По жизни он был сухопутная крыса, в душе, на беду, морской волк; как крыса он по-суху всё суетился, как волк понимал в море толк и в море хотел зло, свирепо, по-волчьи, а крыса шептала ему: мы в трюм загремим - там темнее, чем ночью, там ближе всего ко дну. Чтоб волка унять, крыса собственной волей засунула лапу в капкан... Потом они долго скулили от боли, спасительный кроя план. Потом понемногу привыкли, конечно, и лапа почти зажила. Пытались совсем залечить - безуспешно, потом одолели дела... И всё б ничего, да кошмар один снится: когда на море штормит, "Не смей!" - в диком ужасе воет крыса. Волк молча на лапу глядит... |