Появление фавнов

Старый фавн сидел в самом уголке маленькой темной комнатки, давящей на посетителей со всех сторон многотонной огромностью каменных глыб, составляющих ее стены и потолок. Человеческая фигурка и мохнатое тело фавна казались до невозможности хрупкими среди четких нагромождений мерцающей золотистой породы, монолиты которой переливались нескончаемыми узорами от вкрапленных самоцветов. Сталактиты, свисающие гроздьями с потолка, заставили бы талантливейшего из скульпторов проглотить свою шляпу от бессилия создать хотя бы что-то подобное. Арки и гроты, шпили и башни. Застывшие каменные фонтаны. Причудливые колонны, образованные столкновением растущих сталактитов и сталагмитов. Неповторимые очертания камней, кое-где чуть подправленные человеческими руками, создавали в мятущемся пламени факелов то старинные города, без причины покинутые народом. То флотилию кораблей с наполненными ветром разноцветными парусами. То таинственный лес, населенный неведомыми обитателями. Больше всего Андрея поразило изображение динозавра. Настолько реальное, что сперва юноша принял его за окаменевшие останки ящера. И лишь потом разглядел искусно выточенную из камня сбрую, охватывающую страшную морду чудовища. И крошечную фигурку женщины, примостившейся на загривке гиганта. Приглядевшись внимательнее к переливающимся и посверкивающим красотам, Андрей заметил, что этот неподвижный мир наполнен целым сонмом живых существ. Точнее их изображениями. Здесь резвились козлоногие фавны меж сверкающих каменных глыб. На хрупких веточках выточенных из самоцветов деревьев танцевали дриады. На огромных цветах, вздымающих свои яркие венчики на высоту нескольких метров, отдыхали грифоны, гордо раскинувшие необъятные крылья. Кроме уже знакомых Андрею обитателей леса каменный музей был заполнен тысячами изображений неизвестных ему силуэтов и образов, поражающих самое богатое воображение.

Пораженный историк замер, переваривая увиденное. Лишь спустя довольно долгое время он смог выдохнуть, обращаясь к фавну.

- Что это? Куда ты меня привел?

- Это обитель Хранителей. Здесь живут те, кто хранит и накапливает все знания, когда-либо появившиеся в Ойкумене. После нашего разговора тебе предстоит встретиться с одним из них. Он расскажет тебе, как искать путь в твои истинный мир.

А пока слушай историю загордившегося красавца, заварившего всю эту катавасию. Фавн поудобнее вытянул свои угловатые шерстистые ноги, несколько раз нервно перецокнул копытцами. Несколько раз взлохматил немногочисленные остатки волос на макушке. И, наконец, начал повествование.

- Давным-давно жил в далеких краях богатырь. Кареглазый, курчавый, стремительный. С точеной фигурой и лицом, достойным Ареса. Со смешливым нравом и горячей натурой. Большой охотник до девичьих утех и веселых застолий. Не дурак выпить и не промах подраться. Короче, жил да был я. Я несся по жизни все сметающим ураганом, вольной птицей, чурающейся любой клетки. Будь то женская привязанность или мужская дружба. Я был сам по себе. Сам выигрывал и промахивался. Верный конь, бранный меч. Да веселая девушка на неделю-другую отдыха.

Жил себе не тужил до того самого дня, пока соседи из предгорного племени не устроили какой-то праздник, уж не помню и по какому поводу. Надо сказать, что Горники, как мы их называли, были очень большие мастера по скалолазанию. А потому и развлечения на этом празднике придумали соответствующие. Выбрали отвесный гребень. Закрепили на нем несколько ременных петель на разном расстоянии. И устроили состязание: кто быстрее и выше других забраться сможет.

До сих пор не понимаю, что меня туда понесло. Может, выпил больше обычного. Может, дурость моя взыграла? Как же, я, да не первый? Может, той зеленоглазой красотке захотелось понравиться, что весь вечер перед этим с меня глаз не сводила? Сам уж толком не помню. Только пополз я по этой проклятой скале, как жучок по ветке. И ведь самое-то обидное, что прекрасно знал, что не стоит мне туда соваться. А тут еще эта Гесиона под руку сунулась. Ровно подговорил ее кто. Кто такая Гесиона, спрашиваешь?

