(фантастический рассказ)

 

Никогда ещё не было такой тишины. Конечно, зимой на кладбище редко кто приходит, а если и приходит, то надолго не задерживается. Зимой не слышно похоронных оркестров, родственники плачут меньше и тише, ночами не видно сатанистов и мародёров. Есть только ветер — единственный посетитель, любящий здесь гулять, постоянно, в течение долгих лет. И снег — на деревьях, крестах, могилах, заборах… Когда нет ветра — есть снег. Слышно, как ветки не выдерживают его тяжести и стряхивают белые шапки с себя. Тогда слышится глухой удар.

А сегодня… Сегодня ветер, видимо, решил взять выходной, а с деревьев были сорваны все сугробы, новые же вырасти не успели.

 

Старик-сторож вышел из маленькой кладбищенской часовни и замер, затаив дыхание. Он впервые видел такой мёртвый вечер. Казалось, кладбище — одна заснеженная могила, в которой покоится мёрзлый воздух, чёрные нагие деревья, серебряно-белый снег, разнокалиберные памятники, глядящие на мир человеческими глазами, и сам сторож вместе со своим деревянным одноэтажным домиком и часовней. Впервые за долгие годы, проведённые здесь, сторожу стало страшно. Страшно из-за неестественной тишины, завладевшей всем вокруг. Старик быстро заскочил в дом. Но и там было тихо. Огонь в печи горел бесшумно — поленья не трещали, покрытые ровным слоем ярко-оранжевого пламени. Часы с кукушкой — старые, большие, не тикали, остановившись на без четверти шесть. Чтобы узнать время и разогнать тишину, сторож решил включить телевизор. Звука не было.

Тишшшь…

Старик нахмурился. Всё происходившее ему явно не нравилось, да и кому это могло понравиться? Он снова вышел на улицу. Сквозь деревья было видно небо, щедро усыпанное яркими маячками звёзд. Сторож прикурил — одним огоньком в темноте стало больше.

Вдруг совсем рядом послышались шаги. Они звучали набатом в этой неслыханной тишине и появились, казалось, из ниоткуда. Сторож не на шутку испугался, попятился к двери, торопливо перекрестился и замер. Полоска оконного света услужливо показала приближающийся чёрный силуэт. К старику подошла маленькая девочка лет девяти, посмотрела на него глазами, горящими в темноте, как звёзды на небе, сказала красивым мелодичным голосом: «Здравствуй» и зашла в дом. Сразу же завыл ветер стаей голодных волков, закружился снег, и часы с кукушкой стали бить шесть. Тишина умерла, переродившись в эту странную девочку…

 

* * *

 

Она больше не произнесла ни одного слова, сколько бы он ни пытался её разговорить. Хотя нет, всё-таки ещё одно слово она сказала. По радио звучала песня БГ:

Ветер, туман и снег,

Мы одни в этом доме.

Не бойся стука в окно — это ко мне,

Это северный ветер, мы у него в ладонях…

Дослушав до конца, девочка улыбнулась и выдохнула: «Аделаида». Старик решил, что она услышала своё имя и оттого улыбается — он в первый раз видел её улыбку, ласковую и дьявольскую одновременно. С тех пор сторож стал называть девочку Аделаидой.

Ада впитывала окружающий мир каждой порой своей молочно-белой кожи. Её чёрные горящие глаза, казалось, фотографировали всё, просвечивали рентгеном. Когда Аделаида смотрела прямо в глаза, старика пробирал холод, и начинала бить дрожь. Но у него даже в мыслях не было прогнать навязавшуюся гостью, ставшую хозяйкой здесь. Сторож принял всё как должное и боялся даже подумать о том, кто такая эта Аделаида, откуда она взялась и почему над ним, старым кладбищенским сторожем, имеет такую неограниченную власть.

 

* * *

 

Однажды он даже приревновал её, приревновал отцовской ревностью. А дело было так: заканчивался огненный сентябрь. Этот месяц был особенно «урожайным» — каждый день хоронили кого-то. Аделаида вообще любила наблюдать за похоронами — она стояла вдали, за стволом какого-нибудь дерева, словно чёрная тень. Она всегда была в чёрном.

В этот день хоронили девушку, на кладбище было много молодёжи. Ада, как обычно, бросила свои немногочисленные дела, стояла и смотрела. А сторож наблюдал за ней — он уже много лет только и делал, что наблюдал, но так и не смог понять, кто же она такая.

