Бессонными ночами, перебирая в памяти значительные и не очень события собственной жизни, я пытаюсь их мысленно связать воедино. Это такая, придуманная мною, «игра» пенсионера. Я выискиваю во времени возможные связи, притягиваю их «за уши», даю волю фантазии - и в этом, с моей точки зрения, преуспел. Мне обычно удаются попытки соединения событий с виду совсем разных, отстоящих друг от друга порой на несколько десятков лет. Но бывает, что это занятие заводит меня в тупик и заставляет надолго задуматься. Получается, что всё вплоть до мелочей в жизни каждого человека расписано и предопределено задолго до его появления на свет. Факты серьёзные - с ними не поспоришь, и теория вероятности здесь «пробуксовывает». Вот один из наиболее ярких эпизодов, вернее случай, произошедший со мной осенью 1977 года и заставивший меня и моих близких уже в который раз усомниться в научной концепции материального мира.

Начну с того, что совершенно неожиданно исполнилась моя заветная мечта: я приобрёл свой первый автомобиль. Отстояв многолетнюю очередь и потеряв уже всякую надежду, я вдруг получил по почте извещение и через пару дней стал обладателем замечательного цвета спелого банана «ушастенького «Запорожца». По тем временам такая покупка была настоящей радостью не только для моей семьи, но и для наших закадычных друзей. А друзья - это святое. И в тот злополучный день, с рассветом, мой новенький автомобиль мчался, управляемый лихим водителем, то есть мною, по мурманскому шоссе и нёс на себе пятерых здоровенных мужиков, да ещё столько же - по числу их хозяев - пустых корзин. Как это всё умещалось в крохотном автомобильчике, сейчас не могу даже представить. Мы ехали на одно из дальних Синявинских болот с намерением собрать там всю, поспевшую к концу сентября клюкву. Нашу дружную компанию возглавлял бывалый, умеющий ходить по болотам «клюквенник», который взялся показать нам известное только ему место. Должен признаться, что я тогда в первый раз увидел такое огромное болото. Оно поразило меня своим унылым величием, как-то не ровно, по-особенному дышало, хлюпало и квакало, а редкие хиленькие берёзки, торчащие тут и там из зелёных пузатых кочек, создавали иллюзию этакой огромной лесной делянки. Я припарковал машину на относительно твёрдом берегу на стыке хвойного мелколесья и кромки болота у заросшей травой и мелким кустарником заброшенной дороги. «Бывалый» срубил и вручил каждому по слеге – шесту длиною около трёх метров. Предупредил, чтобы мы не проявляли никакой «самодеятельности» и бравады, а медленно и спокойно шли, не удаляясь друг от друга более чем на двадцать метров, и прежде, чем сделать очередной шаг, прощупывали зыбкий покров болота слегой. Чтобы обязательно и как можно чаще перекликались. Но главное - не забывали наполнять корзины клюквой. Визуальный ориентир в случае чего – этот хвойный лес, на опушке которого мы сейчас и находились. Вот такая простенькая с виду инструкция по технике безопасности. Не без улыбок выслушав его, мы «гуськом», как малыши в детском садике, вошли в болото и рассредоточились.

 