А вот в том же селении, где этот полоумный красавец обретался, девчушка жила. Так особо ничем вроде неприметная. Ну, приятненькая., ну, рукодельная. Но не более того. Для меня в то время особенно. За мою благосклонность такие ли красавицы волосы друг другу рвали. А тут всего-навсего Гесиона какая-то. Может, думаешь, я не видел, как она на меня все время смотрит тихонечко? Видел. Да только наплевать мне на это было. Вот сейчас я за один такой взгляд ее душу бы отдал. Да только поздно спасать сад, когда градом его побило. Раньше заботиться нужно было. А я…

Фавн удрученно покачал рогатой седой головой.

Ну, в общем, полез я на эту чертову скалу и ….

И тут Андрей почувствовал, что больше не слышит хрипловатый старческий голос. Не чувствует каменных сводов, нависающих над головой. Он видит.

Но видит не окружающую его комнату, а отшлифованную скальную гряду. Один из пиков, на удивление плоский и ровненький (как по заказу делали) усеян мускулистыми телами карабкающихся, как морская скала ракушками во время отлива. Выше всех, метра на полтора обогнав остальных претендентов, взбирается человек с удивительно красивым лицом. Черные волнистые волосы, точеный ровный нос, четко очерченный подбородок. Андрей с удивлением узнал в нм того, кто тянулся с барельефа в объятия Катерины. Воин (а то, что именно воин не требовало никаких доказательств) легко карабкался по скале, время от времени залихватски покрикивая. Парень словно бы раздвоился. Часть его, вместе со зрителями, заворожено наблюдала за соревнующимися снизу. А вторая половинка сознания лезла вверх вместе с воином, перехватываясь пальцами, обдирая ладони, напрягая всю силу мышц. Вот мужчина еще раз взглянул с высоты глазами историка. И парень почувствовал, как пересохло во рту от ощущения высоты и опасности. Пот, струящийся по спине. Раскаленное солнце, впивающееся иголками в неприкрытую спину. И холодное дыхание ледника, притаившегося на соседних вершинах. Зацеп, подтягивание, упор… Какая-то частичка сознания до минуту до того, как случилось непоправимое, произошло закричала надрывно и жалобно, пытаясь предотвратить неизбежное. Пальцы рук, небрежно скользнувшие в ременную петлю, соскользнули. Тело выгнулось в последней попытке удержаться другой рукой… пальцами, пальцами ног,… Еще попытка, еще... Притягиваемое каменистым подножием тело предательски заскользило по ровной гладкой стене. Судорожный вздох. Попытка удержаться за воздух. И полет. Быстрее, быстрее, быстрей. Вниз, к суровым и жестким камням

Андрей вырвался из сознания падающего. Теперь он смотрел из-под скалы, как летит, бесполезно раскинув руки красавец-воин, сорвавшийся со скалы. Да не откуда-нибудь, а с самой верхушки.

-Нет!!!.

Дикий крик, рвущий барабанные перепонки вырвался не из груди упавшего. Он принесся с той стороны скального уступа, где ожидали спуска победителей женщины и девушки из племени темноволосого воина. Одна из них, словно птица, остановленная в полете выстрелом опытного охотника, спотыкаясь и выставив вперед руки, точно слепая, бросилась к распростершемуся на камнях телу.

- Диодор! Нет!!! Великие Боги, нет!!!

Тонкие руки скользили по выпуклой, судорожно вздымающейся груди. Словно пытались обнять, защитить, отогнать настигнувшее несчастье.

Андрей вздрогнул от ощущения безысходности, затопившего сознание девушки. Зажмурил, что было силы глаза. Ущипнул себя за руку. Он не хотел больше, не мог находиться там, где все это случилось.

В затылок ему дохнуло суровым холодом. Потом обдало жаром, словно из раскаленной печки. А когда историк вновь обрел способность дышать и видеть, он снова сидел в каменной комнатке напротив старого седого фавна, неспешно продолжающего свой рассказ. Козлоногий, похоже, даже и не заметил того, что случилось со слушателем. То ли настолько углубился в собственные воспоминания. То ли в этих краях способность показывать то, что прожито, не было такой уж редкостью.

