Август.

 

Может быть вернется,

обиду простив?

“Ах, мой милый…” – кружится

старый мотив.

И слепые,

облаком,

надежды твои

вверх плывут, где яблоки

спелые.

И

Где слащав и благостен,

но - не трепло,

кружится над августом:

“Ах, мой милый Августин –

все прошло”.

 

 

***

И сентябрь на исходе,

словно с белых яблонь дым…

 

Просыпаемся и ходим

мы под небом голубым.

Голубым, холодным, чистым –

словно лезвие ножа.

 

И на тротуарах листья,

словно беженцы лежат…

 

 

***

сегодня родина в окне

и завтра будет снова

тяжелый свет тяжелый снег

тяжелый сок сосновый

 

уедешь в легкие края

под теплые созвездья

и только родина твоя

останется на месте

 

пусть страны на краю земли

кружатся мотыльками

и только родина вдали

лежит тяжелым камнем

 

 

***

так радуйся моя кистепёрая рыба

что пока не перекрыли тебе кислород

а то придет черный дедушка из Магриба

и тебя и меня сожрет

 

и останутся только белые кости

да черные люди да кленов пламя

да наверно - Рупасов Костя

в небесах над нами

 

 

***

...и вот когда уже ходишь никого не любя, да и сам, собссно, никому не нужен,

пространство понемногу перетекает в тебя и внутри становится более, чем снаружи.

более света и тьмы, пива и консервированных сардин, и отпрысков рода человеческого

со всеми его коленами...

да умираешь-то вовсе не от того, что совсем один а просто сам превращаешься во вселенную

 

 

***

пока еще не глухота

но что-то с запахом аптечным

считает складки возле рта

седые волосы

беспечным

питаясь голосом моим

растет внутри меня и зреет

и пустоту в себе таит...

 

старею? :))

 

 

***

все тридцать три моих сестры

глухих, согласных и шипящих

не прекратят своей игры

когда сыграю в длинный ящик

но память долгую храня

о голосе моём негромком

все тридцать три - моя родня

напомнят обо мне потомкам

 

 

 

***

Есть женщины, похожие на пиво...

Нет, скажем - на хорошее вино,

без них так одиноко и тоскливо

когда идешь в театр или в кино.

Есть женщины - совсем как калорифер,

об них погреться хочется зимой.

Есть женщины-такси, но о тарифе

ты узнаешь, доехав...

Боже ж мой,

Как просто с ними все, так несерьезно

их, как в горсти монетки, теребя...

 

Ты - женщина, похожая на воздух.

Я задыхаюсь, если нет тебя...

 

 

 

***

Под Рождество по-прежнему – в окне

дорога, снег, мордастые «Камазы».

И тонкий полумесяц в вышине –

как запятая посредине фразы.

Что будет дальше, после запятой?

Начну читать – узнаю. Хорошо бы –

цветущий луг, и снова – снег густой,

и ты – со мной, по-прежнему…

Сугробы

огромны, словно детские мечты.

Гляжу туда, где в сумраке лиловом

не торопясь, нисходит с высоты

доселе не прочитанное слово…

 

 

***

...и холодно и хочется халвы и девушку в малиновом берете

и в темноте бредут к тебе волхвы - Ремантадин, Феназепам и третий

и в городе гуляют братья Грипп и прочее подобное иродство

творится и зеленая горит во лбу звезда вьетнамская и жжется...

 

 

***

когда друзей - по пальцам на одной

зато тревог - куда ни посмотри

писать стихи - становится войной

одна строка считается за три

 

все грезится прелестный завиток

беспечный ангел в травке луговой

но в результате - короток итог

и горек словно дым пороховой

 

 

***

Там, за окном - Борис и Глеб

и улица дождём умыта.

А здесь, на кухне - рис и хлеб

и прочие приметы быта.

 

И если форточку открыть

ворвется в комнаты цветущий

прохладный май.И может быть

проветрит этот дом, где - тучи

 

где чёрен чай и чёрен хлеб

а белый рис и белый сахар

ещё теряются во мгле

наполненной полночным страхом...

 

 

***

Читаю Рейна. И смотрю на дождь.

Хотя наверно так - мы смотрим. Двое.

И дождь идёт. И где-то ты идешь.

И холодно. И зябко вам обоим.

У нас тут с Рейном тишь да благодать.

Зелёный чай да бежевая лампа.

А там у вас - лица не увидать.

Как дня в ночи. И дождь стучит по лавкам.

И тонкое оконное стекло

дрожит меж нами как в ознобе, просто

не понимая что произошло

но чувствуя нежданное сиротство...