Коль, пройдя от курсантских погон золотистых полосок, Ты к сединам своим сохранил юный юнкерский пыл, Если Знамени шелк оставляет в груди отголосок, Значит, правильно выбрал ты путь свой и честно прожил! Пусть корежило душу тебе генеральское барство, - Никогда тупость с хамством тебе не являлись примером. Только силы всегда прибавляло великое братство, Испокон называвших себя "Господа офицеры"! И не блеском погон, не романтикой и не зарплатой Заманило тебя в этот жесткий, безжалостный быт. Онемевшие пальцы бойца с нервно сжатой гранатой Разжимал ты без мысли о том, что сам мог быть убит! И солдатам всю душу отдав до последнего нерва, Ты не прятал от них свой последний сухарь, сигарету… Смыслом службы твоей всегда был только долг офицера: Сохранить жизнь другим, о себе забывая при этом! А когда, не успев отряхнуть с себя пыль полигона, Крался к детской кроватке, не в силах улыбку сдержать, Ты, жены милых рук ощущая тепло сквозь погоны, Слышал горестный шепот: "Ребенок устал тебя ждать!" Лишь когда сына на руки брал с грубоватою лаской, Запах дыма вдохнув, мог он вспомнить, какой же ты есть! Пусть он шапке любой предпочел бы солдатскую каску, Зато твердо усвоил, что главное – знать долг и честь! И пусть сердце твое разрывалось порою на части! Чья-то боль по вискам твоим густо легла серебром! Ты не требовал в жизни наград и нет большего счастья, Чем считать, что все звезды твои даны честным трудом! А когда увольняться пора подойдет незаметно, Не подашь ты и виду, хотя все в груди онемеет… Ты, сглотнув в горле ком, чтобы не было очень приметно, Как всегда скажешь всем, глядя прямо в глаза: "Честь имею!" |