(New Центоны) Пролетный дикий гусь! Скажи мне, странствия свои С каких ты начал лет? Кобаяси Исса В эпоху эллинизма писали «фигурные стихи», придавая им форму яйца, топора, алтаря, пары крыльев, свирели и т.д., предвосхитив новаторские эксперименты Аполлинера на два тысячелетия. Христианские поэты IV-го века также не чуждались формалистических исканий. Помимо фигурных стихов они писали перевертыши и акростихи. В ходу были и центоны («лоскутное покрывало»), составленные исключительно из цитат. *** Еще в начале своего писательского пути Толстой так определял для себя процесс литературной работы: «Нужно писать начерно, не обдумывая места и правильности выражения мыслей. Второй раз переписывать, исключая все лишнее и давая настоящее место каждой мысли. Третий раз переписывать, обрабатывая правильность выражения.» Интересно, что в России в XIX-ом веке даже письма писались с черновиками. *** Знаменитый японский поэт и стиховед Фудзивара Тэйка (1162-1241) указывал, что хорошее стихотворение может быть только экспромтом. Суть пятистрочной танка состоит в мгновенном отклике на прекрасную в своем цветении сакуру, пение кукушки, внезапно овладевшую поэтом тоску о былом: Весна – совсем не та, Что в прошлом, И луна... И только я По-прежнему тоскую о тебе. Японская поэзия импрессионистична в точном значении этого слова. Великий поэт Мацуо Басе учил, что стихотворения «нужно писать, опережая мысль». И еще: «Создание стихотворения должно происходить мгновенно, как дровосек валит могучее дерево или как воин кидается на опасного противника, точно так же, как режут арбуз острым ножом или откусывают большой кусок от груши.» Мгновенное создание стихотворения определялось японскими поэтами как миг религиозного экстаза и просветления («сатори»), когда суть этого мира становится кристально ясной. Стихотворение почиталось в значительной степени текстом священным. Японские литераторы, часто совмещавшие занятия как поэзией, так и прозой, стали сочинять прозу так же, как они сочиняли стихи, то есть замысел и его окончательная фиксация не были разделены «временем черновиков». Так появляется очень японский жанр прозы – «дзуйхицу» («вслед за кистью»). Первым из дошедших до нас произведений «дзуйхицу» стали «Записки у изголовья» в переводе В. Н. Марковой. «Записки» состоят из 306-ти «отрывков», связанных между собой не столько сюжетной канвой, сколько личностью автора, его мироощущением. Здесь и наблюдения над людьми и природой, описания праздников, разделы, названные «То, что наводит тоску», «То, что кажется отвратительным» и т. п. Легенда, передающая историю создания другого произведения жанра дзуйхицу – «Записок от скуки», переведенных В. Н. Гореглядом, говорит, что Кэнко-Хоси записывал свои мысли на клочках бумаги, которыми он обклеивал стены своего жилища. После его смерти из них составили книгу. Трудно сказать, насколько легенда эта соответствует истине. Но не подлежит сомнению, что легенда отражает представление о том, как должно быть создано произведение. А создано оно должно быть ненароком. Или как бы ненароком. Кэнко-Хоси писал, что вещь незавершенная наиболее интересна, ибо в ней есть простор для развития и роста. «Поток сознания» Кэнко-Хоси и ему подобных опередили Пруста, Джойса, сюрреалистов на несколько столетий. *** «Черновики никогда не уничтожаются. В поэзии, в пластике и вообще в искусстве нет готовых вещей... Итак, сохранность черновика – закон сохранения энергетики произведения.» О. Э. Мандельштам *** Слепой Палкой щупая дорогу, Бродит наугад слепой, Осторожно ставит ногу И бормочет сам с собой. А на бельмах у слепого Целый мир отображен: Дом, лужок, забор, корова, Клочья неба голубого – Все, чего не видит он. Владислав Ходасевич *** В 1910-ом году в Мюнхене Василий Кандинский нарисовал акварель, ничего по существу не изображавшую. Это неожиданное отсутствие на ней узнаваемых предметов стало переворотом в живописи, поскольку открыло никому не ведомый мир. К 1912-му году Кандинский сформулировал принципы нового течения – абстракционизма, получившего широкое распространение по всему миру в дальнейшие годы. Его основа – освобождение живописи от изображения предмета, приоритет формы и цвета. Создавая новое искусство с нуля, Кандинский взялся за перо. В книге «О духовном в искусстве» он утверждал: «Цвет является средством, которым можно непосредственно влиять на душу. Цвет – это клавиши; глаз – молоток; душа – многострунный рояль.» Одним из первых художников, дерзнувших отказаться вместе с Василием Кандинским от всех художественных традиций был Пауль Клее. Если кубисты, футуристы и другие представители модернизма все-таки сохраняли родственную связь, пусть отдаленную с прошлым, и, как все художники всех времен, отталкивались от жизни и природы, Клее, последовательно и преднамеренно