Всякому таланту тесно в рамках одного жанра, одной профессии. Бьет час, Аполлон требует к священной жертве – и вот уже врачи и архитекторы берут в руки гитару и становятся знаменитейшими эстрадными исполнителями. Блестящий морской офицер или степенный химик принимаются писать оперы, да так, что их произведения не сходят со сцены уже более века. А профессора математики – они рисуют картины и пишут стихи. И мое сегодняшнее эссе посвящено именно человеку, соединившему математичский талант с поэтическим, примером собственной жизни и собственного творчества явственно доказывающий, что сплавить воедино алгебру с гармонией все-таки возможно. Итак, о поэтическом творчестве Льва Гимельзона.

 

Leo Himmelsohn – разностороннейшая личность, один из последних энциклопедистов нашего времени. Полный перечень его увлечений и интересов не поместится и на двух страницах: тут и поэзия, и юмористика, и авторская песня, и все это на четырех языках одновременно. Не говоря уже о его основной профессиональной деятельности – математике... Я не стану перечислять здесь заслуги и титулы героя моего сегодняшнего очерка – при желании вы легко найдете их в Интернете, например здесь: http://Lme.de.vu . Я же остановлюсь только на Гимельзоне-поэте. Семнадцать поэтических сборников – это немало, но достаточно промотреть хотя бы даже два-три из них, чтобы оценить масштаб его дарования. Вне всякого сомнения, Leo Himmelsohn – поэт состоявшийся и значительный.

 

Что подкупает прежде всего: пристальный и донельзя точный взгляд на мир. Пожалуй, даже отточенный... Впрочем, чего другого можно было бы ждать от профессионального математика? Вот, к примеру, изысканная смысловая инверсия, первыми и последними строками как бы берущая в скобки стихотворение "Орехи":

 

Будил петух, прокукарекав,

как будто видя кур одних.

Немного помнится орехов –

как не хватало мне на них!

...

Орехов – вдоволь, сплыло детство,

и сном бужу я петуха...

 

Необъятен и предмет поэтического исследования автора: при желании вы найдете для себя и любовную лирику ("Не кружи мне голову"), и философскую ("Гераклы"), и даже гражданскую ("Путч"), а с многочисленными зарисовками дальних стран соседствует углубленный поиск собственного предназначения, собственного места в общей картине мироздания ("Гамлет", "Как быть?"). Есть у поэта и юмористические стихотворения, и детские, и тексты в жанре авторской песни, положенные на музыку.

 

Под стать предмету исследования и применяемый аппарат. В творчестве Leo Himmelsohn'а подкупает мастерское владение стихотворной техникой, прекрасные сочные рифмы, чувство ритма. Даже сверх того: поэт не только чувствует ритм стиха, но и повелевает им, заставляя работать на себя. Я и сам не чужд стихосложению, и скажу откровенно: меня восхитило до глубины души, насколько ювелирно уложено у Leo в строку восьмисложное слово:

 

Жаль, генеалогическое древо

врастает вглубь, вздымая ветви ввысь.

Уходит всё, что нас кормило, грело...

А ностальгия – разве атавизм?

("Памяти дедушки")

 

Удивительно изящным по своей поэтической конструкции является и одно из самых пронзительных, на мой взгляд, любовных стихотворений Leo Himmelsohn'а – "Реактивная сказка". Шестистопная строка зеркально разбита посередине цезурой, так что вторая ее половина – это дактиль, а первая – антидактиль, иначе анапест, причем каждая четвертая полустрока замедлена и укорочена выпадением безударных стоп. Мы-то, слушатели и читатели, вовсе не замечаем и не должны замечать этой виртуозной техники; мы просто вслушиваемся в мелодию стиха, но именно благодаря технике стихотворение нас и завораживает:

 

Был он шит нитками, был он шит белыми,

а теперь валится пополам.

Не спасёшь сизого... Знать, не в срок пели мы

и душа радостной побыла.

 

Himmelsohn постоянно экспериментирует с формами, он пишет рондели и триолеты, а если уж сонеты – так в полном спектре: и французские, и итальянские, и английские. Венки сонетов, многочисленные акростихи... Буало нервно курит в сторонке.

 

Еще один "технический" момент, радующий слух и глаз – это, вне всякого сомнения, аллитерации. Не могу удержаться, чтобы не привести здесь целиком потрясающее по своему звучанию "Окрыление откровения":

 

Напевная пена преславной словесности

взбивает влекущую ввысь глубину.

Ныряем навстречу нагой неизвестности,

чтоб воду живую сердцами глотнуть.

 

Спрямив искривленье скрывать сокровенное,

пронзает прозаик – природы рентген.