На наше счастье погода стояла отменная, хотя бабье лето было на исходе. Солнышко за предшествующую неделю подсушило болото, но всё-таки иногда следы от наших сапог заполнялись чёрной, пахучей жижей. Осторожно и не отдаляясь друг от друга, мы медленно брели вдоль кромки недалёкого берега, и корзины наши быстро наполнялись. Клюква действительно была великолепной, по цвету и размеру похожей на спелую вишню, да и вкус у неё не был горьким, что позволяло отправлять её целыми пригоршнями в рот. Так в «трапезе» и трудах прошло около трёх часов. Тот, кто хоть раз ходил по болоту, знает, что усталость накатывает неожиданно быстро. То ли оттого, что в болотной корке вязнут ноги, то ли от влияния запахов специфических болотных растений, но к середине дня с непривычки я еле передвигался. Давно были забыты правила техники безопасности, интервалы и дистанция непозволительно растянулись, часто перекликаться стало лень. Моя корзина была фактически полна, но вот загадка: глядя на неё такую, ужасно хочется собрать ещё, ну совсем чуть-чуть. И не от какой – то там жадности. Наверное, виной всему азарт, ягодный «гипноз», под действием которого я минут на пятнадцать задержался на очередной, усыпанной клюквой делянке. А когда, наконец, распрямил усталую спину, то не обнаружил в пределах видимости ни одного из своих друзей, поняв, что они ушли далеко вперёд. Для порядка я немножко покричал, но голос мой как будто растворялся в болоте. Не паникуя, я увязал корзину в рюкзак, закинул лямки за плечи с намерением поторопиться и догнать друзей. Но лень и усталость сделали своё «чёрное» дело. Берег и хвойный лесок просматривались всего-то метрах в двухстах. И чего мне друзей догонять? Я круто развернулся и пошёл в направлении леса, чтобы «сюрпризом» встретить друзей возле автомобиля. К берегу, несмотря на максимальную осторожность, подошёл довольно быстро. Вот он желанный совсем рядом - метрах в двадцати. Нас разделяла узкая «полоска» жидкой грязи, похожая на растёкшуюся осеннюю лужу. Тогда я не обратил внимания, что на ней не было ни кочек, ни хилых болотных берёзок. «Полоска» простиралась в обозримом пространстве вдоль всей линии берега, и обойти её не было никакой возможности. Да и что мне бывалому какая-то лужа? Я подтянул повыше раструбы болотных сапог и сначала осторожно, а потом смелее пошёл в направлении берега. Какое расстояние мне удалось преодолеть, сейчас уже не вспомнить, но на самой середине «полоски» я вдруг с удивлением заметил, что сапоги мои быстро погружаются в липкую, вязкую трясину. Именно – сапоги! То, что в них были ещё и мои ноги, я сообразил не сразу, и судорожные попытки вытащить из грязи то и другое, результата не дали – я банально тонул! Не помогла мне и слега, она просто провалилась в грязную жижу, как в пропасть. Я начал кричать, звать на помощь - тщетно. Вокруг не было ни души, и услышать меня было некому. А болото тем временем упрямо засасывало меня всё глубже и глубже - вот уже по-пояс… по-грудь - и процесс продолжался. Я каким-то чудом стащил с плеч рюкзак, поставил его перед собой и пытался за него держаться, но было ясно, что спасти меня он не сможет. Проклятая трясина подбиралась уже к самому горлу. Продолжая звать на помощь, я лихорадочно сучил ногами так быстро, как позволяло болото, вытягивался «в струнку» и пытался подтянуться на тонущем рюкзаке с проклятой клюквой, ещё не веря в свою скорую и неотвратимую погибель. И вдруг - о чудо! Левой ногой я нащупал под слоем безжалостной трясины какой-то жёсткий предмет и попытался опереться на него. Не помню, как это у меня получилось, но я стоял одной ногой на чём-то твёрдом и округлом и опирался довольно прочно. Как-то сразу немного успокоившись, я пытался поставить на нежданную, но такую желанную опору и вторую ногу, но места не нашлось - нога упорно срывалась и съезжала в сторону и вглубь. Попытки пришлось прекратить. Вот так, стоя на одной ноге и цепляясь руками за ещё не утонувший рюкзак, я провёл около получаса. Торчала над трясиной только моя голова, но она, видимо, орала так громко и истошно, что услышать меня должны были даже в Ленинграде. И помощь подоспела. Друзья, не обнаружив меня среди клюквенных россыпей, сообразили, что я ушёл в сторону берега. Они – то меня и заметили, вернее, услышали. Операция по спасению продолжалась по моим ощущениям бесконечно, но, наконец, с помощью составной, связанной из всего, что удалось найти в рюкзаках и одежде моих спасителей «верёвки», меня волоком вытянули из трясины на берег, а за мной выполз и рюкзак с корзиной злополучной клюквы. Честно признаюсь, я ощутил почти животное чувство страха в тот момент, когда нужно было снимать ногу с «опоры» и отдаваться на милость сомнительной верёвке. Теперь страхи остались позади. Отогреваясь у костра, я взахлёб рассказывал друзьям о своей удивительной спасительнице, той загадочной опоре, сокрытой под толщей трясины. Кто-то предположил, что здесь была затоплена высоковольтная конструкция, на одну из перекладин которой я и натолкнулся. Кто-то вспомнил, что в этих местах проходили основные сражения за Ленинград во времена Великой Отечественной войны, и в болоте могла покоиться оставшаяся военная техника . Так и не сойдясь во мнениях, мы всё-таки установили на берегу знак - треногу из берёзовых стволов, привязав к ней белую тряпку.

