Теперь я знаю, русская душа –

Кувшинками заросшее болото.

Дмитрий Кедрин

* * *

Когда из зеркала глядит

Какой-то сукин сын помятый,

Когда на третий едет лифт,

А поднимается на пятый,

 

Когда скулит бездомный пес,

Чья шерсть нежнее женской ласки,

Когда совсем простой вопрос

Не понимаешь без подсказки,

 

Когда застиранный платок

С утра марают капли крови,

Когда читаешь между строк

Поклонницы вчерашней: «Sorri»,

 

Когда уходят все друзья,

Которых, впрочем, два, не больше,

Когда разбросана семья

От Ахерона и до Польши,

 

Когда встает на шаткий стул

Сосед, завравшийся супруге,

Когда потусторонний гул

Звучит хоралом из фрамуги,

 

Когда седой, как лунь, старик

Лежит в цветах 8 мая,

Когда срывается на крик

В соборе нищенка немая,

 

Когда нездешний холодок

Все чаще прячется за ворот,

Когда снарядами Восток,

Как в морге юный труп, распорот,

 

Когда сигналят поезда,

Что никогда не возвратятся,

Когда в ночи стоит звезда,

Которой некуда сорваться…

 

 

 

РОДИНА

 

На всем пути – погосты и погосты,

Печные трубы, ветер и бурьян…

Из памяти не выбросить так просто

Угрюмых лиц затурканных крестьян,

 

Что вдоль дорог, собрав остатки силы,

Копают бульбу в тощее рядно,

Как будто роют братские могилы,

Чтоб лечь самим на глинистое дно.

 

ОСЕНЬ

 

Лист упадет. И звезда сорвется.

И птица уронит кровавый пух…

В темную бездну сырого колодца

Смотрят незряче глаза старух.

 

* * *

… – Богатые похороны,

знамо, богатые!

Одних венков, почитай, штук пятнадцать,

не меньше.

 

– А водки сколько выставили,

закуски, –

птичьего молока разве что не было…

 

– И не говори, Андреевна,

не хуже, чем у других,

не хуже…

 

***

Моя

уже 45 весна

 

Продрогший лозняк за дорогой

полон подснежников:

чистых,

доверчивых,

беззащитно – голеньких.

Бегут следом,

тыкаются прохладными носиками

в ладонь,

просятся на руки.

 

Но кому их дарить?

 

 

 

 

 

***

Мягкий тихий волосок

на остывшей подушке.

(Утром,

после твоего ухода.)

 

Нить Ариадны –

из одного сна

в другой.