Вдруг к Аделаиде подошёл какой-то парень. Такое произошло впервые. Он что-то говорил девушке, оживлённо жестикулируя. Вначале Ада отрицательно качала головой, потом долго-долго посмотрела на парня. Старик ясно видел, как она что-то произнесла, после чего быстро пошла по аллее вглубь кладбища. Парень пошёл за ней. Сторож нахмурился и хотел, было, идти за ними, но его позвали родственники усопшей. Старик бросил последний взгляд на изящный силуэт и пошёл в другую сторону.

Аделаида вернулась спустя полчаса, уже без парня. Сторож успокоился, решив, что тот просто просил показать какую-нибудь могилу. Только странно было одно — Ада заговорила с парнем.

В это время что-то грохнуло в небе — совсем недалеко, и началась гроза. Последняя, по всей видимости, гроза этого года. Кладбище быстро опустело — люди разъехались, гробовщики ушли пить — теперь у них было много дешёвой водки, и они благословляли многочисленных умерших. Лишь дождь ходил по погосту, попутно смывая с памятников грязь, делая из жирной земли и опавших листьев непроходимую жижу. Гром дал о себе знать ещё одним ударом — уже где-то за пределами кладбища, и исчез бесследно.

Ада сидела у окна и чему-то улыбалась. Сторож подошёл и сел рядом. В нём тоже с появлением девушки появилась одна странность — старик словно застыл в том возрасте, который застала Аделаида. У него с тех пор не прибавилось ни единой морщинки, ни одного лишнего седого волоса. Он не болел — ничем. Конечно, сторож удивлялся, но приписывал это целебному воздуху — ведь всю жизнь он прожил здесь, вдали от города, бензина, смога и пыли, среди тихой природы, почти не отравленной благами цивилизации…

Теперь они оба смотрели на дождь. Стемнело. Старик и не заметил, как небо очистилось и зажглось — вначале огненным закатом, затем — каплями звёзд.

— Сегодня родилась новая звезда. В родах погибла её мать-система, и очень много времени пройдёт, пока эта звезда не сделает себе спутников. Очень много для тебя. Ещё больше — для меня. Ожидание удваивает время…

Сторож удивлённо посмотрел на Аделаиду. Она плакала…

 

* * *

 

…Она плакала, умирая в муках! Я в этом не сомневаюсь! Вначале была темнота — весь свет развернулся обратной стороной, планеты укрылись тенью, солнца, мигнув, перестали светить… Потом, когда мне показалось, что лишь я существую во Вселенной, внутри что-то взорвалось всем спектром… Этот свет выходил, вырывался из меня, выворачивая наизнанку… Я ослеп, но всё равно видел этот свет… Дальше пришла боль… Она хлестала из меня фонтанами, унося последние остатки сознания, затопляя собой всю Вселенную… Да, она отныне поселилась везде — в каждом уголке, моя боль… От неё не спрячешься… НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ!!!

— Всё понятно. У него типичный случай белой горячке. Видимо, напился перед похоронами, да и обстановка такая… Дайте ему успокоительное, пусть поспит.

Парень заснул, но и во сне он видел далёкие солнца, чувствовал дыхание Вселенной, слышал шум жизни планеты. И всё это — в чёрных гипнотизирующих глазах, сулящих небесное наслаждение и смерть…

 

* * *

 

Она была последней в роде. Её родители успели спасти дочь, отправив с планеты наугад, отдав на волю Космоса. Именно по этой причине она была уникальным ребёнком.

В роду Аделаиды передавалась легенда. Вначале у планеты было только одно солнце. Народ процветал под его благодатными лучами. Не было ни краж, ни убийств, ни даже семейных ссор. Все светились от переполняющего их счастья. И солнце, глядя на них, возгордилось:

— Это я сделало их счастливыми, но они неблагодарны! Народ должен чтить меня больше, тогда и светить я буду краше и добрее!

И решило солнце наказать своих подопечных. На планете начались засухи, наводнения, у людей внезапно начинались сердечные приступы, мигрени, различные фобии… Солнце было довольно. Но в нём осталась и совесть, которая говорила:

— Уйми гордыню! Не делай зла своим детям! Стыдись!

Так и внутри солнца наступил раздор. Но народ не стал страдать от этого меньше…

И была ещё в светиле третья часть — нейтральная. Напрасно Добро и Зло звали её на свою сторону, понимая, что участие этого, скажем так, судьи, решило бы исход бессмысленного спора. Но нет. Эта часть лишь созерцала…

Прошло много времени. Враждующие стороны не смогли ужиться в одном теле — так появилось три солнца. Планета под лучами трёх светил не знала покоя. Дети уже не помнили, что такое счастье, взаимопонимание, взаимовыручка. Общая беда разделила людей на озлобленные кучки. А солнцам до этого не было дела.