обрывал все связи, чтобы только лишь в самом себе черпать новые элементы для вдохновения и творчества. Он прислушивался лишь к собственным видениям – полузабытым впечатлениям детства, мечтам, снам. Его искусство не содержит ничего от уже виденного и известного. Все должно было созреть внутри него самого, и никакие влияния не могли оказаться решающими. Из глубин воображения он извлекал материал для создания собственной вселенной, ибо миссия художника, считал Клее, - сотворить мир, отличающийся от реальности. «Меня трудно об'яснить обычными земными образами, поскольку я чувствую себя одинаково свободно как среди умерших, так и среди еще нерожденных. Мне кажется, что я нахожусь рядом с источником истинного творчества и все-таки недостаточно близко к нему.» (Написано на могиле великого швейцарского художника, 1879 – 1940 ) *** «Знаете, настоящая поэзия не должна выражать ничего конкретного, а только наводить на мысль. Открывать все двери. А вы можете войти в любую из них.» Джим Моррисон *** «Моя профессия – литература. Единственный материал, который мне нужен, - слова. Слова... слова...слова нежного и звучного испанского языка. Ими насыщен воздух, их рассеивает и вновь приносит ветер, и в любой момент я могу взять подходящее слово совершенно бесплатно: слова короткие, длинные, белые, черные. Веселые – колокол, друг, поцелуй. Или грозные – вдова, кровь, тюрьма. Несметное количество слов, можно комбинировать их по своему капризу, можно издеваться над ними или относиться к ним с уважением, можно использовать их тысячу раз и не бояться, что они износятся. Вот они – стоит протянуть руку. Я могу накинуть на них аркан, схватить, приручить. И главное, я могу написать их... Ежедневная кропотливая работа над листом бумаги помогла мне найти себя. Меня душили невысказанные слова, долгое молчание превращало душу в камень.» Исабель Альенде, автор романов «Дом призраков» (1981), «О любви и мраке» (1984), «Эва Луна» (1987) *** Как иногда хочется ухватиться за тонкую изящную паутинку – главную героиню романа «Бабье лето» и, взмахнув прозрачными крыльями души, рвануть туда, где за лесами и горами в тумане купается солнечный шар, ощутив на лице приятные прикосновения прохладных пальцев осени. Вот так бы и летел всю жизнь, упиваясь красотой этого бесконечно живого и простого мира. Разговаривал бы со стаями птиц на их языке, отдыхал бы на макушках столетних сосен, зажигал бы звезды на вечернем небе, а когда придет мой час, превратился бы в траву, цветы, птиц или дерево. И тогда глухо стонал бы ночами под порывами ветра, простирая корявые сучья рук к небу с мольбой – снова взлететь. *** Несколько слов о представителе русского поэтического авангарда поэте Алексее Крученых (1886-1968). Он не печатался с 1930-го года, был отринут обществом, получал пенсию в 31 рубль, но он продолжал свои поэтические поиски всю жизнь. Он рассматривал поэтическое искусство, как высвобождение скрытых возможностей «самоценного» слова (его звуковой стороны, этимологии и морфологической структуры). Он создает заумный язык – так называемую поэтическую заумь. Вот пример такой зауми: Высоты вселенский язык еую иао оа оаееуея оа еыуеу иее ииыиеииы (1913) Ну как? Слово Борису Пастернаку. «Положа руку на сердце, мне кажется бессмысленным спорить сегодня, «агитировать» за крученыховскую заумь». Тем не менее, по Крученых: «Заумь – первоначальная (исторически и индивидуально) форма поэзии. Сперва – ритмически музыкальное волнение, пра-звук... К заумному языку прибегают: а) когда художник дает образы еще не вполне определившиеся (в нем и во мне); б) когда не хотят назвать предмет, а только намекнуть... Заумь побуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным...» Голод В избе, с потолком дыряво-копченым Пятеро белобрысых птенят Широко глаза раскрыли – Сегодня полные миски на столе дымят! -Убоинки молодой поешьте, Только крошку всю глотайте до конца, Иначе встанете – Маньку возьмет рыжий леший, - Вон дрыхнет, как баран, у соседского крыльца! Мать сказала и тихо вышла... Дети глотали с голодухи, Да видят – в котле плавают человечьи руки, А в углу ворочаются порванные кишонки... -У-ох!...- завопили, да оравой в дверь И еще пуще ахнули: Там маменька висела- Шея посиневшая Обмотана намыленной паклей! Дети добежали до кручи -Недоеденный мертвец сзади супом чавкал- Перекрестились да в воду, как зайчики бухнули. Подхватили их руки мягкие... А было это под Пасху... Кровь убитого к небу возносилася И звала людей к покаянию, А душа удушенной Под забором царства небесного Облакачивалась... (1922) И, все-таки, в нем что-то есть, в этом Крученых, в его диком страшном нагом натурализме.