- До сих пор мороз по коже, как вспомню то ощущение, что почувствовал, когда глаза открыл. Все вижу, слышу, понимаю. А ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Как потом лекарь отцу с матерью объяснил, шею я при падении себе свернул. Почему не умер сразу, никто не знает. Видно Боги решили меня за все грехи разом наказать.

Андрей напрягся от предвкушения нового провала в чужое сознание. Однако на сей раз ничего не произошло. Он по-прежнему оставался внимательным слушателем. И никем более. Историк облегченно вздохнул. Испытать ощущений парализованного ему ни за что не хотелось.

Фавн задумчиво посмотрел сквозь него таинственным карим глазом. Андрей с удивлением отметил, что вопреки рассказам писателей зрачок у фавна вовсе не вытянутый, как у кошачьих. А вполне человеческий, круглый. И, если не обращать внимания на то, что у рассказчика ниже пояса, вполне можно представить, что разговариваешь с обычным старцем, вдоволь побитым жизнью. Невольный посетитель страны сказок поерзал по жесткому сидению, устраиваясь поудобнее, и продолжал слушать.

- Сколько потом со мной бедные родители бегали. Ты представь им-то каково было? Только что сражался-охотился лучше всех в племени. Ни одной юбки не пропускал. Кормилец-поилец, надежа в старости. А тут вдруг в одночасье обуза неподвижная. Со всеми прилагающимися к сему последствиями. Кто только меня после этого не осматривал. Какими отварами и настойками ни поили, ни натирали. Только проку от всего этого с гулькин нос. В конце концов, отвезли меня в храм Асклепия и остался я там на положении живого экспоната для будущих Целителей. Вот уж кто все снадобья на мне перепробовал. Им, видишь ли, наставники конкурс устроили. Дескать, кто первым меня на ноги поставить сможет, того раньше времени к посвящению допустят. А только все зря. Через месяц начал я потихонечку на тот свет готовиться. Благо, такому, как я, собраться, даже и подпоясываться-то не надо. Что они там точно со мною делали, и как долго все это было, я теперь уже плохо помню. Только в один прекрасный день вроде как отправился я к прародителям.

Андрей подался вперед, жадно впитывая каждое слово рассказчика. Шутка ли, послушать переживания того, кто вернулся с того света. Парень невольно поймал себя на мысли, что исподволь уже ждет рассказов о сияющем коридоре и тоннеле, ведущем к потустороннему. Однако, вместо всего этого, видимо, снова погрузился в чужое сознание. Андрей почувствовал, как нарастает вокруг гулкая пугающая пустота. На какое-то время он просто оглох и ослеп. Словно кто-то накинул ему на голову плотный колпак, непроницаемый для звуков и света.

Прошло несколько минут. Или дней? Или месяцев? Теплая обволакивающая темнота несла его по таинственным водам в никуда, ласково нашептывая о чем-то. Потом, резкий удар света, громкий вскрик. Падение. Очнулся он в каком-то каменном подземелье. Холод. Сырость промозглая. Кто-то по углам шуршит, пробирается. Под потолком пауки шебуршатся, с ладонь взрослого мужика каждый. На полу вода плещется. В общем, ощущение, бр-р-р, не из приятных. Как говаривал его родитель: «Как вспомню, так вздрогну». И посреди всего этого хаоса тихо, как привидение стояла та самая девушка, что оплакивала упавшего на скалистой площадке. Стояла, бессильно опустив тонкие белокожие руки и понурив длиннокосую голову. Словно осужденная перед казнью, - мелькнуло в голове у Андрея.

В уши назойливо и нетерпеливо протискивался чей-то смутно знакомый голос.

Вижу, стоит моя Гесиона, перепуганная до полусмерти. Ей, видишь ли, какие-то заезжие волшебники секрет открыли. Мол, если кто-нибудь из знакомых за меня согласиться на тот свет отправиться и в доказательство этого ночь последнюю со мной в склепе этом проведет, тогда я не только в живых останусь, а еще и возможность двигаться обрету. Ну, дураков, понятное дело, никого не нашлось. Мать, говорит, пыталась, да разве ж кровным родственникам такое позволено? Тут и смысл-то наказания в том, чтобы дать человеку почувствовать, насколько бесцельно он свою жизнь прожил. Только одного не учли наши Боги-Создатели. Что отыщется в человеческой Ойкумене вот такая вот Гесиона. Готовая отдать жизнь даже за такого никчемного, каким я был.

