Когда геометрия моего черепа Нарушена ударом тяжелой кувалды, А разум дубовым столетним деревом Нависает над планетой как фалды Королевского кафтана однажды Парили над мрамором древнего замка. Пыль столетий, вздыбленная лишь дважды, Как в юности и ее конце самка, Не желающая принимать свою древность Тихо и беззвучно умирает, В глазах глубоко прячет к жизни ревность И от бессилия сопротивления страдает. Роняется в ту же пыль слеза, На мгновение пыльную бурю рождает, Которая навсегда застилает глаза. Дым от моей сигареты не тает. Дым от неё темно-сиреневый Правильно очерчивает неверную геометрию Моего ударенного черепа. И мысль последнюю из него выветриваю. Как восхитительно пусто в разуме, Совсем не ветвятся редкие извилины. Все по стенам черепа размазано Изнутри, как в мыльнице, без мыла намыленной. Глаза широко открыты от ужаса Смотрят вовнутрь, не мигая и подозрительно, Как бы ожидая неожиданного возгласа От острой боли и доверительного. Теплая струйка жидкости темно-алой По ноздре стекает на губу верхнюю. Сколько же от удара по черепу кувалдой На плечи покатые упало перхоти. И сгибаются плечи под её тяжестью, И гнутся ноги, постепенно подкашиваясь. От не решения проблемы главной важности Я изыскано и независимо изнашиваюсь. |