Одежда моя подсохла, и нужно было ехать домой. Обилие впечатлений обернулось в автомобиле усталостью и сонным молчанием, но мы не поленились и заехали в ближайшую воинскую часть. Часть была танковой и размещалась она практически у выезда с просёлочной дороги на шоссе. Молоденькому лейтенанту на КПП мы коротко рассказали о случившемся и показали на оперативной карте место на болоте, где я «родился» во второй раз. На всякий случай я оставил ему свой домашний питерский телефон.

К моему удивлению, в выходной дней через десять я был разбужен ранним телефонным звонком. Командир той воинской части предложил мне в ближайшие день-два подъехать к нему. Пообещал, что поездка станет для меня интересной. От подробностей он воздержался и сказал, что ответит на все вопросы при встрече, чем меня сильно заинтриговал. Уже на следующий день я взял отгул и поехал. Меня ждали на КПП и сразу провели в кабинет командира, где, тепло и по-дружески поздоровавшись со мной, он попросил в мельчайших подробностях изложить хронику, чуть не ставшего трагическим, моего злоключения на болоте. Рассказ был недолгим. Я вообще не понимал, зачем ему это надо, и, видя, что он что-то записывает, насторожился. Почему-то он не стал уточнять место, где я тонул, и когда я всё-таки попытался об этом рассказать, прервал меня и сказал, что этого уже не требуется. Затем попросил меня подписать, как я и подозревал, протокол, как-то загадочно улыбаясь при этом. Улыбка меня вконец разозлила, и я резко по- военному спросил, могу ли я быть свободен? Он, ничуть не смутившись, так же по- военному ответил, что ещё нет, и предложил чаю. Солдат принёс чай и баранки, мы перекусили, и командир предложил прогуляться вместе с ним по территории части. Такое предложение не могло меня не заинтересовать. Воинское подразделение было танковым, а я работал в КБ, создающим бронемашины, и активно интересовался военной техникой. Мы, не торопясь, шли по территории. Всё было узнаваемо, и я только изредка задавал вопросы, на которые командир профессионально отвечал. Когда мы подошли к дальнему металлическому ангару, он пропустил меня вперёд и остановился в воротах, словно ожидая какой-то реакции с моей стороны. Ангар был почти пуст, и только по центру стояла неизвестная мне бронемашина, очертаниями напоминающая лёгкий танк. Я удивлённо перевёл взгляд на командира, а он, откровенно расхохотавшись и показывая пальцем на незнакомку, пояснил, что это - британский пехотный танк времён ВОВ. Тут я начал что-то понимать. Неужели это та моя спасительная «опора» из болота, которую солдатам удалось вытащить из трясины? Не может быть! Ведь я опирался бы тогда на плоскую броню башни, а не на какую-то узенькую подпорку, где даже места для второй ноги не нашлось! На что подполковник сказал, что мне «зверски» повезло, и я попал ногой на верхнюю кромку крышки башенного люка. Она стояла на штатной защёлке вертикально, это меня и спасло. Крышка в высоту составляла чуть более полуметра, и я с ужасом подумал, что отступи я чуть правее или левее, мы бы сейчас здесь не разговаривали. Мой так называемый «маршрут» был выверен с точностью до нескольких сантиметров! А будь я ростом на пять – десять сантиметров пониже? Ошарашенный этими пугающими соображениями, я тупо стоял, разглядывая своего грозного спасителя. Командир тем временем рассказал, как солдаты вытаскивали танк из болота тягачами, как сапёры освобождали его от боекомплекта, как перевозили на территорию части и отмывали. И уже потом, когда мы вернулись в кабинет, за неспешным чаепитием с теми же баранками поведал мне то, что ему удалось узнать о судьбе этой машины – английского пехотного танка «ВАЛЕНТАЙН». Такие танки поставлялись на вооружение Красной (Советской) Армии англичанами в первые годы войны по ленд – лизу и участвовали в боевых сражениях, в том числе, как оказалось, попадали и на ленинградский фронт. Но именно эта машина, судя по отсутствию каких-либо повреждений брони и вооружения, а также наличию полного боекомплекта, повоевать не успела. Она по непонятным пока причинам затонула в болоте. Чудом сохранившийся обрывок какого-то документа, найденный в танке, позволил военным экспертам определить точную дату случившегося - 7 ноября 1942 года. По всей видимости, механик - водитель, понадеявшись на сравнительно небольшой вес танка, сместился по снежному покрову с рокады в сторону болота. Хрупкий ноябрьский лёд, не выдержав веса бронемашины, проломился, и танк быстро погрузился в трясину. Экипажу удалось выскочить, захватив только личное оружие. Сохранился, почти не пострадав от коррозии, заводской номер машины, и теперь через него будет выясняться история происшествия с танком более детально. Так что подробности – дело архива и времени. Кое-какие, найденные в танке документы, а вернее то, что от них осталось, сейчас уже изучаются в штабе дивизии, но постороннему, то бишь мне, знать об этом не положено, как не положено было и «созерцать» моего железного спасителя. Это была собственная инициатива командира - на свой страх и риск пригласить меня. Уж больно необычной показалась ему случившаяся со мной ситуация, поэтому он посчитал, что я имею право кое – что знать. Самого же «Валентайна» буквально завтра поставят на железнодорожную платформу и отправят в один из военно-исторических музеев. Тут я совсем «обнаглел» и попросил подполковника сфотографировать меня на фоне танка - благо фотоаппарат был при мне. Командир мгновение подумал и дал «добро», хотя для этого нужно было возвращаться в дальний ангар.

