Чем больше осваивали нефтяных месторождений в Западной Сибири, тем меньше оставалось рыбных богатств. А вскоре рыбы практически не осталось совсем, что весьма негативно отразилось на жизни местного населения, в первую очередь хантов и манси.

Я был рыбаком с детства, точно помню, лет с десяти. Жили мы в небольшом посёлке предгорий Западного Кавказа, в живописных окрестностях которого протекала великолепная горная речка. В летнее время я целые дни проводил у воды, а вечером мать жарила рыбу для всей семьи, называя меня добытчиком. Посему, будучи уже взрослым и семейным, я, перебравшись для проживания в Западную Сибирь, и здесь не оставил любимого увлечения.

Первый раз, после моего приезда в эти, богатые рыбой места, мы с товарищем затянули сеть в небольшой протоке, кишевшей обилием рыбы. Потом более часа выпутывали колючих окуней, зубастых щук и различную плотву. Мой напарник взял себе лишь жирных плотвичек, для засола и вяления, а остальную рыбу покидал на песок, для воронья – так он выразился.

Чем дольше я жил в Сибири, тем дальше приходилось ездить за рыбой – вблизи ничего не осталось, всё вытравили нефтью и мазутом. Даже в Оби, рыба хотя и была, но есть её было невозможно – вся пропахла нефтепродуктами.

Вот и приходилось всё дальше и дальше забираться в неизведанные дали. Последнюю весну своего пребывания в Сибири я собрался рыбачить на дальней таёжной речке, где, как говорили, ещё оставалась рыба.

Рыбак человек особый, совершенно непохожий на приличных, ухоженных людей. И что меня так погнало в это раннее утро – вскочил с постели по звонку будильника, отпихнул тёплую, заспанную жену, пытавшуюся ухватить меня за один из членов моего тела, и потащиться за город на самом первом автобусе, чтобы встать на перекрёстке дорог в надежде поймать попутный транспорт. Конечно мечта – не оставляющая ни одного стоящего рыбака – напасть на рыбное эльдорадо. И оказался я ни один такой – на перекрёстке уже стояло несколько мужиков разного возраста, разного общественного положения, но объединённых одной, главной, идеей – наловить рыбы, много рыбы, чтобы хватило для семьи, друзей и знакомых.

Все они, как и я, собрались на эту же речку, наслышавшись наверняка преувеличенных рассказов о её несметных рыбных богатствах. Мы знакомимся: Витя, сорока лет, прораб; Силыч, мужичок без передних зубов, безработный предпенсионного возраста. И ещё пара рыбаков, которые стояли особняком, и я их не запомнил.

Не дождавшись ничего попутного, мы поначалу тронулись пешком. Шли по железнодорожным путям, обильно загаженных за зиму человеческим калом. Вскоре нас нагнала дрезина, которая по нашей просьбе остановилась, что неудивительно – здесь, в тайге, уже начинали действовать другие законы. А потом нас подвёз гусеничный вездеход, водителем которого оказался знакомый – мне и прорабу – парень. Довёз он нас до самой речки, так как его цель была та же – рыбалка. Ехал он вдвоём с товарищем, пожилым мужичком с прокуренными усами и с постоянной папиросой в зубах, а во внутренностях ГТТ погромыхивало с десяток разномастных бочек и в углу, возле борта, притулился мешок с солью. Люди серьёзные, добытчики, и ловить рыбу собирались сетями. Не то, что мы – удочники. Ещё не растаял снег, и речка по ямам была скована льдом, поэтому удочки у нас короткие – зимние. Я не взял с собой ледобур – не захотел тащить лишнюю тяжесть, и оказалось, сделал правильно – весь лёд на ямах уже был в лунках, оставленных рыбаками, бывшими здесь до нас.

Разматываем удочки, ладим наживку, забрасываем. Ого, глубина до пяти метров, ну и яма. У меня почти сразу заклевало и я, спустя минуту, вытащил подъязка средних размеров. Рыбаки смотрят с завистью. Заклевало и у прораба и, в итоге, тоже подъязок. А у деда и у тех, двух рыбаков, как старуха отшептала. Я, раз за разом, вытащил ещё парочку, при укоризненном комментарии прораба: «Тащишь рыбу, как собаку на живодёрню». Я промолчал, понимал – завидует.

Клевать совсем перестало и у меня. Мы походили ещё по другим ямам, но бестолку. Прораб засобирался домой, а те два мужика ещё раньше куда-то делись. Остались мы вдвоём с дедом, который завёл заунывную песню, что если он вернётся домой без рыбы, то старуха его прибьёт. Ну а я, окрылённый первым успехом, ещё не разочаровался в удачно начавшейся для меня рыбалке. Тем более, прораб, перед уходом отдал мне свою добычу, мотивируя, что одна рыбка – не рыба.

Пошли мы с дедом дальше, вверх по речке. По пути насобирали короеда, отдирая кору у упавших сосен. Ямы кончились и появились участки открытой воды. Вместо подъязков стал клевать мохтик – разновидность местной плотвы, но такой мелкий, что не вызвал у меня никакого интереса. А дед, памятуя, что бабка его прибьёт, уселся на коряжину у самой промоины и таскал эту мелочь, одну за другой. Я попробовал составить ему компанию, полез дальше к открытой воде и провалился одной ногой в промоину. Пришлось развести костёр и сушить промокшую одежду.

Незаметно подкрался вечер. Мы решили ночевать у полуразрушенной фактории, сруб которой видели раньше. Я забрался на стенку и, поднатужась, сбросил одно бревно вниз. Мы перерубили его пополам и сладили нодью. Дед достал из своего рюкзака два куска полиэтиленовой плёнки, и один кусок протянул мне. По его замыслу, если ею укрыться во время ночёвки, то тепло от костра собиралось под плёнкой, и было гораздо комфортней ночевать. Не знаю, как там оно собиралось, это тепло, но всю ночь я крутился с бока на бок, и часто вскакивал, поправляя огонь. Да и не удивительно, в конце апреля-месяца столбик термометра опускался ночью до пятнадцати градусов мороза в этих северных широтах.

Утро всё-таки пришло, а с ним закончились мои мучения. Дед, по моим наблюдениям, спал гораздо лучше, чем я. Может быть, умел управлять своей плёнкой, а мне секрет не открыл. Невыспавшись, усталый я сразу засобирался домой, а дед пошёл долавливать необходимую норму, с которой его жизнь была в безопасности от бабкиного произвола.

Когда я выбрался на дорогу и зашагал по ней, то сзади послышался рёв мотора и лязг гусениц, и меня нагнало то самое ГТТ, на котором мы ехали на речку. Поднимаю руку, жду, а сердце ёкает – вдруг не остановится. Водитель осадил стальное чудовище в полуметре от меня. Внутри сидели вчерашние рыбаки, крайне раздосадованные неудачной рыбалкой. В их сетях запуталось с десяток колючих ершей, которых еле хватило на уху, чтобы водку зря не переводить. Ибо, какая же выпивка на рыбалке без горячей ушицы из свежей рыбы. Да лучше водку в речку вылить. А то, вовек удачи не видать!

Поздно вечером я был дома, в своей уютной квартире. Жена, открывая забитый под завязку холодильник, с презрением посмотрела на мой скромный улов. Опять придется рыбу самому готовить. Да ладно, не впервой!

Так бесславно закончилась моя последняя рыбалка в Среднем Приобье.