Что там дальше у нас с ней было, я тебе рассказывать даже пытаться не буду. Это только Хранители смогут. Если захотят. Важно другое.

Голос снова пропал, словно кто-то выключил радиоприемник. Да он больше здесь был и не нужен. Андрей снова жил там, в этом искалеченном, но все еще прекрасном теле. Точнее, жила какая-то часть его сознания. И она, эта часть, четко видела, как отделился от холодного вместилища живой души голубоватый призрачный силуэт. Повторение красавца воина, ушедшего в царство Аида. А навстречу ему, не касаясь ногами ни камней, ни воды на полу, заскользила нежно-розовая фигурка женщины. Такая же нереальная, как запах ландышей зимней ночью.

Два светящихся силуэта потянулись друг к другу. И было в этом соединении двух фигур что-то завораживающее. Словно Андрей вдруг увидел воочию то, что происходит с душами любящих, когда они принадлежать друг другу. Танец душ, повторяющих движения плоти. Театр теней. Невесомый, мятущийся, призрачный. И в то же время реальный настолько, что дух захватывало. Андрей словно наяву прикасался к шелковистой чуть влажной коже, чувствовал вкус чужих губ, обжигающую неровность дыхания… И в то же время отчетливо видел и застывшее тело на лежаке и склонившуюся над ним девичью фигурку. Но реальное изображение постепенно уходило все дальше и дальше, оттесняемое танцем двух факелов, в которые превратились светящиеся силуэты. И он несся в этом кружении вместе с ними, оглушенный, опустошенный, счастливый.

В действительность его вернул скрипучий старческий кашель. Фавн склонился над кулаком, прижатым ко рту. Сморщенное лицо скрылось под россыпью седых волос. И Андрей, в который раз, удивился силе и красоте мышц, проступающих под гладкой и молодой кожей тела. Рогатый рассказчик перевел дыхание, почесался копытом. (Господи, совсем как коза обычная!) Встряхнул ошарашенного историка за плечи, помогая очнуться от наваждения.

- Что, засыпаешь уже под старческие-то сказочки? Да ты потерпи, теперь уже немного осталось. И старик продолжал.

- Утром я, как ни в чем не бывало, из этого подземелья-то на своих ногах вышел. С Гесионой в обнимку. А через положенный срок у голубушки моей близнецы родились Мальчик и девочка. Девочка-то ничего, очень даже ладненькая получилась. Красавица даже.

А вот мальчиком-то мне бессмертные за все разом и отплатили. Такого даже наши старейшины не припомнят. Хороший мальчик, кудрявенький, смуглый, мордашка, словно у ангела. Только вместо ножек у него козлиные копытца проклюнулись. А годам к пяти и рога на голове проступили. Одним словом, из племени нас сразу же выгнали, чтоб проклятии никакого не навлекали. В других местах тоже особо привечать не подумали. Кому живые уроды надобны? Вот и стали мы с Гесионой сиротами без роду, без племени. В конце концов, обосновались мы с ней в этом лесу. Домик из веток выплели, огородишко свой разбили. Я охотился, она по хозяйству бегала. И все это время она безропотно за мной ходила. Куда я, туда и она с детишками. А ведь вполне бы могла развернуться и бросить нас. В конце конов, это мое наказание было-то. Не ее. Так ведь даже и не подумала. И мальчишечку нашего козлоногого любила не меньше дочери. Так же баловала, ласкала, сказки на ночь рассказывала. Вот тогда-то до меня и дошло, до чего женщины сильные. Я-то сам, поверишь-нет, даже подходить к нему опасался. Все казалось мне, что он заразный вроде бы. А она хоть бы раз ему намекнула, что он, мол, не такой, как все. А когда его кто-то из забредших в эту глушь охотников дразнить принялся, так взглянула, что у болтуна язык, наверное, до конца жизни не поворачивался. И ведь самое-то интересное, не грозилась, не кричала, не плакала. Просто посмотрела и все. Как отрезала.

