. Мы сделаем так: когда поломаем дверь и скрутим их, ты за свой фингал отомстишь – каждому поставишь по такому же... Это будет здорово! Как будто и не мы били. Это будет твоя месть!.. Приезжих пусть не обижают. Мы даём тебе такое право, чтобы ты плохо про наш город не думал и другим рассказал, какие справедливые пацаны здесь живут. Но учти: будешь бить слабо, сам получишь от нас. Всё понял? – Понял, – ответил я. – Только дверь вы у них не поломаете. – Это почему? – насторожился Бабай. – Они изнутри её укрепили диваном и будут при вашей атаке все упираться ногами. Я слышал... – Так. А что ещё ты слышал? – Больше вроде ничего, но я знаю, как сломать эту дверь. – Да-а? – удивился Бабай. – А ну-ка, расскажи. – Здесь неподалёку есть место, где можно набрать старой фотоплёнки... Кусок плёнки заворачиваешь в бумагу и поджигаешь, потом огонь сбиваешь – получается «дымовуха». Проверено: дымит зверски! Если приготовить сразу несколько таких штуковин и засунуть их в щель под дверью, будет настоящая химическая атака. Те пацаны не смогут долго находиться на чердаке и вылезут на крышу... Вот тогда выломать дверь можно будет запросто. – Неплохо придумано, – согласился Бабай и обвёл вопросительным взглядом своих людей. Тут подошёл долговязый малый с кастетом, его руки были перевязаны кожаными ремнями: – Может, лучше, того... наложить к дверям дров и сразу поджечь? Я в кино видел... – Идиот, – сказал Бабай, – видишь дома рядом, какая-нибудь бабка сразу вызовет пожарников. Он ещё немного помедлил и сказал: – Поступило дельное предложение. Помните, мы тоже раньше делали дымовухи? Сейчас начнём ломать дверь, а кто-нибудь один пойдёт с этим изобретателем за плёнкой. Есть добровольцы? – Давай я пойду, – к костру вышел крепкий пацан с длинной цепью, перекинутой через плечо. – Хорошо, Руслан! Постарайтесь побыстрее. Если дружок нас обманывает, ты знаешь, что делать... Руслан слегка хлестнул меня цепью по спине. – Да я ему голову оторву, если не будет плёнки! Я попытался улыбнуться. Мы с Русланом отошли от костра и погрузились в ночной мрак. Бабай повёл остальных на штурм чердака. Чтобы я не сбежал, Руслан продел свою цепь через ремень моих брюк, так что я шёл впереди него, как собачка на поводке. Я торопился. Штурм уже начался. Как мне одолеть сильного конвоира, я совсем не думал... Я завёл его на стройку возле улицы Советской. Где-то здесь, совсем рядом, живёт Кузнецов. То и дело запинаясь о разбросанные по двору доски, мы с Русланом прошли внутрь строящегося пятиэтажного дома. – Вот, в какой-то из этих комнат, – сказал я, лихорадочно соображая, что делать дальше. – Сейчас достану спички, – Руслан одной рукой держал цепь, а другой стал хлопать себя по карманам. Вокруг была абсолютная темнота. Я вытянул руки вперёд и нащупал возле стены металлический отвод, вероятно, соединённый с батареей. Сердце учащённо забилось. «Господи, помоги мне!» – беззвучно прошептал я и тихо расстегнул пряжку на ремне. – Куда я засунул спички? – недоумевал Руслан. Бесшумно ремень выскользнул из петель на брюках. Я сделал шаг вперёд, обхватил тонкий отвод и застегнул на нём пряжку. – Ты чего дёргаешься? – забеспокоился Руслан, в его руках уже шуршал спичечный коробок. Я ударил на звук и, вероятно, выбил у него спички. Затем мгновенно выскочил во двор, где наткнулся на ограду и затаился в кустах. Вслед за мной выбежал Руслан. Однако найти меня в темноте, а тем более поймать, у него не было никаких шансов. Руслан направо и налево в отчаянии хлестал цепью – в