*** Был день нелеп и неприлично тих, как будто Аннушка не проливала масла. И лампочка горела и не гасла, И с ней не приключался нервный тик. Не сыпал снег. Не поводил плечом озябший продавец кофейных зерен. Проем окна был беспросветно черен. И Аннушка была здесь ни при чем. *** Рыжие птицы выходят из комы, тянут усталые рыжие шеи, щурят глаза, привыкают к дурдому, каждая мнит себя Галатеей, каждой хотелось бы так немного: проса, воды и любви до гроба. Но: диатезы, мигрень, изжога и воспаление среднего зоба. Рыжие птицы кусают крылья. Рыжие птицы не спят полночи. Бьются о стены. Правда, несильно. И умирают. Правда, не очень. *** Солнце на двоих, на своих двоих, лезет мимо крыш, мимо недобитых окон. Рыжие зонты прикрывают рты, прикрывают лбы, как бы им не вышло боком. Лучше б потерпеть. Только льется медь с желтых фонарей на холодные ладони. Пятые углы. Ниточка смолы. Я иду на вы. Солнце постоит на стреме. *** А снег такой, что, кажется, я даже вижу тебя в холодных хлопьях, в чашке кофе, в расписании снов на четверг, в рисунке пыли на стекле, и в отражении света на лбах не ожидавших снегопада и приготовившихся спать фонарей. Ты в незастегнутом пальто Тебе – ты знаешь – так идет Петербург и эти тени на щеках и тонкость пальцев и намеренно замедленный шаг. Я даже верю. В мокрый снег. На миллионы километров вокруг. И пью взахлеб холодный кофе. А ты идешь сквозь этот снежный бардак. *** Маленький мельник в моей голове крутит и крутит свои жернова, ищет и ищет в неровной траве к маленькой печке сухие дрова. В дальней низине сгустился туман. Мельница крылья полощет в воде. Месяц уселся на старый диван, плачет и тихо дудит на дуде. Маленький мельник нальет керосин в лампу и станет грустить о вдове пекаря, грызть золотой апельсин. Маленький мельник в моей голове. *** Мой песочный человек ходит рядом, Бреет брови, курит черный табак. Убедительно кричит "Буду гадом!" И стреляет в подворотне собак. Мой песочный человек глушит виски на неделе. В воскресенье – коньяк. Носит розы третьесортной актриске. И звереет, если что-то не так. И не то чтоб был плохим или лишним, Просто где-то не сложилось слегка. Он повесится на тоненькой вишне. Третьим справа. Где светлей облака. *** Тихо падает день на подставленные ладони. В переулке таксист выбирает монетку из двух. В опрокинутом небе плывет дирижабль и не тонет. В опрокинутых окнах дрожат силуэты старух. Запах солнца на паль- цах продержится ровно неделю. А потом – зарядит, и останется только смотреть на размокший июнь, на соседский раздолбанный велик, на сырые дома, погруженные в воду на треть. *** Читаю знаки на стекле от инея. А на далеких берегах гнездятся бабочки. И небо там не белое, а синее. А младший мой ушел гулять без шапочки. На закопченном потолке с усердием рисуют мухи катера да лодки-яхточки. И тихо ноет что-то там, в предсердии. И очень хочется пойти без шапочки. Опять смеются надо мной прохожие. А я привыкла, мне они до синей лампочки. Ведь на далеких берегах деньки погожие и можно запросто гулять без шапочки. *** Я поднимаюсь на цыпочки, играю болванчика. Передо мной расступаются собаки и нищие. Мои ботинки цепляются за пух одуванчика. А город душит асфальтом и давит домищами. Моя звезда темно-синяя. Ты куришь на лестнице. И дым, пропахший черемухой, струится над крышами. И по всему получается, что скоро повесится зеленоватое солнце. И ладно. Повыше бы. *** Моей игре не выдержать критики. В моем углу горят самолетики. Возможно, это вопрос политики. Но я устала. До рыжих чертиков. А у тебя над губой родинка. А я – сильнее. И я выдержу. Сегодня снова зима. Вроде бы. И Санта Клаус идет с лыжами по площадям, золой припорошенным. И полынья заросла. Холодно. А я уже на стене, хороший мой. Шалтай-Болтай. С игрушечным молотом. *** Пусто-пусто. В черном небе – белый дым. Беглый ветер Засыпает за трубой. На три счета отрываюсь от земли – за тобой. Жили-были Да остались не у дел. Пробираюсь По ногам в калашный ряд. Низко-низко глупый ангел пролетел. Бел и свят. *** То ли полнолуние, а может, просто не сложилось слегка. Ледяными лапами ветер обнимает меня за плечо. Сыплется за шиворот прицельно с разлету сухая труха – то ли снег, а может, просто пыль, а может, что-то еще. День идет к финалу, значит, скоро будет известен баланс. Тридцать пять падений, две предельно дурацких попытки взлететь. Птицы пьют мартини и упрямо проплывают на юг мимо нас. И под видом света тихо капает с небес раскаленная медь. *** И все бы ничего, да ветер дует с юга и шелестит травой и ищет паруса. И мы с тобой сошли с наезженного круга и вышли на квадрат. И слышим голоса. И, в общем, все равно, кто встанет на подачу, а кто откроет счет, а кто взорвет плиту. Ведь в небе – как всегда – пустоголовый мячик висит и смотрит вниз. Ату его, ату. *** Мы танцуем этот танец. Мы застряли в этом мире. Мы считали, что прорвемся. Оказалось, дело швах. Не смотри за подоконник. Выше ногу. Три-четыре. Те, кто выбился из ритма, дремлют в розовых кустах Что бы там ни показалось, это просто паранойя. Не придумывай вопросов. Не расшатывай каркас. Мы забудем все, что было, все мечты и все такое. Выше голову. Мы вместе. Начинаем. Три, два, раз. *** Нас разбудит тихий звон. Время вышло на охоту. Прячьте лица. Дигидон. Начинается суббота. За балконами – балкон. Я пройду по парапету. Это просто страшный сон. Воздух сух и пахнет летом. Снег лежит белей белил. С неба сыплется известка. А мне милый подарил Сердце из свечного воска. *** А самолет летит. И, как ни странно, не машет крыльями, не пристает с вопросами. Мой ангел впал в маразм. Или в нирвану. И шлет меня всю ночь к метро за папиросами. А завтра будет день. И мокрый ветер. И две ступеньки вверх по скользкому и хлипкому. А ангел пьет вино. Фальшив и светел. И требует цыган. С медведями и скрипками *** Я опускаю уголек в конверт из рисовой бумаги. А доктор собирает шпаги в огромный джутовый мешок. Меня несет ночной экспресс на дикий юго-юго-холод. А лес растерзан и расколот и разнесен под стипль-чез. И провода гремят отбой. И я играю на волынке. А проводник в одном ботинке наутро кажется тобой. *** Слишком уютно и очень по-детски пахнет. Зимой. Предвкушением чуда. Я собираю сюжеты для нэцкэ: скрепка, подсвечник, пустая посуда, плюшевый ежик, замерзшие пальцы. Лед на стекле непременно растает. Елка к утру перестанет казаться пагодой в недостижимом Китае. Будет февраль. Будет ветер. И тонкий- тонкий фарфор. И сугробы – по пояс. Солнечный глаз. Тихий шелест поземки. Холод собачий. И утренний поезд. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