 

Сегодня, складывая воспоминания в строки, я смотрю на уже поблекшую чёрно-белую фотографию, лежащую передо мной на столе. Рядом с ней «покоятся» наручные часы «Рассвет», остановившиеся навсегда в болотной жиже и запомнившие, к сожалению, только время - 12 часов 37 минут 12 секунд. В который раз я анализирую тот трагический день на болоте и пытаюсь выстроить цепочку причинно-следственных связей. И тот факт, что мне нежданно и негаданно пришла открытка на автомобиль. И то, что мне без особого труда подозрительно быстро удалось собрать деньги на его оплату, - ведь по тем временам это было совсем не просто. И то, как я без возражений согласился на авантюрное предложение друзей, что совсем не в моём характере - я же никогда не был любителем сбора каких бы то ни было ягод и клюквы в том числе. Далее, по очереди, идут разгильдяйство и самонадеянность, проявленные мною на болоте. Все эти с виду разрозненные звенья достаточно легко и уверенно укладываются в правила моей игры. Они поддаются анализу, каждое звено можно с определённой долей фантазии оправдать. Но всё летит в тартарары, как только я мысленно ухожу в далёкое прошлое, в ноябрь 1942 года. Получается, что ровно за девять месяцев до моего рождения (родился я 7 августа 1943 года за тысячу с лишним километров от Ленинграда, в центральной России), английский пехотный танк притаился в трясине. То есть «совершенно случайно» утопился в болоте на долгие 35 лет. Боевой танк, орудие убийства, встал на долгое дежурство. Он ждал меня. Ждал - чтобы спасти. Но не убить!!!

Кто и зачем вёл меня по жизни к моему железному спасителю? Я категорически отказываюсь верить в случайности. Сошлись воедино слишком многие мелкие и значительные, растянутые на несколько десятилетий события. Кто мог знать, что я, ещё не появившийся на свет, буду жить и работать в Ленинграде? Кто мог проложить единственно возможный филигранно точный спасительный маршрут на огромном болоте и провести по нему меня? Кому был известен мой рост к 34-м годам, и как это соотносится с фактором открытого люка? Почему крышка люка была (а могла бы и не быть) на защёлке? Почему именно моим вполне рядовым происшествием заинтересовались военные и провели далеко не простую операцию по извлечению танка из трясины? Они имели полное право не обращать внимания на случай со мной. Мало ли кто тонет в болотах? И можно ли назвать простым совпадением то, что трагедия с танком и моё зачатие произошли практически в один и тот же день! Мне же ещё нужно было как-то прожить эти длинные тридцать четыре года! И кто предначертал боевому танку судьбу, противоречащую страшной сути самой Войны – УБИВАТЬ! А главный вопрос – какова цель? Неужели моя жизнь? Жизнь простого человека, не отмеченного какими-то сверхъестественными качествами или талантами? Что должен я совершить или понять, получив такой карт-бланш? И ещё много - много всяких «если» и «почему»...

Робко и неуклюже, но только теперь по истечении десятков лет я начинаю ЭТО осознавать.