Один мудрец предсказал, что наступил день, когда светила решат поделить и саму планету. Единственное, что те не учтут — люди не могут разделиться подобно звёздам. Это и будет Апокалипсисом. Для всего… И тогда Алголь — триединство солнц, умрёт, возродившись в новой звезде. Только каким будет её будущее?..

 

* * *

 

А покойников было очень много. Город просто постепенно вымирал. Старый сторож никогда в жизни не видел столько народа на кладбище.

И ещё резко менялась погода. То дождь с грозой, а через 10 минут яркое солнце, то тихое утро, буквально сметённое неожиданным снежным бураном, то ураган. Но никакая непогода не причиняла вреда дому сторожа. Казалось, ветер, снег, дождь сторонились его вполне осознанно.

Но зато любая непогода приводила новых «жильцов» на кладбище. Если был туман — обязательно кто-то разбивался на машине, ветер — убивало проводом под током или упавшей веткой, снег — люди заживо замерзали… Так стало.

 

* * *

 

Аделаида любила, когда погода проявляла свой характер. Старик не мог понять, отчего она так радуется при виде жертв стихии, но плачет, если молния попадает в дерево, и то загорается. Было что-то страшное в этой хрупкой девушке, она излучала просто адский холод…

Однажды Ада нашла в часовне старую библию. С тех пор эта книга стала настольной. Особенно её впечатлили сцены Апокалипсиса — Аделаида просто светилась от радости, читая о Страшном Суде. И в такие моменты погода за окнами особенно свирепствовала…

 

* * *

 

Мне здесь одиноко. Я не принадлежу этой толпе — сборищу серых людей. Человечество — короста на теле планеты. Люди здесь чужие. Безжалостные захватчики. Из хрупкие кости плохо приспособлены к здешней гравитации. Их тела не могут естественным образом защитить себя от хищников — нужно оружие. Они не умеют общаться с другими обитателями планеты. Не умеют жить в этой среде обитания. Им нужны большие здания, блага, удобства, созданные искусственным путём. Они не знают ничего о своём Доме — Земле. И человечество — эта инфекция, разрушающая медленно, но верно весь организм — гордится этим. Самодовольные глупцы! Под их боком живёт множество разумных существ — слоны, дельфины, муравьи, пчёлы, домашние животные, наконец! А они ищут разум где-то в Космосе! Но он не откроется случайным любопытным глазам. Разве люди этого не понимают?

Нет… Откуда они? А откуда я? Я ведь тоже чужая здесь… Я прибыла сюда много земных лет назад. Из маленькой девочки успела видоизмениться в женщину. Я изучала. Изучала людей, природу, планету. Ведь я была призвана наблюдать.

Моей Родины больше не было. Её уничтожили раздор. Но три мёртвых звезды по-прежнему живы. Живы во мне. И они говорят, приказывают мне — вылечить Землю, седлать её спутником Нового Алголя.

Стать санитаром Космоса? Что ж, забавно. Можно попробовать. Погодой я управлять умею. А это главное оружие — против него люди не умеют действовать. Они лишь умирают. Сильнее ветер — чище воздух. Без человечества Земля сама скинет с себя корку Их городов — она ещё не утратила способности восстановиться. Животные станут единственными хозяевами здесь. И над ними — лишь благодатный свет звезды Алголь…

 

* * *

 

Старик отшатнулся и схватился за сердце. Глаза девушки были просто необыкновенно черны. И светились. В них мерцал затягивающий, плотный, живой, ледяной Космос. Но это видение быстро исчезло. Взгляд вновь стал отрешённым и заинтересованным одновременно. В голове пронеслась какая-то глупая фраза и застряла, многократно повторяясь: «Карающая рука… Карающая рука… Карающая рука…»

Эти слова складывались в какой-то общий узор, фоном которого были и странно-внезапная непогода, и многочисленные смерти, и необычное здоровье старика. Иногда край его сознания зацеплял тягучую и чёрную злобу, исходившую от Аделаиды, но пришедшая так же неожиданно и непреложно отцовская любовь прогоняла это чувство.

 

* * *

 

А мёртвая звезда продолжала звать. Она приказывала сделать то, что надо сделать. Но что-то странное подкрадывалось с другой стороны сознания. Это было похоже на понимание. Понимание чего?

Человечество. От старика, у которого она жила, исходили волны тепла. Такие же, как и от её родителей. Она спорила сама с собой:

— Но ведь не он родил меня!

— Любит…

— Люди не знают этого слова!

— Любит…

— Они злы и бездушны! Что они сделали со своей планетой!

— Любит…

— Нет! Не умеют!!!

