Мы сидели в уютной кухне за столом, застеленным милой скатеркой в клеточку. Люблю бублики с чаем, забеленным молоком. Она это всегда помнила и помнит. Сколько мы не виделись?! Наверно, дня три, но уже соскучились. Мы такие разные: она – неумолимо печальная, как Пьеро (уголки ее губ и глаз опущены) и я - безудержно веселая. Наше сочетание, слияние делало из нас одного нормального, полноценного человека. Вновь вечер воспоминаний... Когда-то, несколько лет назад, на первом занятии в полигафическом колледже я увидела девушку. Брюнетка с ахматовской челкой, гордый нос, молчаливый бутон губ. Меня поразила ее святая грусть. Я дружелюбно улыбнулась – уголки ее губ приподнялись. С этого дня мы не разлучались. Я зажигала ее – она гасила меня. И нам было хорошо вместе.

Я прервала беседу... Пропасть ностальгии глубока и никогда не знаешь, что там, на дне.

- Рябыч, мне пора!

- Шуваич, куда тебе спешить, ведь тебя никто не ждет дома?! Оставайся ночевать...

- Не-а, не могу...

- Почему?

- Меня ждет Он…

- Кто Он? – удивилась она... три дня назад Его не было в моей жизни.

- Кот... белый, персидский.

- Обрела смысл? – как всегда съязвила она.

- Что-то вроде...

По дороге запаслась резкопахнущим кошачьим кормом – путь к сердцу мужчины... Молчу... Банально, понимаю...

Я знаю, Он встрепенулся, когда ключ заскулил в замке, напрягся.

Виновато посмотрела ему в глаза.

- Ну где ты шлялась?- промяукал Он, перебирая когтями ворсинки ковра. Страшно... «Сейчас прыгнет на колени, вытянется и будет любить больно и сладко: положит когтистую лапку на плечо, смачно впиявится, пронзая тонкую кожу. Лизнет в нос розовым шершавым язычком... И все простит...»

Он любил меня, наверно, так, как любит мужчина женщину. И я его... но как одинокая женщина любит котенка. Он хотел завладеть всем моим существованием, просил, чтобы я приходила на обед домой, ласкала его, умолял, чтобы вечером не задерживалась. Ему нравилось, когда я с ним разговаривала, рассказывала, как провела день и читала стихи: Он внимательно, не моргая, слушал и мурчал от удовольствия.

Ему не нравилось, когда наша квартира наполнялась гостями: женщин Он еще кое-как терпел, понимал, что слабому полу требуется потрепаться... это не помешает нашей семейной идиллии. Он тихонько хоронился в другой комнате, закрывал дверь – не подслушивал. А вот мужчин терпеть не мог: ходил, рычал, драл шерсть, кусался и писал в ботинки гостя. Я нервничала, ругалась с ним, плакала. Он утешал меня – пил росинки с моих глаз, гладил меня. И мы засыпали, успокоенные, но отнюдь не счастливые.

...Я все чаще задерживалась на работе, не звонила. Меня стал раздражать его запах, едкий, отравляющий, его навязчивая эгоистичная любовь. «Выгнать его?! Нет, не могу...»

Однажды проснулась в лихорадке – «если я не избавлюсь от него – умру!»

Непослушными руками набрала знакомый номер:

- Ты Его любишь?!

- Люблю, - робкий ответ.

- Забери его... Я не хочу умереть в этом омуте...

 

Теперь... я чаще прихожу к ней. Мы пьем чай, беленый молоком, с бубликами. Он рядом – молчалив и печален, как и она. Наши взгляды встречаются и возвращаются эхом пустоты. Но порой Он презрительно фыркает и удаляется в другую комнату.

Ухожу домой в мокрых туфлях – его запах продолжает меня преследовать.