Глаза козлоногого засияли, явно заново переживая то неожиданное впечатление, произведенное на невежливого чужака Гесионой. А потом фавн сразу весь как-то съежился, словно усохнув в размерах. И почти шепотом произнес.

- Ну а я ей и отплатил. Закрутил роман с одной дамочкой, из селения неподалеку. И однажды домой эту девку притащил. Мол, нашел я себе жену по сердцу. А тебе, нелюбимая, пора бы уже и честь знать. Забирай-ка своих уродцев, да и ступай подобру-поздорову.

Знаешь, самое страшное, что она мне тогда ничего даже и возражать не стала. Просто вышла из нашего домика, в чем была. И все. И пропала. Дети вечером с прогулки вернулись. Мы втроем ее до темноты искали везде, где можно. Только не нашли нигде. А я с утра вот таким встал.

Старик провел по волосатым ногам широкой ладонью. Положил руку на темные острия рожек. Скользнул по лысине на макушке.

- То есть не совсем вот таким, конечно. Молодым, вроде Тейна нынешнего. Только козлоногим и рогатым, точь-в-точь, как он. Прелестница моя тут же растаяла, как снег по весне. А детишки оба при мне остались. Выросли, подокрепли, подруг да друзей нашли. Сам, поди, видел, в этом лесу и не такие, как они не в диковинку. Здесь и смертные-то не такие разборчивые, как в моих прежних краях. А уж дриады, наяды и прочие и вовсе без комплексов. Вот только, видишь, какая история получилась И у внуков, и у правнуков моих все эти регалии (рога да копыта то есть) так и остались. Девчонки те во всех поколениях нормальными рождаются, не похаешь. Всем вышли. Что лицом, что статями. По ним и по сей день многие из человеческих парней сохнут.

А вот мальчишки… - Фавн обреченно махнул смуглокожей рукой. - И ладно бы еще только внешне такими были. Так ведь нет. Все «достоинства» мои собрали. Что выпить, что подраться, что свару какую затеять. Да и похотливы до безобразия. В общем, проклятие, да и только. Живут долго, куда дольше, чем обычные смертные. Да только разве это жизнь?

Старик снова закашлялся, прикрываясь ладонью. Встал со своего сидения, подошел ближе к Андрею, пытливо заглядывая в глаза.

А ведь пахнет-то от него человеком, - некстати промелькнуло в голове парня. Странно, от тех, что меня у озера встретили, вовсю козлом разило. Не заметив ничего обидного в лице человека, козлоногий вздохнул с облегчением. Казалось, его больше всего на свете тревожило, не раскается ли собеседник в общении с ним, после того, что узнал. Посмотрел всезнающими глазами в лицо историка, разогнулся. И уже, выходя из комнатки, вдруг сказал.

- А мне, видишь, какая честь выпала. Живу-живу, и конца края всему этому не предвидится. Почти как Бог стал. Вот только нужна мне эта божественность, как мухе уши. Все на свете бы отдал, чтобы вся эта история не со мной случилась.

Фавн горестно вздохнул, потирая виски сморщенными ладонями.

- Если бы ты знал, чужеземец, какое это наказание своих детей вот такими видеть.

- А Гесиона?

-А о Гесионе до сегодняшнего вечера я больше ничего и не слышал. Хранительница, говорит, что она из нашей реальности ушла. И скитается где-то по мирам. Ищет дорогу домой. И найти не может. А найдет только тогда, когда простит мне все, что сотворил я по глупости и гордыне своей. Я уж, честно говоря, и надеяться перестал.

Тут старик оживился. Поднял лысоватую рогатую голову и Андрей увидел, как глаза его задорно блеснули. Фавн зацокал копытцами, подходя к человеку поближе.

- А тут ты, гость желанный-единственный. С такой вестью, что прямо хоть в пляс пускайся. Понимаешь, ведь если она вернуться решила, значит простила меня, дурня старого. Значит, встретимся мы с ней еще.

И не успел Андрей хоть что-нибудь возразить собеседнику, как козлоногий уже спал, свернувшись уютным комочком прямо посреди комнатки.