Как вам понравится размашистое разменю и наше блюдословье?! *** «Размахивая руками, бормоча, плетется поэзия, головокружа, блаженно очумелая и все-таки единственная трезвая, единственная проснувшаяся из всего, что есть в мире» О. Э. Мандельштам *** «Есть только один вид путешествия, которое всегда и при любых обстоятельствах возможно и нужно, - это путешествие в наш внутренний мир. Путешествуя по всему свету, мы не очень то многому учимся. Не уверен, что путешествие всегда оканчивается возвращением. Человек никогда не может вернуться к исходному пункту, так как за это время и пункт поменялся и человек изменился. И разумеется, невозможно убежать от себя самого: это то, что мы несем в себе – наше духовное жилище, как черепаха панцирь. Путешествие по всему миру – это только символическое путешествие. И куда бы ты не попал, ты продолжаешь искать свою душу. Единственный смысл жизни заключается в необходимом усилии, которое требуется, чтобы перебороть себя духовно и измениться, стать кем-то другим, более лучшим, чем был после рождения. Если бы мы за тот период времени между рождением и смертью смогли достичь этого, хотя это и очень трудно, а успех ничтожно мал, то смогли бы пригодиться человечеству. В детстве я как-то спросил отца: «Существует ли Бог?». Его ответ был для меня открытием. «Для неверующего – нет, а для верующего – да!». Это важно. Человек должен стремиться к духовному величию. Он должен оставить после себя тайны, которые другие будут разгадывать миллионы лет спустя, а не руины, которые будут вспоминать как последствия катастроф. Для меня высшим проявлением взаимопонимания между людьми есть Любовь. Помните «Бог есть Любовь» ? Андрей Тарковский *** «В минуту внутреннего раскрепощения, когда мозг открыт миру и вселенная предстает в своей первозданности, душе – смущенной, захмелевшей – дозволено бродить везде и всюду в поисках наставников и друзей.» Джим Моррисон *** God is infinite in his simplicity and simple in his infinity; God is near to us, but we are far from Him; God is within, but we are without; God is always ready, but we are unready; God is at home, but we are strangers… Meister Eckhart (1260-1327), German Theologian who was accused of heresy in 1326 *** «Я знал, что должен написать роман, но эта задача казалось мне непосильной, раз мне с трудом давались абзацы которые были лишь выжимкой того, из чего делают романы. Нужно попробовать писать более длинные рассказы, словно тренируясь к бегу на более длинную дистанцию. Когда я писал свой роман, тот, который украли на Лионском вокзале, я еще не утратил лирической легкости юности, такой же непрочной и обманчивой, как сама юность. Я понимал, что, быть может, и хорошо что этот роман пропал, но понимал и другое: я должен написать новый. Но начну я его лишь тогда, когда я уже не смогу больше откладывать. Будь я проклят, если напишу роман только для того, чтобы обедать каждый день! Я начну его, только тогда, когда не смогу заниматься ничем другим и иного выбора у меня не будет. Пусть потребность становится все настоятельней. А тем временем я напишу длинный рассказ о том, что знаю лучше всего.» Эрнест Хемингуэй «На выучке у голода» из книги «Праздник, который всегда с тобой» *** “Until I was 27 years and 8 months old it never occurred to me to write anything. And then it didn’t occur to me: it occurred to one who was not then my wife. “Why don’t you write?, she said, “You are just the person”. I received her remark with the smile of one who knows better.” До тех пор пока мне не исполнилось 27 лет и 8 месяцев мне и в голову никогда не приходило, что я смог бы о чем-нибудь писать, как настоящий писатель. Эта мысль пришла в голову девушке с которой я встречался и которая даже не была еще моей женой. «Почему бы тебе не писать книги, дорогой?», однажды поинтересовалась она, - «У тебя для этого есть все способности». С улыбкой я пропустил ее слова мимо ушей. The “morals” of John Galsworthy. Некоторые советы Джона Голсуорси начинающим писателям и поэтам: The first moral is that some writers are not born. Писателем не рождаются, писателем становятся. The second moral is that such writers need either an independent income, or another job while they are learning to “write”. Любому начинающему писателю обязательно необходимо работать или иметь какой-либо постоянный доход со стороны в ходе обучения писательскому мастерству. The third moral is that he who is determined to “write”, and has the grit to see the job through “get there” in time. Тот, кто обладает страстным желанием писать, настойчивостью и целеустремленностью, рано или поздно добьется своей цели. The fourth moral is that the writer who steadily goes his own way, never writes to fulfil the demands of public, publisher or editor, is the writer who comes off best in the end. Только тот писатель, который следует своим собственным убеждениям, и никогда не идет на поводу у публики, не преклоняется перед главными редакторами и