Люди родного города Ян Налепка Летят года над тихой Садгорой... На кладбище среди мещан окрестных Лежит, дождем оплаканный, Герой Советского Союза – не из местных... Ян Налепка – словацкий капитан, А ранее – учитель в школе сельской... Смерть на войне гуляет по пятам... Он, мертвый, горд: от пули пал немецкой. И это означает, что врагу Не шестерил, не заключал с ним сделку.... В упор убит фашистом на бегу, Успев в последний миг планету сверху Собой от вражьих выстрелов прикрыть... Он до словацкой не дошел границы... Как вы и я хотел он жить, любить, Над ним сверкали летние зарницы... Но выбирая, между «быть» и «бить». Не поступился честью, сделав выбор.... Его, солдата, враг сумел убить, Но он из строя и сейчас не выбыл... Герой -- и павший сохраняет строй, Ведя бойцов вперед живым примером... Летят года над тихой Садгорой. Где плачет дождь над памятником серым... Элиезер Штейнбарг ...Там, в Липканах над домами липы Шепчутся о чем-то с соловьями... А к примеру, вы, да, вы -- могли бы Передать еврейскими словами Точно -- и в понятиях конкретных Тех бесед нешумных содержанье? Может, в их подробностях секретных Судьбоносное таится знанье? По Липканам бегал босоногий Кареглазый мальчик Элиезер... -- Не трещите надо мной, сороки -- Мне пора с ровесниками в хедер*... Ну, я понимаю вас, положим И займусь позднее переводом Стрекота сорок -- на мамэ лошн**... И останутся с моим народом Как его духовное богатство Сказка, притча, поговорка, басня... Молоток, пила, игла, -- азарт свой Поумерьте! В баснях и о вас я Расскажу -- и речь вещей прольется Мудростью на каждого... Не ложен Вывод: из священного колодца Черпаем судьбу -- из мамэ лошн. ...Невысокий, в кругленьких очечках. Не спеша гулял... Над Черновцами Россыпь звезд, дурман акаций... Ночка, Как известно, дружит с мудрецами. И под крутолобым сводом мозга Слово к слову – нет душе покоя... Память восприимчивее воска -- И чеканной вечною строкою Вязка слов ложится на бумагу, Запечатлевая в светлых душах Грустную улыбку и отвагу... И среди спасительных отдушин В час, когда несчетно смерть косила И сама история стенала -- В басенках накопленная сила Зверству тайно противостояла. Буквы идиш -- огоньками свечек Озаряют трудный путь еврея Из черты оседлости -- местечек -- В Иерусалим... Не властно время Над судьбой пророческой... Не властна Смерть над Боговдохновенным словом... Мудрая Штейнбарговская басня Нас уводит к доброму от злого... *Еврейская начальная школа ** Язык идиш Поезд (По мотивам Элиезера Штейнбарга) Станционный колокол -- поезду сигнал. Паровоз ответил, точно простонал. Тишину прорезав, гул затих в степи... И пошли вдоль рельсов белые столбы. Двинулись жандармы, вставшие во фрунт, Башни, и казармы, и обменный пункт, Стрелочник у будки с фонарем в руке, И театр "Кабуки", лодки на реке... Все несутся, пятясь, Все -- назад, назад -- К четвергам из пятниц -- Вроде так нельзя? Что их мчаться просит Вспять из наших мест? Неподвижен поезд, Ну, а все окрест Убежать стремится Да все вспять и вспять... Может, это снится? Гасим свечку. Спать! Музыка (По мотивам Элиезера Штейнбарга) Тамбурины и тимпаны, Бубны, гонги, барабаны... Все они полны обиды: Были, есть и будут биты. Палочное воспитанье, Жизнь -- сплошные испытанья. Далеко ходить не будем: -- Жизнь -- битье, тоскует бубен. Не скрывает барабан: -- Ведь по нам, как по рабам, Лупят бешеные палки! Право, наши судьбы жалки! Есть завидная судьба: Это, например, труба. С нами палки злобны, грубы, А ее целует в губы Верный друг ее -- трубач... Что же делать - плачь -- не плачь -- Все неправедно и зыбко... Есть судьба иная -- скрипка. Вот кого уж нежат, гладят... Хоть разнообразья ради -- Палкою разок по ней! Так обидно, ей-же-ей! И ведь не поднимешь шума, А куда же смотрит Дума? Даже депутат Кобзон Нас не защищает (стон). Тут запели все фанфары: -- Пусть летят на вас удары, Но без ваших тра-та-та Песенка совсем не та. Так что, пусть вас лупят чаще, Пусть трубу целуют слаще, Нежат пусть и гладят скрипку, Пусть гитару щиплют шибко По отдельности и вместе... Только так родятся песни, Зажигательные танцы... Ну, а наши беды -- тайны Никому не интересны... Не за жалобы -- за песни Всех нас почитают люди... С тем вовеки и пребудем! Радуга (по мотивам Элиезера Штейнбарга) Радуга у речки -- Точно мать над дочкой, Над ее земной зеленой зыбкой... От небесной свечки, Заслонясь ладошкой, Дочка маму радует улыбкой... А под сенью зыбки -- Озорные рыбки. Восхищают их живые краски. Хоть обычно немы, Разболтались: -- Все мы В изумленье: краски, как из сказки. Карпы и сазаны, Щучки и гольяны Пестрым небом рады насладиться. Окуни и сиги, Стерлядь и вязиги -- Повод только дай повеселиться. Тут один гольянчик, Отроду -- смутьянчик, -- В бочку меда бросил ложку дегтя: Мол, все это липа -- Здесь снимают клипы. Он-то на крючок не попадется. Кто поверил сразу, Кто, имевший разум, Над гольяном только посмеялся. Но возникла ругань, И давай -- друг друга -- В хвост и гриву, чтоб не задавался. Радуга глядела На такоге дело, Радуга обиженно бледнела... Все же было честно! И она исчезла, Развлекать безумцев не хотела... Брейк-данс (По мотивам Элиезера Штейнбарга) Лягушонок из пруда Разошелся -- хоть куда! Он брейк-данс освоил и танцует! Дергается, как больной, То -- на камешек спиной И, вращаясь вкруг себя, гарцует! И, конечно, весь народ Собирается, идет Посмотреть на лягушонка в танце. Ну, а он вниманью рад, Раз четыреста подряд, Лапок не щадя, кружил в брейк-дансе. Рад кружить хоть перед кем... То -- оживший манекен В резких механических движеньях, То он -- словно акробат: Сальто десять раз подряд Сделает... Расчет на уваженье. Вылез из земли червяк. Гложет зависть. Тоже так Танцевать, как лягушонок, хочет. Дернулся с десяток раз, Неуклюжестью потряс - И над ним болотный люд хохочет. Тут червяк сказал: -- Брейк-данс -- Очевидный декаданс И его танцуют лишь уроды! Ноль вниманья на него, Лягушонок -- ого-го! -- Пляшет при стечении народа... Йозеф Шмидт В Нью-Йорке на Бей-парквей – скверик скромный.... Осилив неприятнейший бронхит, Я моционю по аллейке темной, На лавочку присел... На ней сидит Наружности кавказской человечек... Покашливает... -- Видимо, и вас Нью-Йорк весной простудою калечит... Кивает... -- Оклемался лишь сейчас... Хотите эффективное леченье? -- Конечно... – И досужий разговор Связался – о работе, увлеченье -- И вдруг внезапно в Черновцы завел... -- Бакинский я... Певец-любитель... Тенор... Все партии из опер перепел... Но вот – бронхит – сиплю, как пьяный кенар... -- Все партии? - Не верите? Корпел, Кассеты с ними, диски собирая... Прослушивая, вторя, заучил... В концертах пел... Отрада – выше рая... Бронхит замучил... Сколько ни лечил, А кашель с хрипотой не отступают... -- Лечите теплым пивом с чесноком... -- Великие певцы не умирают, Их слушаю с восторгом... в горле ком... Друзья дарили записи Карузо, Дель Монако и Ланца... Что сказать? Недостижимы... Но певали круто Иные... Я могу вам их назвать... К примеру, вы слыхали имя Шмидта? -- Кто? Йозеф Шмидт? Да он же мой земляк! Он черновчанин! Имя не забыто... И, верю, не забудется в веках... Вначале – кантор местной синагоги, Берлинской академии студент, Великий тенор... Гений... В каталоге – Две сотни Шмидта записей... Момент Опубликованных воспоминаний, Свидетельство о Шмидте: Рохус Миш, Фашист из свиты Гитлера, терзаний Не ощущает, вспоминая, лишь О Бухенвальде ничего «не знает», Освенциме, Треблинке... Но зато О фюрере детально сообщает -- (Все помнит недобиток, где и что Тот говорил) – с дотошностью немецкой: -- Под Винницей – (там «Волчий...» был «окоп» -- «Вольфшанце» -- ставка Гитлера») – дворецкий Однажды патефон заводит, чтоб Расслабиться мог фюрер на мгновенье... Звучит высокий голос... На лице У фюрера покой и наслажденье... Дослушав пенье, я спросил в конце: -- Кто пел-то? -- Йозеф Шмидт... -- Так он же юде! -- Зато, -- ответил Гитлер, -- как поет! – Свидетельство неслабое о чуде Божественного дара... Земляку В тридцатые внимала вся Европа С Америкою вместе... Пареньку Бомонд Парижа упоенно хлопал, Берлина и Милана... Он страдал: Был ростом мал... Зато огромный голос, Феноменальный, небывалый дар. Тот голос необъятен, точно космос... В престижнейших театрах выступал, Снимался в кинофильмах музыкальных, Записывал пластинки... Вечный шквал Восторженных оваций на финальных Ферматах... Может быть, в тот самый день, Когда он пеньем оглашал «Вольфшанце», Свет жизни в нем погас и смерти тень Легла на лик... Не оставляет шанса Фашизм еврею... Угасал земляк Не где-нибудь – в Швейцарии «нейтральной», Но за «колючкой» лагеря... А враг Пластинку Шмидта слушает нахально... На взлете, в тридцать восемь, был сражен -- Шесть миллионов съела Гекатомба... «Тиритомба, Тиритомба, Тиритомба, неужели это сон?» -- Звучит по-итальянски «Тиритомба» -- Сверкает голос вспышками зарниц, Забывшись все, кто слышит, застывают... Поет земляк. Восторгу нет границ. Великие певцы не умирают... | 
Устав, Положения, документы для приема
Сделать стартовой
