Пузырюсь соплями и кашляя умираю от гриппа. Надо мной склонилась пупырчатая морда жабы, задушившей меня однажды, когда врач предложил сделать прививку. Она растягивает зеленые губы и мокро шлепает. Из уголков рта стекает слюна, оседая испариной на моем лбу.

-Выпей лекарство, - зеленая морда сменяется садистским оскалом жены. Я слабо сопротивляюсь и огромная ложка, кроша передние зубы, заползает в рот. Покорно слизываю распухшим до размеров рашпиля языком мерзкую настойку, и снова погружаюсь в объятья жабы. Она гладит меня слизистыми лапками, выворачивая из карманов последние деньги:

- Я в аптеку.

На лицо под глазами опускаются холодные комочки, это жаба разделилась пополам и теперь топочет лапками. Ее когти все глубже впиваются в носовые пазухи, что я начинаю повизгивать. Когда боль становится невыносимой, нащупываю слизистые кусочки и отбрасываю в сторону.

- Положи обратно! – это кричит жена.

Я подношу к глазам обрывки жабы: они зеленые, завернутые в марлю и капают.

- Тертая зеленая редька, она тебе нос прогреет. Клади на морду, не капризничай, - и распевая нацистский марш топает на кухню. Топот становится громче, топает не одна жена, они маршируют вместе с дочерью и котом. Громче всех топает кот, потому что его стальные когти на манер шпор цокают по промерзшему бетону.

- А вы Штирлиц, останьтесь, - кот разворачивается и выдергивает шнур.

- Сколько раз тебе говорить, когда отец спит, не включай телевизор, - ревет канарейка и меня перекатывают на кровати.

- Не шевелись, горчичники будем ставить.

Горчичники холодными мокрыми листьями прилипают к спине и начинают печь. Эта печь разгорается все ярче, спина уже тлеет, обугливаясь горелым шашлыком. Каждый кусочек мяса пронзен шампуром. Мясо… кружочки лука… шампур… мясо… кружочки лука… шампур.

- А теперь закапаем луком нос, - и в носу загорается вольтова дуга, из него бьет пламя. Размахивая носом бегу к раковине и подставляю его под струю воды. Вода затекает в ноздри, вливается вовнутрь, гася пожар горчичников. Две ноздри: одна для холодной воды, другая для горячей. Правая холодная, в левой - кипяток. Во рту смеситель, там обе струи перемешиваются и фонтаном вырываются изо рта.

-Ага, вырвало, значит начнем сначала. Открывай рот.

Я сжимаю остатки зубов, но сквозь них просовывается жало баллончика и аэрозольная струя ударяет глубоко в горло.

-Попала, попала, - распевает дочь, - а я для тебя стишок нашла, послушай:

«Таня слушает скрип-скрип

Это ходит дядя Грипп».

Стишок из старой детской книжки заглушается скрипящими шагами. Грипп укутан в длиннополое пальто с поднятым до самых ушей воротником. Воротник небрежно замотан болтающимся на шее шарфом над которым нависает сопливый нос. Грипп задумчиво смотрит на меня, раскачиваясь с пятки на носок. Его нос то нависает над моим лицом, то отъезжает в сторону. Каждый раз, когда он проплывает сверху, мутная капля падает мне на лоб.

- Доктор, посмотрите, он весь в испарине, - кот, заботливой мягкой лапой трет мне лицо, - а я тебе мышку принес.

- Отойди от него, - появившаяся некстати жена отталкивает кота, - мне соседка дала замечательный рецепт, ее муж не прожил после него и суток.

В глазах начинает щипать, «рецепт» разъедает мою слизистую. Он испаряется со спины и груди, обволакивает туманом мозг.

- Змеиного яда пожалела,- бурчит жена о соседке, - продолжая натирать мою грудь, слышен смачный звук плевка и довольное шипение жены. Потом я умер.