общем-то уже бесполезной – и истерично всхлипывал: «Как пацана... как пацана!..» Подождав немного, я поднялся с земли, отряхнул коленки, и, поддерживая руками спадавшие штаны, незаметно ушёл со стройки. Пусть теперь Руслан поищет плёнку без меня! Я вышел на освещённый электрическим светом перекрёсток. Пора действовать: Советская 5, квартира 4! Ребятам на чердаке ломают двери, долго они не продержатся... Квартира Федьки Кузнецова оказалась на первом этаже – хоть небольшая, но экономия времени. Я нажал два раза кнопку звонка и только после этого подумал: «А который теперь час?» За дверью было тихо. Все, очевидно, спали. Но вот наконец послышались тяжёлые шлёпающие шаги, в прихожей зажёгся свет – это было видно через глазок – и дверь открылась. На пороге появился огромный рыжий мужик в красных семейных трусах и в тапках. Зевая, он почёсывал волосатую грудь. – Федю позовите, пожалуйста, – сказал я, съёживаясь под его неприветливым взглядом. – Ах, Федю тебе позвать... в час ночи! – мужик угрожающе сделал шаг вперёд. Я отступил и приготовился бежать. – Папа, кто там? – в прихожую выбежал, очевидно, Федька, я его никогда раньше не видел, да и сейчас не очень-то разглядел за широкой спиной отца. – А ну пошёл спать! – рявкнул Кузнецов-старший и влепил Федьке крепкую затрещину, предназначавшуюся, несомненно, для меня. Кузнецов-младший взвыл от обиды. Дверь захлопнулась. Я выбежал на улицу. Что же теперь делать? Бросить камешком в окно? Но в какое именно? Да и от такого папаши Федьке вряд ли убежать. Время уходит, время! Что я ещё могу? Больше никаких адресов не знаю. А если бы даже знал, кого отпустят ночью? На чердаке об этом как-то не подумалось... Закусив пальцы, я беззвучно заплакал. Мне было невыразимо жалко ребят, оказавшихся в западне. Я старался сдерживать слёзы, но они текли сами собой. Минуты бегут! Может быть, дверь на чердаке уже сломали. Пацанов сейчас будут бить... А что же я? Это меня одного спас Бог? Или это испытание, способен ли я на настоящую дружбу? Что сказал бы сейчас мой отец? Я вытер слёзы рукавом рубашки и решил: иду к ним! Я побежал к пивзаводу, я торопился, как будто моё присутствие там могло что-то изменить. Брюки всё время спадывали. Я огляделся и увидел намотанную на заборе верёвку, оторвал её и использовал вместо ремня, завязав концы бантиком. Бежать стало значительно легче. Я зашёл на территорию пивзавода с дальней, безопасной стороны. Встал между двумя корпусами. Где-то там, наверху, должна быть труба. Я поднял глаза к звёздному небу, пригляделся и действительно увидел: едва различимая тёмная полоска соединяла крыши. Схватили пацанов или ещё нет? Было тихо. Я стоял на колотых кирпичах. Вспомнился вечер: я иду по трубе и шепчу молитву, а внизу эти кирпичи, они манят, влекут к себе, ноги начинают предательски дрожать... Вся эта картина, вновь вызывая сердцебиение, отчётливо всплыла в памяти. И вдруг я вздрогнул, как от электрического удара. Лестница! Там была пожарная лестница, старая такая, ржавая... я помню! Когда я только поставил ногу на трубу и заворожённо смотрел вниз, то прямо подо мной находились ступени. По ним, вероятно, можно подняться. Наверху, правда, сторожили двое татарских... Я спешно принялся искать эту лестницу. Что будет после того, как я поднимусь, если вообще поднимусь, я не думал и не загадывал. Меня просто влекло, тащило наверх. Судьба, наверное... Лестница нашлась быстро, как находится всё, когда знаешь, где искать. Однако начиналась она высоковато, мне было не