«Так, поэт, ты паришь над грозой в урагане, Недоступный для стрел, непокорный судьбе, Но ходить по земле, среди свиста и брани Исполинские крылья мешают тебе». Ш. Бодлер. Часть 1. Может и больше в России поэт, Чем поэт во всем другом мире. В 21-то веке, поэт, что за бред, Что за нелепость вы намудрили? Откуда? Зачем? И на долго ли к нам? Под каким же ты камнем ютился? Вот вылез бы раньше века на два, Тогда бы еще пригодился. В великом почете тогда был ваш брат, Служил нам на башне сигналом, Ключом от души нерастворенных врат. Язык был черкесским кинжалом. Но видишь ли друг мой, уж в те времена Кинжал был повешен на стену, Колокол сбит, не найти и следа, Башню смяли в публичную сцену, С которой вещает всяк, кто горласт, Что ему нежные чувства? К мольбам был бы глух, а сам туповат И всегда в кошельке будет густо. Лишь он ныне стройной брюнеткой любим, Пышногрудой блондинкой привечен, Он в наше время всему господин, Так как денежным знаком отмечен. А бедный, пусть даже поэт, нам репей И его воззванья к душе- Звук ножа по стеклу бредовых идей, От которого не по себе. Чего же ты ждал, все умными стали И дар стихотворной свирели Они сублимацией обозвали, Отсутствием женщин в постели. Сублимация - не правда ль, удобное слово, Так просто им все объяснить, Начиная с рожденья искусства любого, Завершая манерой ходить. Гнусной сворой, киша в смраде разврата, Им не понять, что причина не в том. Тех чувств не понять, что с родни мукам ада, Когда слезы рождают слова под пером. Сердечную боль, когда в нотах сокроешь, В мелодии завуалируешь сны, Кисти мазком свою душу откроешь, Для всеми забытой вселенской любви, Когда ночь напролет по городу рыщешь, В надежде летучее слово поймать, Будто безумный блуждаешь и ищешь, Творишь и страдаешь – где им понять. Тяжел твой рок поэт и твой удел скитанья, Они тебя охают, осмеют. Ты удалишься в вечное изгнанье, Чтобы не видеть, как в тебя плюют. А, может, принят, будешь всюду, Как в зоопарке новый зверь, Диковинка, восьмое чудо, Забава для «больших гостей», Которые известны своим нравом До неба возносить или в преисподню несть, Они наделены подобным правом И на таких как ты раскидывают сеть. В сто голосов тебя хвалить и славить будут И убедят всех в том, что ты святой, А после выкинут, иль попросту забудут, Сварганив на тебе себе на «золотой». И вот глядишь, а о тебе забыли И кто хвалил и те, кто слушал их. Сердца у всех к твоим стихам остыли, Ты надоел, хотим утех иных. Уж густо льют елеем слова В уста других. « В них есть талант! Один художник, Пикассо от Бога, Другой с рожденья музыкант». В них есть твой дух, они чисты, наивны, По детски счастливы и веруют словам, Как агнцы, среди волков невинны, Предпочитают почести деньгам. Но в их подъеме вижу я паденье Не долог славы будет срок, И ты в своей убогой келье Их вновь узришь, даю зарок. Часть 2. Может и больше в России поэт, Чем поэт во всем другом мире. В 21-то веке, поэт, что за бред, Что за нелепость вы намудрили? Надолго ли к нам? Откуда? Зачем? Неужто изгоем быть лестно? В наш век прогресса и суперсистем Тебе рифмоплет нету места. Тебе ли тягаться с могучими СМИ? Тебе ль с теле-шоу равняться? Четвертая власть выше нежной души, Кто сможет с ней состязаться? Телевизор - доступный наркотик для масс, Так сказать, героин для народа, Целый день, не смыкая засаленных глаз, Мы на этого смотрим урода. Он гнусной бездарщиной потчует нас, А мы ее поглощаем, Он худшая из известных зараз, А мы его поощряем. Телевизор – искусный прибор для вранья, Излюбленный метод влиянья, Двадцать пятым кадром кишит голова. Формируя образ сознанья. Как часто услышишь от глупых невежд Что молча экрану внимают: «На личные знания нету надежд, В телевизоре лучше нас знают». Он отомрет, как и все на земле, Жаль, без потомства мир не оставит. Новых врагов народил он душе. Интернет страшный зверь, кто же с ним сладит. Поэт, что толку в тебе в наше время? Что можешь ты написать? Добровольно несешь свое бремя И тяжесть не хочешь снимать. Коль и найдутся средь тысяч единицы, Чудаки, что все еще любят читать, То и они предпочтут удалиться В классический эпос. Попробуй понять, Давно уж сказали, давно описали Все чувства, надежды, мечты,– в общем, все: Радость веселья и горечь печали- Тебе не осталось, увы, ничего. Твой труд не приемлют, дар не признают. Давно уж занялся бы делом другим. Кто близок тебе, от тебя лишь страдают, И даже родным ты уже стал чужим. «Судьба быть изгоем. И я уж смирился, Отверженным быть мне недолгий мой век, А