Олег Михайлович собирался на работу. В прихожей задержался у зеркала и улыбнулся. Он был в таком возрасте, когда не хотелось ничего в себе менять, соответствовать чьим-то и своим нереальным требованиям, ждать от себя невозможного и выуживать из чужих речей все, что хоть как-то может относиться к нему. Ему казалось, что он себя хорошо знает и нет у него достоинств и недостатков, ведь по большому счету все нейтрально и любая черта может стать плюсом и минусом в зависимости от ситуации. Жизнь устаканилась, стала размеренной и привычной. С одной стороны, это означало спокойствие, безопасность и отсутствие неприятных сюрпризов, а с другой – все труднее было представить, как делить свое жизненное пространство и время с чужим, пусть и любимым человеком.

Он наклонился за папкой и краем глаза поймал движение. Обернувшись, замер: из холодного стекла в утренней полутьме прихожей на него смотрела женщина. Олег Михайлович потер глаза, потряс головой, но видение не исчезло. Наоборот, кто-то как будто добавил яркости, резкости и контрастности. Незнакомка вышла на передний план, молочно-белая на черном фоне длинных волос и мебели прихожей, призывно улыбнулась, скинула паутинку пеньюара с плеча и поманила его красивой рукой с агрессивно красными ногтями.

И он пошел, вернее, потянулся к зеркалу, полностью забыв о реальности. С той стороны женщина тоже стала приближаться, и ее алый рот надвигался решительно и неотвратимо. Олег Михайлович дернулся вперед, звонко стукнулся лбом о зеркало и проснулся.

Он лежал на кровати, упершись головой в стену и обнявши одеяло. Несколько минут не мог понять, где он и кто, затем медленно пришел в себя и встал. В комнате было солнце, летающие пылинки и родное одиночество.

Олег Михайлович растерянно заходил по квартире, переступая как на ходулях через разбросанные по комнате книги, кассеты и бумаги. Он никак не мог собраться с мыслями. Сны он видел редко, поэтому к тем, которые все-таки приходили, относился с подозрением: что бы это могло значить?

Наконец ему удалось собраться, он взял папку, вышел в коридор и осторожно посмотрел в зеркало. Там ничего не изменилось, он улыбнулся, вяло и немного натянуто, и вышел на улицу. Его радостно встретила весна, шум города, запах новых листьев и еще чистого утреннего воздуха и свобода, которая бывает только весной, свобода от тяжести зимней одежды, длинных зимних ночей, от холода и грустных мыслей.

Он шел по яркой улице, перешагивая через лужи, одна рука прижимала к боку папку, вторая маятником рассекала воздух, а голова возвышалась над общим потоком и, казалось, плыла в облаках.

Он шел, а в голове был разброд. "Почему женщина и зеркало? Зеркало – это символ, символ другой жизни, другого я. Мое женское начало? Интересное начало". Тут же вспомнил эпиграмму Гафта на какого-то актера, кажется Казакова: "Мужского много в нем начала, но нет мужского в нем конца". Ухмыльнулся и продолжил размышления: "Хорошо, допустим, это мое женское начало. Почему оно такое вульгарное? Где эстетика? Где утонченность? Хотя, если вспомнить закон противоположностей, то все логично".

Незаметно, в раздумьях, Олег Михайлович дошел до университета и поднялся в кабинет. Пара уже началась, аудитория была полной. Он открыл окно, сел за стол, подпер подбородок двумя кулаками. Знакомые стены, атмосфера постепенно привели его в чувство, вернули спокойствие и уверенность. Он любил свою работу, студентов, молодых и категоричных, умных и не очень, интересующихся и равнодушных. Ему нравилось вовлекать их в спор, разжигать огонь дискуссий каверзными вопросами, балансировать на грани приличного и недозволенного, будить в них интерес к жизни и знаниям.

Встретившись взглядом с каждым, увидев в их глазах нетерпение, Олег Михайлович решил, что хотя он и не разгадал сон, подсказку в нем он увидел. Он загадочно улыбнулся, подошел к доске и написал тему семинара: "Зеркало как символ двойственности человеческой натуры". Выждал нужную паузу, обернулся, и жизнь продолжилась.