-Алло. Алло? – было не совсем ясно, кто говорит. Голос мог принадлежать и взрослеющему мальчику, и молодой девушке. В любом случае, он был незнакомым. -Алло, меня кто-нибудь слышит? Это было странно. Первое, с чем ассоциировалась подобная фраза, была почему-то тонущая подводная лодка, на которой в живых остался только один человек, теперь обречённый, помимо гибели, испускать в пространство сигналы беспомощности. -Слышу…. Я слышу. -Правда? Слышите? Хорошо. -Кто говорит? -Это… вы меня не знаете. -Ага… А зачем вы звоните? В трубке нерешительно замолчали. Где-то на фоне шли слабые помехи, которые гармонично сливались с темнотой комнаты и создавали ощущение нереальности всего вокруг. Это вряд ли была моя комната. И вполне вероятно, что за окном не было никако-го города. Может быть, там были миллиарды тонн воды, а может, что-нибудь другое. -Слушайте, говорите же… Вам что-то нужно? -М-минуточку. Я не могу вот так…сразу. -Что – не можете? -Рассказать. -Что рассказать? – Я вздохнула. -Всё. Всё рассказать, – это выдали с какой-то отчаянной обречённостью. -Слушайте, я вас не знаю и не знаю, какого вы вообще звоните мне посреди ночи, чтобы что-то рассказывать? Да… -Подождите! – крикнул голос. – Подождите! Мне же нужно хоть кому-то это рас-сказать! Потом снова возникла пауза. -Может, вам надо было в службу доверия? -Зачем мне к этим сладкоголосым идиотам? – голос дрогнул. – Уж если кто и тол-кает людей на самоубийство, так это они. «Псих», решила я и собралась положить трубку, однако в ней продолжали гово-рить: -Я сейчас всё расскажу. Раз уж я позвонила… И опять пауза. Я не ощущала размеров комнаты. Что-то похожее бывает во сне. Только я не была уверена в том, что я сплю. Как, впрочем, и в том, что не сплю. Наверное, из-за всей этой неопределённости я и сказала: -Я слушаю. Говорите, что у вас там. -У меня умер парень. Его сбило машиной. Только он не сразу умер, а во время операции. А меня там не было. Теперь молчала я. -То есть… меня там не было, потому что я ждала его дома. Я тут снимала комна-ту… Наверное, мне должны были позвонить или приехать из полиции, но никто ничего не сделал. Я узнала совсем недавно. -А почему никто не позвонил? -Не знали, – она у себя горько улыбнулась. – Не нашли. Родни у него не было. А на полицию вообще не стоит полагаться. Уроды. Но это ничего… Мне сказали знако-мые. Даже сказали, какая машина была у того подонка, который его сбил. Ненавижу фразу «Мне очень жаль». Никогда её не использую. Лучше спросить о чём-то таком, что человек легко ответит, что ему хочется ответить, чем усиливать боль своими заявлениями о далеко не всегда искреннем сожалении. -Тот ещё выродок… - вдруг довольно протянула она после некоторого молчания. – Знаете, я вообще не думала о том, что бы я сделала, если бы мне осталось жить неделю или где-то так. А сейчас мне почему-то кажется, что я вполне могла бы за эту неделю отомстить всем, кто сделал мне больно. Она выпалила это быстро. Наверное, чтоб не сорваться. Я попыталась себе пред-ставить эту девушку, которая сидит где-то в огромном городе в крохотной комнатушке с трубкой, прижатой к уху. И отчего-то не смогла. -Вот вы бы что сделали перед смертью? Если бы вам сказали, что всё, жить оста-лось всего ничего? -Не знаю. Правда, не знаю. -Никогда об этом не думали, да? -Да. -Да, бывает… У вас, должно быть, никто и не умирал. – Я услышала, как она ус-мехается. -Может, мы с ним не так долго встречались. Но мне хватило, чтоб понять. Я про-сто…полюбила его и всё тут. Он, конечно, был странный…. Нет, не сумасшедший, а та-кой…живой. – Девушка долго и прерывисто вздохнула. – Вот с ним я тоже была живой. Знаете, а ведь это не каждый день испытываешь. Все живут и даже не понимают, что они не чувствуют себя живыми. А он был по-настоящему живой. У него была куча женщин до меня. И после меня тоже была бы куча. А я всё равно бы его любила, уже хотя бы за то, что он дал мне пожить по-настоящему. Внезапно воодушевление в её голосе погасло. Оно и до этого не было особо пыл-ким, просто ровно горело, будто спичка, спрятанная в ладонях от ветра, а потом ни с то-го ни с сего оно совсем исчезло. Стало абсолютно темно. -В общем, я нашла того урода. Догадываетесь, наверное, что я не стала перед ним плакать о… Нет, я просто его убила. День следила за ним, чтоб потом всё быстрее сде-лать. Потом пошла и достала пистолет из одного магазинчика. Они не хотели мне его продавать, поэтому пришлось прийти к ним ночью и забрать его так. Вот. И я его убила. -И стало легче? – спросила я, стараясь, чтоб голос остался ровным. Хотя вряд ли ей было бы дело, прозвучи в нём насмешка. -Ненамного. А сейчас мне легко. Тогда я как-то не думала об этом, просто…было так обидно, что я вообще ни о чём нормально не думала. А теперь мне легко. Правда легко. Мне нравилась эта девушка. Я не знала её, не знала, кем был её парень, кого она убила, но мне нравилось, как она говорила. Не заумно и не особо задумываясь. -И…и ты…тебя не заботит полиция? -Я же уже сказала, они уроды. Что они могут мне сделать? Я всю свою жизнь бы-ла неживой. Потом немного пожила и снова стала мёртвой. Только теперь окончательно мёртвой, изнутри. И если эта полиция или суд, или родители того выродка сделают меня мёртвой снаружи, легче будет только мне. Да и недолго уже осталось. -Ты же не хочешь… -Нет. Умирать надо…как угодно, только не от своих рук. Просто… слушайте, сколько мы с вами говорим? -Ну, полчаса есть. -Хорошо. Мне было всё равно, сколько прошло времени. Оно, кажется, вообще никуда не шло. -Хорошо, – повторила она. – Хорошо, что вы были дома. -Вы что, знаете мой номер? -Нет. Просто надо было кому-то позвонить. Жуткая ситуация, правда? - она снова улыбнулась. – Тебе говорят, что у тебя есть право на один звонок, а звонить некому. |