Среди нас было много женщин, И самих нас было не меньше. Забурившись в масонский погреб, Мы смотрели синематограф. Экран был почти что круглый, Там были немые куклы, Они любопытно кривлялись – И мы от души забавлялись. Был изящный злачёный карцер Центром глухонемого фарса – Там держали тапёра-шамана, Он повелевал шумами. Глаза его съели мыши, Но он славился тем, что слышал, Он один знал как надо лучше, - Он-то всё и озвучил. Тапёра садили к роялю, Привязывали к педалям, И смешные невнятные титры Превращались в дивный мотив. Тапёру все наливали, И все благодарно кивали, Он жмурил пустые глазницы, Краснел и смущенно бранился… Балагур: «У тапёра один изъян – Он один среди нас не пьян!» - Трактирщик: «Тапёр никогда не пьёт – Тапёр бережёт чутьё!» Насмешница: « Уж тысячу лет как бог, И до сих пор не оглох!» - Циник: «Уж тысячу лет как вдов, И до сих пор не подох…» Каждый вечер мы висли в трактире На новой немой картине, Косясь на худую фигуру Безглазого нашего гуру: Он долбил фортепианную зебру, Заходился в лихом аллегро, Он один знал, как это звучало, Потому что он слышал начало, Которого мы не застали, И Кому-то, Кто нас оставил Наперсником был и слугою Нам же врал про Царство Другое, В котором Тот нас, мол, заждался,- Но не на тех нарвался: Проигравшийся (хмыкнув): «Благодарим покорно, И этим сыты по горло…» Вздорная баба: «Ай, соловушка, ай, пройдоха! Чай, свистишь-то не без подвоха?!» Мать: «Дети, гляньте на этого старца, У него волшебные уши, Он утащит вас в свое царство, Коли будете непослушны!» Здоровяк: «Наших деток таскает шельма?! Я ему щас намылю шею!» Офицерик: «Да вы что! Он же с придурью, братцы! Не позволю над ним надругаться!..» Всхлип и дёрганое стаккато – То тапёр у рояля заплакал. Мы одели ему веночек И зарезали той же ночью. |