картине Петрова-Водкина "Петроград, 1918 г." Большие дети под бушлатами Спят, дотащившись до привала. Кто красный, белый ли, салатовый, – Всех в колыбели мать качала. Скрипучи лестницы немытые. В жару тифозном кто-то бредит. Огарки тлеют сталактитами... Стрельба, молитвы, мат, соседи. За тихой дверью гроб некрашеный Гостеприимно ждет хозяйку. Все стерпится, а дельце слажено, На хлеб гробовщику подай-ка. Дома озлобились, ознобились, К земле пригнулись, помельчали. Часы булгаковские пробили: Полвека впереди печали. И на авось, бумагой ветхою, Привычный мир уютный – в клочья. Стреляя Блоками и Брехтами, «Ура» с утра, руины к ночи. Как будто кончена история, Кивком одобрен фарс из ложи. Там, где-то есть еще «Астория»… А здесь? Все умерло? Но – все же… С картины пьяного художника Любя, устало, отрешенно, С худым ребенком, брита ежиком – Зрит «Петроградская мадонна» |