издательствами, в конце-концов добивается подлинного успеха и популярности. The fifth moral is that to begin too young is a mistake. Live first, write afterwаrds. Было бы ошибкой начинать писать книги в раннем возрасте. Нужно пожить, поднабраться опыта жизни и затем уже писать. The sixth moral is that a would-be writer can probably get much inspiration and help from one or two masters, but, in general, little good and more harm from the rest. Очень возможно, что основное влияние на вдохновение и творчество начинающего писателя окажет поддержка со стороны одного или двух мастеров, большинство же остальных средних писателей в состоянии оказать только вред. Each would-be writer will feel inspired according to his temperament, will derive instruction according to his needs, from some older living master akin to him in spirit. And as his wings grow stronger under that inspiration, he will shake off any tendency to imitate. Каждый начинающий писатель, в соответствии с его темпераментом, целями и устремлениями, в состоянии получать моральную и духовную поддержку со стороны родственного ему по духу учителя-мастера. Шаг за шагом крылья начинающего писателя будут крепнуть и тенденция к подражательству, имитации отомрет сама собой. *** «Обычно мы ограничиваемся только ощущением мысли, ее зернышком. Нам некогда заниматься проращиванием всех мыслей и чувствований. Они стремительно сменяют друг друга, скатываются как камешки... А ведь это – частички нашей жизни, нас самих. Это наши листья, зеленые и желтые, которые больше говорят о нас, чем ствол или сучья, - ведь не зря же по открытой ладони листа мы легко и безошибочно определяем породу дерева. И пусть каждое мгновение мы осыпаемся и снова зеленеем, неужели вся листва только ветру, неужели запомнить и сохранить не под силу? Как хочется иногда поговорить с человеком, с первым встречным – не о деле, а просто так, просто поговорить, услышать шелест его листвы, ощутить аромат личности, естественной и независимой, как дерево на опушке. Мне кажется, что немного потренировавшись, мы смогли бы так говорить обо всем. Без смущения и опаски, прислушиваясь к своему шелесту, осторожно усиливая и об'ясняя его. И говорение – диалог, это мирное посягание друг на друга, - не в этом ли наш сокровенный человеческий смысл?» Валерий Липневич, «Девушка с яблоком» *** Сборник стихов Джима Моррисона «Повелители» и «Новые существа» вышел в свет в 1970-м году в издательстве «Саймон энд Шустер». Огонь, алкоголь, наркотики, душевная боль, сверхчувствительность и чувственность, секс и эпатаж в песнях сожгли-сожрали Джима. Последние поэмы «Американская молитва» и «Парижский дневник», последний альбом группы “Doors”, последние концерты в Далласе и Новом Орлеане. Потом он устремляется в Париж – город своей мечты, навевавший воспоминания о стихах Рембо и Бодлера, о книгах Хемингуэя и Скотта Фицджеральда. 3-го июня 1971-го года Джим скончался в ванной гостиничного номера от сердечного приступа. Через несколько дней его похоронили на кладбище Пер-Лашез. Ему не исполнилось и 28-ми лет... *** Люди Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы, как истории планет. У каждой все особое, свое, И нет планет, похожих на нее. А если кто-то незаметно жил И с этой незаметностью дружил Он интересен был среди людей Самою незаметностью своей. У каждого есть тайный личный мир. Есть в мире этом самый страшный час, Но это все неведомо для нас И если умирает человек, С ним умирает первый его снег, И первый поцелуй, и первый бой... Все это забирает он с собой. Да, остаются книги и мосты, Машины и художников холсты. Да, многому остаться суждено, Но что-то ведь уходит все равно. Таков закон безжалостной игры: Не люди умирают, а миры. Людей мы помним, грешных и земных. А что мы знали, в сущности, о них? Что знаем мы про братьев, про друзей? Что знаем о единственной своей? И про отца, родного своего Мы зная все, не знаем ничего. Уходят люди... Их не возвратить Их тайные миры не возродить. И каждый раз мне хочется опять От этой невозвратности кричать. Евгений Евтушенко *** «Не каждому дано проявить себя на поприще искусства. Но каждый может стать автором по крайней мере одного «художественного произведения» - создать себя как личность, уникальность которой будет иметь всеобщее, общечеловеческое значение и ценность.» В. И. Толстых *** «Как-то, отвечая на анкету, Кнут Гамсун заметил, что пишет исключительно с целью убить время. Думаю, даже если он был искренен, все равно заблуждался. Писательство, как сама жизнь, есть странствие с целью что-то постичь. Оно – метафизическое приключение: способ косвенного познания реальности, позволяющий обрести целостный, а не ограниченный взгляд на Вселенную. Писатель существует между верхним слоем бытия и нижним иступает на тропу, связывающую их, с