Я брёл тропой своей привычной И знаки жизни обонял: Следы звериные и птичьи: Тут лось отметил свой привал, Тут сойки утром пировали, А здесь резвилось воронье. И все следы вокруг дышали Единым выкриком: Мое! Моя нора! Мой гриб! Мой листик! Я первый! Я здесь раньше всех! Моя поляна с земляникой! Моя ромашка! Мой орех! Повсюду слышалась тревога, Боязнь всё разом потерять. Копытом, зубом, клювом, рогом, Рычаньем злым и взглядом строгим Свои обжитые чертоги Готов был каждый защищать. Я брёл в предутреннем тумане Сквозь шелест ветреной листвы. Лишь Мир собой быть может занят - Никто его не бьет, не ранит, Его не жаждет головы. Он сам собой всегда доволен, Не знает страха, злобы, боли. А мы, пропитаны тоской, - И травоядные, и хищные - Всё бережем его покой, Борясь за всяческую пищу. Тут ветер до меня донес Опасный запах человека. Где человек - там верный пёс. Что им здесь надо? - вот вопрос, - Наполнят лес огнем и смехом. Но псов здесь нет. Ни одного. Подкрасться, может быть, поближе? А если жахнут из стволов? Стволы-то вот - я все их вижу. Но как же, все-таки, смелы. До безрассудности беспечны! Да-а-а, звери так бы не смогли В покое этаком растечься. Ужели страх им не знаком? А, вдруг, - доверие к Природе? Они ей верят и тайком По лесу нашему не ходят? А, может, попросту, глупы - И знать не знают, что грозит им? И поперек моей тропы Лежат вповалку - паразиты? Которые приходят в лес, Чтоб прихватить, урвать, ужраться, И гору пуза до небес Воздвигнуть гимном святотатству. Но вот один открыл глаза. Так близко я еще не видел Он что-то хочет мне сказать! Да, я конечно, в страшном виде. И горло - вот оно - твое. И вот живот твой - тоже рядом. Но не слетится воронье За получением награды. Не страх, не злость во мне была, Но всем нутром своим звериным Хотел я толику тепла, - Как Леса сын с их Мира сыном – По-братски слить и поделить. Испить из трепетных ладоней Расплав покоя в жажде жить, Настойку радости на стоне. Но не просило крови тело. В глазах не вспыхнуло огня. Я уходил. Мне так хотелось, Чтоб он не выстрелил в меня. Звенели травы голосисто Росой по зубчатым листам Мне вслед, поспешно, грянул выстрел. - Ну что ж ты, глупый?Топот. Гам. Стрелки вскочили. Ближе, ближе. И в лес для храбрости палят. Я их все чётче, чётче, вижу. Какая теплая земля. А кровь из раны все густеет. И вот уж перестала течь. Но вновь моё пронзает тело Ни то жакан, ни то картечь. И я валюсь на землю снова. Из перебитого хребта Торчат осколки. Вместо рёва Язык свисает изо рта. На шерсть, измазанную кровью, Охотно клеится листва, И упадает в изголовье, Такая звонкая, трава. Ну, вот и все. Снимают шкуру. Жалеют, что в спине дыра. Они работают культурно - Меня почти не матерят. Затем разделывают тушу. Костер разводят у реки. И закопать хотят поглубже Мои ненужные кишки. Рукой привычной и умелой Распотрошён коварный зверь: Что мне всегда казалось телом, Им - медвежатина теперь. Они меня на прутья нижут. В кружок садятся у костра. Что мне всегда казалось жизнью Для них - опасная игра. Для них азарт, мороз по коже: Чем зверь сильней, тем жарче страсть. Они свои трофеи множат. Теперь им стала моя пасть. Костер горяч - корёжит печень, Сжимает сердца серый ком. "Сначала это, а под вечер Себя побалуем мяском". Они острят и страх забыли, А этот, давший первый залп, Сидит и смотрит, что есть силы, В мои открытые глаза. Они жуют меня степенно, И осторожно, по кускам, Вползает в их сердца и вены Моя звериная тоска. И вот уже не слышно шуток. И горек вар из чабреца. Еще чуть-чуть - и станет жутко Азартным добрым молодцам. И возопит медвежье сердце, К просторам леса обратясь, О душах дерзких иноверцев, Давно забывших с лесом связь. И возопит медвежья печень, И кровь медвежья возопит, Невыносимо человечье, Прощая людям тьмы обид. И вспомнят древние обряды На берегу лесной реки Сердца, пропитанные ядом, До них родившейся, тоски. Они еще понять не могут, Но челюстям жевать невмочь. Я понимаю их тревогу. Мне так им хочется помочь. Мне так знакома эта тяжесть И боль струной звенящих жил При самом малом шаге. - Как же! - Я столько лет её носил. Теперь вот вы. Такая доля. Её избрали вы себе, Когда не стали слышать боли В случайно встреченной судьбе. Когда, топча в траве букашек, Вы шли, не ведая о них, Пренебреженья гордым маршем. Горел пырей и ландыш ник, Когда вы брали у Природы, Забыв с ней древний уговор, Зверей, растенья, недра, воды, Для обустройства ваших нор, Не для прокорма - для обжорства. И продолжаете грести. Так что, никак краюхи чёрствой Теперь нельзя вам обойти. Они молчат. Им стало тошно. Хотят сказать - и нету слов. Они пошли искать источник, Чтоб смыть с себя медвежью кровь. Но то не кровь - то ваша совесть. - Водою совести не смыть. Теперь томясь и беспокоясь За всё вокруг - придется жить. А Мир устроен так нескладно. А люди жадны и глупы. Шагают поступью парадной Вороны, крысы и клопы. Твоя душа открылась боли. Ты все вобрал в себя. - Темно. Но выбирать иную долю Тебе отныне не дано. "Так что же делать с этой шкурой?" "А с мясом - что? А с головой?" Они глядят в меня понуро, А этот ходит сам не свой. Он что-то понял…. Что-то понял. Хоть сердце с печенью не ел: Так близко - рядом - на ладонях, А он не смог, не разглядел. И знает он, что так не будет, Не повторится никогда. И с ним теперь до гроба будет Одна огромная беда: Звериных глаз недоуменье - "Ну что ж ты так!" - застыл укор, На человечьих поколеньях Неотмываемый позор. На месте, где меня убили, Где каждый бросил горсть земли, Они меня похоронили И холм могильный возвели. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