Прозренье поэзии проникновенное

дарует отрадою гений-регент.

 

Волшебная дань: выжидают движения,

стихает дыхание, словно во сне,

взволнованно властвует душ возвышение,

вид дива витает в витой новизне.

 

Сверкай свысока, небожитель божественный!

Стихия, схвати с головы и до ног!

Судьбу не спугнуть бы бескрылыми жестами:

рождён для полёта – ползти не дано.

 

Вслушайтесь, как плавно перетекают аллитерации одна в другую: "нп" - "пс" - "ск" - "пр", и снова, и снова... Аллитерации и игра форм плавно переплетаются с игрой смыслов, и возникает подлинное чудо поэзии, как, например, в стихотворении "Видение":

 

Я ауры аэрозоль

как чудо дивное вдыхаю.

Морской колдуешь бирюзой,

непостижимая такая!

 

Словом, Leo Himmelsohn – поэт от Б"га, интересно видящий мир и осененный даром стихосложения автор, безусловно заслуживающий самого пристального читательского интереса.

 

Но я не был бы ученым, если бы не представил вместе с тезисом и антитезис. Как писал семьдесят лет назад Дмитрий Кедрин, "У поэтов есть такой обычай - в круг сойдясь, оплевывать друг друга." Недостатки Leo Himmelsohn'а как поэта – ничто иное, как продолжение и отражение его достоинств. Стих поэта подчас неровен, с блестящими рифмами соседствуют откровенно проходные глагольные, причем даже в самом что ни на есть первом стихотворении, открывающим сборник избранное ("Небесная"): "увидеть – обидеть", "привыкает – сверкает". И это тем более огорчительно, поскольку следующая же глагольная рифма в этом стихотворении поистине элегантна: " заметил – замедлил". Бывает, что ритмическое ударение у автора – на мой слух, разумеется - попадает на безударный слог (особенно это огорчает в сонетах). Порой у меня даже создается ощущение, что автор видит свои стихи именно как тексты, но не слышит их в звучании, иначе многие ляпы были бы очевидны. Словно ученый Himmelsohn берет верх над поэтом Himmelsohn'ом, и желание точно донести до читателя свою мысль подавляет живое ощущение речи, словесного потока; а поэтическая ясность при этом пропадает без следа. Впрочем, все эти погрешности достаточно легко исправляются, и я не стану приводить здесь конкретные примеры (любой желающий может получить их у меня eMail-ом).

 

Однако же есть у меня для Leo Himmelsohn'а и соображения иного уровня. Если попытаться сформулировать в двух словах – типично профессорская поэзия. Абстрагированные размышления о мире. Сидим себе в башне из слоновой кости и обозреваем Ойкумену. Поэзия автора созерцательна, мудра и почти бесстрастна, она насквозь дидактична и изобилует императивами. В какой-то момент так и хочется воскликнуть: "Профессор, не учите меня жить, лучше помогите материально!" Сразу оговорюсь: это – не только о поэзии высокоуважаемого Leo, но и о литературном творчестве многих других профессоров. Для примера сошлюсь хотя бы на стоящий сейчас передо мной на полке сборник Сергея Пикина "Романтический пейзаж". Автор – лауреат Гос.премии, зам. директора Института Кристаллографии РАН, профессор, д.ф.-м.н. ... А мироощущение – практически то же, пропедевтическое.

 

Здесь бы хотелось еще добавить, что "созерцательная поэзия" типична, допустим, для Китая и Японии, но идет совершенно вразрез с российской поэтической традицией стихов на разрыв аорты, с раздиранием рубахи на груди. Когда поэт – это обнаженный нерв Вселенной, квинтэссенция мировой боли (чего, кстати, особенно ждешь от поэта еврейского происхождения). С другой стороны, а почему надо ожидать специфически российского подхода от поэта, пишущего на четырех языках?

 

Итак, подведем итоги. Хорошо ли это, достойна ли уважения и внимания "профессорская поэзия" вообще и поэзия Leo Himmelsohn'a – hic et nunc? И да, и нет – как вам нравится. Но прежде всего замечу, что все мелкие шероховатости поэзии L.H. незначительны и преходящи. А вот те достоинства, о которых я писал – они отмечают Поэта и мыслителя; это – от Б"га. Поэтому я посоветую любому вначале определиться для себя, что вам лучше: только лишь "выбирать сердцем" или все-таки вложить в свое восприятие еще и напряженную работу разума? Выбор – за читателем. Но мне, как ученому и поэту, умная, глубокая по мысли и точная по формулировкам поэзия Leo Himmelsohn'а импонирует, и я с удовольствием ее вам рекомендую.

 

 

Михаил Козловский.