тем чтобы в конце-концов самому стать этой тропой. Я начинал в состоянии абсолютной растерянности и недоумения, увязнув в болоте различных идей, переживаний и житейских наблюдений. Даже и сегодня я по- прежнему не считаю себя писателем в принятом значении этого слова. Я просто человек, рассказывающий историю своей жизни, и чем дальше продвигается этот рассказ, тем более я его чувствую неисчерпаемым. Он бесконечен, как сама эволюция мира. И представляет собой выворачивание всего сокровенного, путешествие в самых немыслимых широтах, - пока в какой-то точке вдруг не начинаешь понимать, что рассказываемое далеко не так важно, как сам рассказ. Это вот свойство, неотделимое от искусства, и сообщает ему метафизический оттенок, - оттого оно поднято над временем, над пространством, оно вплетается в целокупный ритм космоса, может быть, даже им одним и определяясь. А «целительность» исскуства в том одном и состоит: в его значимости, в его бесцельности, в его незавершимости. Я почти с первых своих шагов хорошо знал, что никакой цели не существует. Менее всего притязаю я об'ять целое – стремлюсь только донести мое ощущение целого в каждом фрагменте, в каждой книге, возникающее как память о моих скитаниях, поскольку вспахиваю жизнь все глубже: и прошлое, и будущее. И когда вот так ее вспахиваешь день за днем, появляется убеждение, которое намного существеннее веры или догмы. Я становлюсь все более безразличен к своей участи как писателя, но все увереннее в своем человеческом предназначении.» Генри Миллер «Размышления о писательстве» *** Нет, бытие – не зыбкая загадка! Подлунный дол и ясен, и росист. Мы – гусеницы ангелов; и сладко в'едаться с краю в нежный лист. Рядись в шипы, ползи, сгибайся, крепни, и чем жадней твой ход зеленый был, тем бархатистей и великолепней хвосты освобожденных крыл. Владимир Набоков 6.5.23 *** «Вы спрашиваете, как лучше читать: быстро или медленно? Но главное совсем не это, главное – научиться думать в процессе чтения. Критичное отношение к прочитанному – лишь другая сторона умения понимать. Способность противостоять устным или письменным утверждениям других людей, способность иметь свое собственное мнение о какой-либо идее, теории, о произведении искусства, умение увидеть все это настолько ясно, чтобы убедительно выразить свою мысль, - все эти качества встречаются у людей чрезвычайно редко. Большинство же не высказывает свое мнение до тех пор, пока кто-либо другой не выскажет свое, и тогда они бездумно будут повторять его. Причина одна: ЛЮДИ НЕ ДУМАЮТ. Эти три слова означают интеллектуальную трусость и лень, которые делают из людей послушных овец. Эту пассивность ума необходимо преодолевать как можно в более раннем возрасте. И если это делать умно и методично, то человек никогда не станет слишком самоуверенным, просто ум приобретает силу в том юном возрасте, когда он только формируется. Мы должны развивать у себя привычку критического внимания, которая позволит нам сразу же определить наше отношение к тому или иному явлению, достойному наших интеллектуальных усилий. Например, вы услыхали имя незнакомого иностранного писателя Горького, о котором упоминали ваши друзья задолго до того, как вы имели возможность познакомиться с его произведениями. Ваше желание прочитать его вещи становится сильнее. Однажды в каком-то журнале вы читаете отрывок из его произведений: всего двадцать страниц прозы о возвращении весны, о смерти мальчика и старом священнике. Каждое предложение, каждое слово остается запечатленным в вашей памяти из-за того, что вы с жадностью впитываете в себя содержание этих двадцати страниц. Вы очарованы этим произведением как необычайной музыкой. В течении долгого времени вы не решаетесь читать Горького, боясь, что следующие его работы разрушат то чарующее впечатление, которое оказали на вас эти 20 страниц. Вы осознаете, что люди, которые прочитали несколько томов Горького, не поняли писателя по-настоящему так, как его поняли вы. Критическое отношение ко всему – что мы читаем, о чем думаем и что чувствуем – это внутренний баланс между тем, перед чем мы должны склонить голову, и тем, в чем должны сомневаться. Глубокое понимание – это критичное отношение, а критичное отношение – это собственное суждение, а значит, и умение думать самостоятельно.» Эрнест Димнет «Искусство думать» *** «Не жалей себя – это самая гордая, самая красивая мудрость на земле. Да здравствует человек, который не умеет жалеть себя. Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые- вторую; каждому кто любит красоту, ясно, где величественное.» Максим Горький *** «Быть ниже самого себя – это не что иное, как невежественность, а быть выше самого себя – не что иное, как мудрость.» Сократ *** «Что означало тогда «уцелеть» ? Физически? Духовно ? Могли ли мы в то время предвидеть гибель Мандельштама, смерть Клюева, самоубийство Есенина и Маяковского, политику партии в литературе с целью уничтожения двух, если не трех поколений? Двадцать лет молчания Ахматовой? Разрушение Пастернака? Конец Горького? Конечно, нет. «Анатолий Васильевич не допустит» - это мнение о Луначарском носилось в воздухе. Ну, а если Анатолия Васильевича самого отравят? Или он умрет естественной смертью? Или его отстранят? Или он решит, что довольно быть коммунистическим эстетом и пора пришла стать молотом, кующим русскую интеллигенцию на наковальне революции? Нет, такие возможности никому тогда в голову не приходили, но сомнения в том, что можно будет уцелеть, впервые в те месяцы зароились в мыслях Ходасевича. То, что ни за что схватят, и посадят, и выведут в расход, казалось тогда немыслимым, но что задавят, замучают, заткнут рот и либо заставят умереть (как позже случилось с Сологубом и Гершензоном), либо уйти из литературы (как заставили Замятина, Кузьмина и – на 25 лет – Шкловского), смутно стало принимать в мыслях все более отчетливые формы. Следовать Брюсову могли только единицы, другие могли временно уцепиться за триумфальную колесницу футуристов. Но остальные? Много раз впоследствии это понятие «уцелеть» являлось мне в самых различных своих смыслах, неся с собой целую радугу обертонов: от животного «не быть с'еденным» до античного «самоутверждения перед лицом уничтожения», от инстинктивного «как бы не попасться врагу» до высокого «сказаться еще одним последним словом». И низкое, и высокое часто имеют один корень в человеке. И схватиться за травинку, вися над пропастью, и передать рукопись своего романа уезжающему из Москвы на Запад иностранцу – имеют одно и то же основание». Нина Берберова «И стала я живой и зрячей, и то была – твоя любовь» *** “Установка на собственность и прибыль, т.е. принцип обладания, с необходимостью порождает стремление к власти, фактически потребность в ней. Чтобы управлять людьми, нужна власть для преодоления их сопротивления. Для контроля над частной собственностью также необходима власть, чтобы защитить эту собственность от тех, кто стремится отнять ее у ее владельцев, ибо последние, как и мы сами, не могут удовлетвориться тем, что имеют. Стремление же к обладанию частной собственностью порождает стремление к применению насилия для того, чтобы тайно или явно грабить других. При установке на обладание счастье заключается в достижении превосходства над другими, во власти над ними и в итоге в способности захватывать, грабить, убивать. При установке на бытие счастье – это любовь, забота о других, самопожертвование. Эрих Фромм “Иметь или быть» *** Было на улице полутемно. Стукнуло где-то под крышей окно. Свет промелькнул, занавеска взвилась, Быстрая тень со стены сорвалась, - Счастлив, кто падает вниз головой: Мир для него хоть на миг – а иной. Владислав Ходасевич *** «Материал, употребляемый музыкантом или живописцем, беден по сравнению со словом. У слова есть не только музыка, нежная, как музыка альта или лютни, не только – краски , живые и роскошные, как те, что пленяют нас на полотнах венецианцев и испанцев; не только пластичные формы, не менее ясные и четкие, чем те, что открываются нам в мраморе или бронзе, - у них есть и мысль, и страсть, и одухотворенность. Все это есть у одних слов.» Оскар Уайльд *** «Есть неоспоримые истины. Одна из которых относится к писательскому мастерству, в особенности к работе прозаиков. Она заключается в том, что знание всех соседних областей искусства – поэзии, живописи, архитектуры, скульптуры и музыки – необыкновенно обогащает внутренний мир писателя и придает особую выразительность его прозе. Она наполняется светом и красками живописи, свежестью слов, свойственной поэзии, соразмерностью архитектуры, выпуклостью и ясностью линий скульптуры и ритмом и мелодичностью музыки. Все это добавочные богатства прозы, как бы ее дополнительные цвета. Между прочим, существует своего рода закон воздействия писательского слова на читателя. Если писатель, работая, не видит за словами того, о чем он пишет, то и читатель ничего не увидит за ними. Но если писатель хорошо видит то, о чем он пишет, то самые простые и порой даже стертые слова приобретают новизну, действуют на читателя с разительной силой и вызывают у него те же мысли, чувства и состояния, какие писатель хотел ему передать. В этом, очевидно, и заключается тайна так называемого подтекста. Чем прозрачнее воздух, тем ярче солнечный свет. Чем прозрачнее проза, тем совершеннее ее красота и тем сильнее она отзывается в человеческом сердце. Коротко и ясно эту мысль выразил Лев Толстой: «Простота – есть необходимое и достаточное условие прекрасного.» Константин Паустовский «Искусство видеть мир» *** Весной 1995 года в возрасте 44-х лет ушел из жизни живописец и писатель