— Любит…

Она засомневалась в своём психическом состоянии. Много лет её программа, заложенная Алголем при бегстве, работала безотказно, односторонне. Появление нового мнения грозило по меньшей мере нервным срывом, но даже это могло навредить всему…

 

* * *

 

А погода была непредсказуема. Люди умирали, сходили с ума, кончали с собой… Это расползалось, захватывая всё новые и новые участки планеты. Население отдельных улиц, районной, городов начало объединяться перед лицом опасности. Люди молились, помогали, спасали… Конечно, поначалу были и те, кто воспользовался этой ситуацией, чтобы нажиться, но скоро и они образумились. Да и деньги, и вещи потеряли свою первоначальную цену. Мерилом всего стала жизнь. Богатством стала жизнь. Всем стала жизнь…

 

 

* * *

 

Люди объединились… Люди объединились? Люди объединились! Этого не может быть! Мой народ перед лицом опасности разбился на кучки, все были сами за себя. Мой совершенный народ увяз в раздорах! А… А эта плесень — объединилась? Как? Я не верю. Не верю!

 

* * *

 

Это были последние лучи Алголя. Звезда понимала, что девушка выходила из-под её контроля. Наступило время. Пока не поздно, надо приказать Аделаиде действовать. Время разминок окончено. Время глупых раздумий ушло. Действовать!

 

* * *

 

Она почувствовала, что в её сознание приникает НЕЧТО ЧУЖДОЕ. Неожиданно она оказалась посреди какой-то неизвестной Галактики. Под её ногами вдалеке синела планета, недалеко — средней яркости звезда — таким был каждый из трёх Алголей…

Алголь! Ну, конечно! Теперь она знает, зачем здесь… Надо вылечить Землю от человечества. Но… Надо ли? Надо ли нарушать уже установившееся равновесие? Если люди — это зло, то они ведь не ведают этого и вскоре — по космическим меркам — уничтожат сами себя. Так уже было и так будет.

Тогда зачем она? Или это… революция? Звёздная революция? Вначале на одной планете, потом — в системе, в Галактике и — ВО ВСЁМ КОСМОСЕ? Ну уж нет! Видимо, в Алголе выжила только злая часть. Теперь её некому контролировать, и она сделала Аду своим орудием. Орудием борьбы.

Борьбы? Что ж, будет борьба. Аделаида станет ангелом-хранителем Земли. Ничто не сможет потревожить её покой. Ничто!

 

* * *

 

Что-то взорвалось. Совсем рядом пронеслась комета. Её хвост обжёг — нет, не тело, а сознание. Она ответила на это взрывом сверхновой в соседней системе. Частички межзвёздного вещества пробили в нескольких местах то, ЧУЖДОЕ. Но, увлекшись этим зрелищем, Ада не заметила, как её окружила туманность, слепляя руки и ноги, затекая в глаза и уши. Аделаида испугалась и в отчаянии направила своё слабеющее сознание в сторону белого карлика. Образовавшаяся чёрная дыра затянула в себя туманность, захватывая и Аду. Но та вовремя среагировала. Собрав космические ветры, окутав их радиационным жаром, она бросила эту смесь на всю злобу Алголя. Звезда стала чернеть, но ещё держалась. Тогда Аделаида зажмурилась и помчалась на это ЧУЖДОЕ.

Удар! Взрыв! Боль! Темнота! Тишина…

 

 

 

 

* * *

 

Парень проснулся в холодном поту. Он не понимал, где находится. Перед глазами стояли сцены… Сцены чего? Космической битвы? Битвы Добра и Зла?

Девушка с кладбища… Это была она. Погибла? Парню почему-то казалось, что это невозможно. Но невозможным было и то, что после такого столкновения она могла выжить.

Она — нет. Её сознание — вполне реально…

 

Словно отвечая на эти мысли, на чёрном небе мигнула звезда. Парень подмигнул в ответ. Теперь он знал. Взяв ручку и листок в клеточку, парень на мгновение задумался и начал что-то писать. А к окнам уже подступал рассвет…

 

* * *

 

Было очень тихо. Он ещё никогда не слышал такой тишины, хотя и был сторожем на кладбище — казалось, тише места не найти. Часы стояли. Огонь в печке потух.

Старик кряхтя поднялся с постели и вышел в морозную ночь. На чёрном небе догорали какие-то странные всполохи.

— Чертовщина какая-то, — вслух сказал сторож. Его слова прозвучали неожиданно громко и, словно камни, упали в снег.

Появилось острое чувство дежа вю. И ощущение, что кто-то смотрит на него прямо с неба и ласково-дьявольски улыбается…