дело все в том, что со мной поселился В теле одном черный злой человек. Все о нем знают или слыхали, Я ведь не первый сожитель его. Ты помнишь, блондин с голубыми глазами Тростью, быволо, кидался в него. Теперь он другой, человек этот черный, Время прошло и его не узнать, Снял он цилиндр, сюртук старомодный И в новом обличье стал щеголять. Армейские боты, из кожи штаны, Жилетка “The doors” , черный свитер, Но со своей порочной души Клеймо дьявола ты все ж не вытер, Не вывел, не стер, даже не зачеркнул, Не скрыл, не смыл, не закрасил, Как перевертыш себя повернул, Но сути своей не украсил. Прошу, не мучай меня, я устал, От тебя и от жизни, не скрою, Дух мылей не раз меня посещал, Взять нож и покончить с тобою И с этим жалким мирком заодно. Сгинь, ты вовсе не кстати. Послушай, ну это уж просто смешно- С моей дамой, в моей же кровати! Ты заменил меня жалкий актер, Лицедей с лицемерством на лике И какой-то неведомый мне режиссер Ставит жизнь мою в пошлом клипе. Но в главной роли кто-то другой Мою жизнь за меня проживает, Я же, как зритель, безмолвный, немой, Который лишь наблюдает. Мне сердце б мое помирить с головой, Голову с духом, душу же с телом, Только сценарий у ленты другой, Все идет по сюжнтному следу. По книгам, наверно, не стоило б жить, В мечтах, оставаясь навеки. Но, Боже мой, милый, как же мне быть, Не воздвигнуть мне своей Мекки. Любви разорвалась непрочная нить, Душа укатила в скитанья- А все виной ты, что сумел замесить На чувствах тесто страданья»! Часть 3. Может и больше в России поэт, Чем поэт во всем другом мире. В 21-то веке, поэт, что за бред? Что за нелепость вы намудрили? На долго ли к нам? Зачем? И откуда? На шабаш пришел посмотреть? У нас, что ни день-то новое чудо, Новая гордость и спесь, Новая вера, новые боги – Все обновилось, теперь все не то, Но так же ухабисты наши дороги И так же похожи мы все на говно. Кого же мы славим? А все лицемеров, Отживших свой век, прогнивших до сердца, Продавших таланты свои недоверов, Их речь словно сахар, без соли, без перца. Не вижу в словах ваших вольности лорда, Где гордость потомка арапа Петра, Фальшив звук былого, лихого аккорда, Когда он ложится на ваши уста. Где символ, где образ души садовода, Взрастившем в сердцах цветы “не добра”. Вы не творцы- вы жалкая свора, Что рифмой убогой сплетает слова, Но нету в них боли, надрыва, страданья, Сердечного поиска, веры в любовь. Где в этой похабщине духа скитанья? Вам рифмовать только “кровь” да “любовь”. Я жду, я зову, я взываю к мамлюку, Чтоб руки вам, словно, ворам отрубил, Чтоб ни один из вас взяв перо в руки Лист ждущий стиха боле не осквернил. Искусство не ум будоражит, но душу. С ума и науки хватит с лихвой. Дай Боже сил, я жизнь им нарушу За то, что дают они сердцу покой. За то, что оно уж не жаждет, не ищет, Не рвется в просторы мятежные чувств, В равнодушном покое размеренно дышит, Безразлично взирая на муки искусств. Вы ветошь, вы рухлядь. Землю накрыли Свежим росткам не давая взойти, Венками из лавров главы покрыли, Но листья венков ваших в гордой крови. Так вспомните – черною кровью, Вам праведной крови поэта не смыть. Но дела вам нет, вы спешите к застолью, Чтоб брюхо свое поплотнее набить. Смех, да и только. Поэту голодным Быть надлежит, так видишь ясней. Он не стремится к тому, чтоб стать модным, Лишь отклики ищет он в душах людей. Ожиревшие старцы, я вас проклянаю. Вы надругались над музой святой, Собравшись в крикливую мерзкую стаю, Распнули зачатки таланта пятой. О Птица – тройка, гонимая ветром, Странных людей обнищавшая мать. Ты любишь детей, но по старым заветам Их заставляешь не жить - выживать. Покуда твой герб во две стороны смотрит, Одною на запад, другой на восток, Доколе свой путь он себе не усмотрит, Как прежде нести тебе свой тяжкий рок. Покуда в сибирских снегах виден след, Что красным С.Л.О.Н-ом был оставлен, Не выйти тебе, Россия, из бед. И Богом народ твой оставлен. Сорок лет пустыня убивала рабов, Сорок лет подневольных казнила, И тебе край дремучих таежных лесов Уготовила то же судьбина. В пустыню снегов уводи свой народ, Пусть вымрут рабы там от хлада. А весной, как подтает и тронется лед, Как сберешь всю листву, что опала, Ты увидишь под ней зелень свежей травы И бутоны раскрывшихся роз, И родится в чертогах усталой страны Новый властитель любви- Сверх Христос. Я не мессия, я только пророк, От меня вам спасенья не будет, Но ведую я он уже грядет, Верьте, он скоро прибудет. Конец | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