Леонид Пурыгин (Иероним Босх совкового соц-арта). Эмигрировав в США, он завоевал международное признание, но тосковал и вернулся на родину в 1993 году. В Москве предприниматель Борис Ренский заказал Пурыгину трехметровый бронзовый фонтан в одном из своих офисов. Во время работы над монументальной композицией художник смертельно запил. Жена Пурыгина, Галина, вместе с дочерью Евдокией сломя голову бросилась в Россию, чтобы вывезти мужа из кризиса. Однако по дороге из Шереметьево к его мастерской попала в автомобильную катастрофу и погибла. Похоронив супругу, Пурыгин тут же женился на одной из своих многочисленных учениц. Семейное счастье длилось недолго и окончилось внезапной смертью от инфаркта так и не вышедшего из запоя художника. В довершение ко всему похороны художника пришлись на воскресенье, и согласно традиции Русская Православная Церковь отказалась отслужить по великому художнику панихиду... *** «Ведь Новый Свет похож на загробный мир тем, что он обещает каждому второй шанс. Эмиграция – репетиция собственной кончины. Это своего рода petite morte, «маленькая смерть», за которой неизбежно следует возрождение. Новая жизнь может быть прекрасной, ужасной, или сносной, но тут Новый Свет ничего не прибавляет к традиционной потусторонней географии с ее раем, адом и чистилищем.» Александр Генис «Американская Азбука» *** « И Стравинский, и Набоков, и Баланчин, и Бродский оказались на Западе не случайно. Причины, по которым они уехали, у всех разные: Стравинский уехал до революции, Набокова разорила советская власть, Баланчина нельзя было разорить – он был беден, как церковная мышь... То есть как будто ничего общего нет, кроме одного: индивидуализма, ощущения себя как одинокого волка и той независимости, которое это ощущение дает. В этом и трагизм, и освобождение. И дает эту возможность быть свободным, но одиноким, только Запад – в силу давным-давно сложившейся структуры. И еще одно. Иосиф говорил: «Русские люди – всегда выходцы из своей страны». В русской духовной, интеллектуальной элите всегда было стремление уехать, чтобы оплодотворить своими идеями мир.» Соломон Волков *** «Двусмысленность, я полагаю, есть главная характеристика моего народа. И в этом его некая мудрость: жизнь сама по себе ни хороша, ни плоха: она произвольна. Во всех нас есть элемент нарциссизма, больший или меньший. Его надо подавлять в себе вместо того, чтобы культивировать и засорять им и без того не очень гладкий процесс мышления. Эмиграция, знаете, начисто избавляет от нарциссизма, и в одном этом, на мой взгляд, уже ее достоинство. Жизнь в чуждой языковой среде, со всеми вытекающими последствиями, это уже испытание. Генрих Белль как-то записал в дневнике, что чем дальше письменный стол художника будет стоять от отечества, тем лучше для художника. Ностальгия?! Комната, письменный стол, книжки. Никакого разрыва нет. Абсолютно никакого. Как говорится, «продолжение следует». Всякая новая страна, в конечном счете, лишь продолжение пространства. Каждый живет как умеет. Одни живут, чтоб им сытно пожрать было, другие, чтоб на старость капитал сколотить. Но есть незначительный процент людей, которые живут для того, чтобы читать и писать книги. Меня больше всего интересуют книжки. И что происходит с человеком во времени. Что время делает с ним. Как оно меняет его представление о ценностях жизни. Независимо от того, является ли человек писателем или читателем, задача его состоит, прежде всего, в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо у каждого из нас она только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается.» Иосиф Бродский *** Перешагни, перескочи, Перелети, пере- что хочешь – Но вырвись: камнем из пращи, Звездой, сорвавшейся в ночи... Сам затерял – теперь ищи... Бог знает, что себе бормочешь, Ища пенсне или ключи. Владислав Ходасевич *** Центон (от лат. cento — лоскутное платье или одеяло), стихотворение, целиком составленное из строк других стихотворений, обыгрывающее подобие или контраст нового и прежнего контекста каждого фрагмента. БСЭ *** “There is only one great adventure and that is inward towards the self, and for that time nor space nor even deeds matter.” Henry Miller “Tropic of Capricorn” «Существует лишь одно великое приключение – и это путешествие внутрь себя, и тут не имеют значения ни время, ни пространство, ни даже поступки.» Генри Миллер «Тропик Козерога» *** «Сама по себе экзотика оторвана от жизни, тогда как романтика уходит в нее всеми корнями и питается всеми ее драгоценными соками. Я ушел от экзотики, но не ушел от романтики, и никогда от нее не уйду – от очистительного ее огня, порыва к человечности и душевной щедрости, от постоянного ее непокоя. Романтическая настроенность не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким. В романтике заключена