допрыгнуть. Поэтому я стал стаскивать кирпичи и складывать их горкой. В это время сверху послышались крики, поднялся шум – стало быть, штурм ещё не окончился. «Господи, помоги мне! Господи, помоги!» – то и дело повторял я скороговоркой. «Наверх! Наверх!» – больше я ни о чём не думал. Набросав кирпичей, сколько хватило терпения, я взобрался на них, присел и резко подпрыгнул вверх... После трёх – четырёх неудачных попыток мне наконец удалось зацепиться за нижнюю перекладину лестницы. Я подтянулся и с трудом взобрался на первую ступеньку. Далее несколько перекладин отсутствовало. «Кто их мог выломать, это какой силой надо было обладать?» – подумалось на миг... «Давай же, давай! – подбадривал я себя и поднимался всё выше и выше. В памяти вдруг всплыли слова из Писания, которые любил повторять мой отец: «Приятны пред Господом пути праведных; чрез них и враги делаются друзьями». (2) Наверху штурм был в самом разгаре. Я уже ясно слышал рык Бабая, встревоженные голоса Серёги, Вити, Мыни... Держатся, молодчины! Чердак понемногу стал различим в отблесках небольшого костра, который жгли на крыше часовые татарских... Что же мне делать с этими «психами»? Я поднялся наверх почти под самой трубой. Осторожно выглянул на крышу: один часовой сидел у костерка и подкладывал в него дровишки, рядом с ним валялась та самая дубина, которой он преградил нам путь вначале, другой «псих» безмятежно лежал на спине и ковырял пальцем в носу. Они были уверены в своей безопасности. Наши пацаны держались уже на одной ярости, характерный треск свидетельствовал, что вся дверь разваливается. План в моей голове созрел мгновенно. Одной ногой я упёрся в трубу, другой – в последнюю перекладину лестницы, лёг на крышу и потянулся за палкой татарских... Всё произошло так быстро, что «психи» растерялись и не успели среагировать. Я утащил у них под носом палку, вскочил на ноги и с воинственным криком «не подходи!» стал ею размахивать, отгоняя противника от трубы. – Серёга! Витя! Бегите сюда! – кричал я во всю мочь. – Не под-хо-ди!.. Часовые, сообразив, что я один, пытались пинать мой трофей, но кому-то из них палка тут же попала «по косточке». Пострадавший взвыл от боли, а тут по трубе уже побежали наши, так что татарским пришлось срочно ретироваться. – Ура! – возликовал я, опьянённый успехом, ещё раз взмахнул палкой и... потерял равновесие. И почему я с лестницы не перебрался сразу на крышу? Я выпустил из рук палку, меня неудержимо влекло спиной вниз... Левая рука выручила меня. Инстинктивно и спасительно откинутая в сторону, она всё же смогла как-то зацепиться за гладкую поверхность трубы. В следующее мгновение я повис над бездной. Я едва держался, боялся пошевелиться и почему-то молчал. От ужаса, наверное. Последним по трубе медленно и сосредоточенно шёл Сергей. Он, подобно капитану, покидавшему терпящий бедствие корабль, старался не оглядываться. Зато он сразу заметил моё отчаянное положение. Дойдя до края крыши, Сергей за что-то ухватился и свободной рукой, как ребёнка, легко вытащил меня за шиворот. – Спасибо, – только и мог выговорить я. Мы стояли на крыше. Сергей дружелюбно улыбался. Нам многое нужно было сказать друг другу. – Приходи завтра, – он хлопнул меня по плечу, – Басмач уже рассказал, что ты верующий! И мы побежали за нашими друзьями. ___________________________________ 1. Игра на деньги, при которой по монете ударяют свинцовым битком. Если монета перевернулась, она твоя. 2. Притч. 15.28 (из славянского издания Библии, с неканоническими текстами). |