У парикмахера Сережи к семидесяти годам к варикозу и радикулиту прибавилась и аллергия на волосы. Заметьте, это не такое уж и редкое заболевание для работников этой профессии. Сережа – мастер от Бога! Он любил поговорить и постоянным клиентам всегда рассказывал одну и ту же историю - о том, как он в 52-м брил Брежнева.

- Нэт, сейчас время не то, - начинал он тихим голосом с неповторимым армянским акцентом, который не исчез и за пятьдесят лет проживания в Молдавии. – Вот раньше…Э-э! – он сердито мотал головой. – В 52-м отец сказал: «Иди в цирулники! Деньги будут!» Стал я работать в салончике на Кузнечной, около тюрьмы. Попал к Марчелу Иванычу. Мастер был! Однажды утром прихожу на работу, Марчел Иваныч где-то задержался. Вдруг открывается дверь, заходит…- тут Сережа выдерживал эффектную актерскую паузу. – Как думаешь, кто?

- Кто, Сережа? - спрашивал клиент, слышавший эту историю десятки раз.

- Сам Брэ-ж-нев! – по слогам произносил Сережа, многозначительно поднимая вверх указательный палец, покрытый заусеницами и волосами. –Значитца, заходит и говорит: «Здравствуй, товарищ! Побриться можно?» Охрана тут же столпилась. Я - ни жив, ни мертв. Только кивнул. Он сел в мое кресло, а у меня руки дрожат. – Мастер на секунду задумывался. – Но я старался, по высшему классу побрил. Вот этой самой золингеновской сталью, что и тебя, побрею, дорогой, – он словно иллюзионист размахивал перед глазами клиента опасной бритвой с костяной черной ручкой.

Эта бритва, которую отец Сережи привез с фронта, предназначалась для самых достойных и щедрых клиентов. Все знали, что скупиться не следует: бритва, которой брили самого Брежнева, дорогого стоит. У нас знают толк в таких вещах. Работа такой бритвой оплачивалась по самому высокому тарифу.

- По высшему классу сделал, - продолжал Сережа. – Леонид Ильич спрашивает: «Как живешь?». «Хорошо, - отвечаю - дорогой Леонид Ильич». «А на футбол вчера ходил?» – спрашивает. «Конечно, - говорю. – Как не ходил, ходил…»

Тут Сережа останавливался и мечтательно задумывался.

- Какая команда была, «Бурэвэстник»! - Он поднимал глаза к небу и начинал загибать пальцы. – Мухортов, Бутылкин, Коротков, Цинклер!

Ритуал соблюдался - следовало необходимое отступление от рассказа. Сережа знал о футболе все. Он еще помнил переполненный во время матчей Республиканский стадион, добродушную конную милицию и богов на поле, которых весь Кишинев обожал и знал в лицо.

- Так вот, - Сережа опять на мгновение задумывался. – После этого ждал, что Брэжнев опять придет бриться. Не пришел... Зато я стал самым модным мастером в Кишиневе…

Заметим, что отдельные детали этой истории с возрастом рассказчика незначительно менялись. То он Брежневу рассказывал анекдот, а тот громко смеялся; то, во время разговора о футболе, Сережа посоветовал взять в команду тогда еще совсем молодого Кегеяна. Леонид Ильич обещал подумать.

Сережа прожил длинную достойную жизнь. В ней было все: война, голод, арест отца, смерть близких, женитьба, рождение детей, которые, наверняка, стали хорошими людьми. А поди ж ты, врезалось в память навеки именно это: ему - двадцать лет, вся жизнь впереди, веселый Брежнев, суровая охрана и утреннее весеннее солнышко, пробивающееся сквозь оконную занавеску парикмахерской…

На похороны Сережи я опоздал. Но уверен, что в гроб рядом с узловатыми скрюченными артритом пальцами кто-нибудь положил и тот самый «золинген» с костяной черной ручкой, которым когда-то брили самого Брежнева. Во всяком случае, мне в это очень хочется верить.