облагораживающая сила. Нет никаких разумных оснований отказываться от нее в нашей борьбе за будущее и даже в нашей обыденной трудовой жизни. Мне кажется, что одной из характерных черт моей прозы является ее романтическая настроенность. Романтическая настроенность не противоречит острому инересу к «грубой» жизни и любви к ней. Во всех областях действительности и человеческой деятельности, за редким исключением, заложены зерна романтики. Их можно не заметить и растоптать или, наоборот, дать им возможность разрастись, украсить и облагородить своим цветением внутренний мир человека. Романтичность свойственна всему, в частности науке и познанию. Чем больше знает человек, тем полнее он воспринимает действительность, тем теснее его окружает поэзия и тем он счастливее. Наоборот, невежество делает человека равнодушным к миру, а равнодушие растет медленно, но необратимо, как раковая опухль. Жизнь в сознании равнодушного быстро вянет, сереет, огромные пласты ее отмирают, и в конце концов равнодушный человек остается наедине со своим невежеством и своим жалким благополучием. Истинное счастье – это прежде всего удел знающих, удел ищущих и мечтателей... Константин Паустовский «Несколько отрывочных мыслей» 1957 *** Центон – стихотворение, сложенное из «заготовок», заимствованных из разных произведений одного или даже нескольких авторов. Его сочиняют так, чтобы получился неожиданный и смешной стихотворный текст. Например, так: Лысый, с белой бородою, (Никитин) Старый русский великан (Лермонтов) С догарессой молодою (Пушкин) Упадает на диван. (Некрасов) Евгений Гик *** Сейчас уже поутихли, а несколько лет назад очень популярны в литературной особенно "толстожурнальной") среде были разговоры о центонности современной поэзии. Ключевой фигурой этих разговоров был Тимур Кибиров. Однако слово "центон" при этом, разумеется, употреблялось всуе - как синоним цитатности вообще, установки на работу с предшествующими текстами как основным материалом. Кроме того, возникала одна вполне паразитическая, на мой взгляд, коннотация: цитатность как один из аспектов ироничности, причем ироничности, понятой в традиции советской неразрывной связки "сатира и юмор". Между тем старый текст, оказывающийся для нового автора материалом (а вместе с тем, зачастую, и проблемой), может вызывать к себе разное отношение и использоваться с абсолютно различными задачами. Дмитрий Кузьмин *** Чайный ритуал в Японии воплощает в себе богатство души и беспредельность красоты. В основе ритуала лежат четыре основных принципа: Гармония, Чистота, Спокойствие, Почтительность. Гармония – умение жить в ладу с природой и с самим собой. Все согласуется в природе, и художник, мастер должен проникнуться созерцанием предмета или действа, забыв себя, сосредоточиться на другом, уловить его внутренний ритм, и тогда раскроется неповторимая красота другого и мастер приобщится к красоте неисчезающей. Если же разбалансированы, нарушены связи природы и человека, то нарушивший закон Бытия отторгается им, как не соответствующий закону Красоты или Истины: для японцев Красота есть Истина, а Истина есть Красота. Чистота – в прямом и переносном смысле – ничего лишнего, неуместного. Внешняя неупорядочность есть проявление неупорядоченности, загрязненности человеческих мыслей и чувств. Не только в чайном доме должна быть абсолютная чистота, но и чистота в душе. С дурными мыслями в чайный дом не входят. Спокойствие – успокоение от волнений суетного, вечно чем-то озабоченного мира. Успокоение ума дает возможность видеть вещи, как они есть, в их подлинности, не принимать ложь за истину, иллюзии за реальность. Полный душевный покой: ни лишних мыслей, ни лишних звуков, ни лишних красок – ничего , что помешало бы сосредоточению, медитативному углублению. Тогда и возможна гармония, когда очищаясь от мирской суеты, приходишь в лад с самим собой. А тогда приходишь в лад и со всей вселенной, со всеми ее обитателями, и она хранит тебя. И само собой проявляется Почтительность, присущая изначальной природе человека, и он уже не может ранить другого, нанести ему обиду, ощущая в нем родство, единую изначальную сущность. И, значит, нет оснований ставить себя выше или ниже другого. «Оставь свой меч у порога чайного дома» - увещевали мастера. Все равны перед Истиной и изначальной Красотой мира... *** Прерванный суицид Бросив взгляд последний вниз, Снявши тапочки, Я на проводе повис Вместо лампочки. Да не держит, е-мое, Обрывается, Вот поэтому житье Продолжается. Макс Мартов *** «Если прочтешь что-либо, то из прочитанного усвой себе главную мысль. Так поступаю и я: из того, что я прочел, непременно что-нибудь отмечу... Что приобретается при чтении посредством пера – непременно превращается в плоть и кровь.» Луций Сенека *** | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
