КЛЯТВА ГИППОКРАТА

 

«Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища …-

вот, Я сделаю то, что они придути

поклонятся пред ногами твоимии

познают, что Я возлюбил тебя».

(Откровения Иоанна Богослова)

 

 

Швеция. С Балтики тянуло сыростью. Помпезный Стокгольм готовился к вручению Нобелевской премии за 2013 год. Моросил дождь.

* *

*

 

- И вообще-то, никто из мало–мальских классиков науки, литературы и искусства не обладал приятным характером, а ты, сучка, живешь рядом с живым, хотя я уже не понимаю, зачем я это сделал.

- Дорогой пупсик, я не поняла – это ты уже репетируешь Нобелевскую речь?

- Потом будете писать воспоминания, как вы меня любили, и как я дошел до жизни такой, чтобы изменить мир, не знаю, на фиг это было мне надо, но Fuck! Я сделал это!

- Ты, Семочка, примерил смокинг? Чтобы мне за тебя завтра не было стыдно. Все-таки Стокгольм – это не Рыбинск.

- Не знаю, чем Волга хуже, чем Ботнический залив.

- Тебя ж будет поздравлять сама королева Швеции!

- Представляю, как бы меня в темном переулке поздравил ее король… Бабочка зачем такая огромная?! Я что, официант, что ли?

… Доктор Сема Бронштейн получал Нобелевскую премию по медицине. Он получал ее не по своей вине, по вине Нобелевского комитета, состоящего из одних баб. И ведь клятву Гиппократа давал: «Не навреди!» И ведь в Писании читал: «Не делайте вред ни земле, ни морю, ни деревьям…» И ведь знал, что гордыня – самый тяжкий грех. Нагадил всем мужикам планеты, а может быть и всем бабам тоже. И будешь проклят последующими поколениями… Поколениями… От чьих колен?

- Милый! – голос жены сегодня как-то по-особенному бесил и отвлекал от мысли… Может, влияние шведской экологии? – У тебя сегодня вечер относительно свободный, ты придумал, куда мы идем?

«Боже! Через несколько лет на Земле не будет этой милой пустой болтовни!»

… Двести лет они мечтали быть наравне с мужчинами. Они научились пить водку, получили избирательные права, оделись в джинсы и, как бы издеваясь над тупыми мужиками, по случаю надевая платья с декольте и бриллиантами, научились гонять на Ferrari, играть в футбол и работать в правительстве. И я! Господи, бабушка Елена Израилевна меня бы убила, как когда-то едва это не сделала с пьяным дедушкой. И ты, Сема, ради своей сраной науки совершил преступление против человечества?! Зачем это тебе было надо? Ты возгордился! Ты нарушил все клятвы! В конце концов. … Да. … А, если задуматься…

А, если задуматься, может это и есть самая жестокая месть всемирному феминизму?

Ведь ты, доктор Бронштейн, лишил женщин их главного приоритета, единственного, в чем мы, мужики, не могли им соперничать – рожать! И твой пациент – мужик, честно вынесший девять месяцев пузо и токсикоз, и твое супергениальное «кесарево» навсегда – навсегда!? - Сема, лишает их права издеваться над нами! Семен повеселел. И ему вдруг стало начхать на завтрашнюю Нобелевскую лекцию.

- Жена! Принеси мне, пожалуйста, виски из бара. Без льда и побольше!

- Да, родной. Несу. Что это ты вдруг?

- Да так, пригрезилось…

Супруга внесла подносик.

- Наше здоровье! – вдруг Сему понесло. - Марина! А ты когда-нибудь задумывалась, что … люди будут искать смерти, но не найдут ее, пожелают умереть, но смерть убежит от них.

- Сема, по-моему, ты переволновался. Выпей еще, и пойдем пробздеться. Стокгольм такой красивый город.

* *

*

 

Уроженец приличной бюргерской семьи из Гетеборга Отто Свенсон никогда с детства не считал себя приличным членом своей семьи – в семье не без урода. Впрочем, и жизнь его не особо била ключом по голове. Зарабатывал он прилично – то на семге, то на нефтяных платформах – и все в Норвегии, подальше от ненавистных родителей – фермеров. Время от времени, однако, приезжал, как правило, с другом, или с двумя (как некогда написал Владимир Семенович Высоцкий – «я однажды вернусь весь в друзьях, и в делах, чтобы снова уйти на полгода») и проводил с ними время в распутстве и безмерной для законопослушной Швеции пьянке.

Помимо всего прочего, у Отто Свенсона, особенно в подпитии проявлялись черты насильника и садиста. А уж, когда он чувствовал себя на коне – главарем компании – эти свойства его вырастали в геометрической прогрессии. И даже папа со своей тяжелой фермерской рукой не мог его остановить.

В злополучный день его друзья (которые вообще остановить его никогда не могли) выехали с визитом в столицу, и уже к половине дня были пьяны до полусмерти (по шведским меркам – вусмерть). После полудня к друзьям присоединился и Отто. Они долго бродили по пивным, сидели как на Французской Ривьере, на лавочке с бутылкой, пока Свенсон не раскололся, и не сказал, что крон у него на самом деле полно, и не завел компанию в очень приличный ночной клуб на набережной со странным названием «Северные поставки» (видимо, Норвежское море взыграло в крови господина Свенсона). Тут они уже почти оттянулись по полному, шлепая по бильярдным шарам и попам стриптизерок, когда Отто услышал вдруг за столиком русскую речь. С некоторых пор, после отмены виз в Европу русским, которые умели жрать водку больше, чем его отец, но и работать умели, он их начал тихо ненавидеть и воспринимать как демпинговую рабочую силу.

Эта страшно умная еврейская морда доктора Бронштейна сразу Отто не понравилась. Отто не мог знать, что завтра доктору Бронштейну вручают Нобелевскую премию по медицине.

«И от воинов, ходивших на войну, возьми дань Господу, по одной душе из пятисот из людей, и из крупного скота, и из мелкого скота».

«Эта вонючая русская шлюха – мелкий скот» - неожиданной вспышкой пролетело в голове Свенсона.

* *

*

 

Марине захотелось в туалет. Она, будучи приличной девочкой, и к тому же женой Нобелевского лауреата, извинилась перед мужем и вышла. Отто с друзьями проследовали за ней, и именно в тот момент, когда Мэри подошла к двери «WC for Wemen», Свенсон схватил ее за волосы и грубо втащил в дверь «For men».

- Ну что, сучка, нормально заработала в свободной Европе? Сейчас…

- Нет, я … - но Марина не успела ничего сказать, с нее через голову стащили карденовское платье и расстелили на плитках пола. Злым движением Отто пихнул туда и Марину.

- Послушай, милый, иди ко мне, мне что-то надо тебе одному сказать, - по старой студенческой привычке Марина попыталась выбрать главаря и договориться с ним, но было поздно – все уже расстегивали штаны.

… Через какое-то время ее резко за волосы подняли с пола сортира и заставили помыть волосами писсуар. В этот момент в мужской туалет зашли два сержанта в форме НАТО.

- Господа, не хотели ли позабавиться нахаляву? – спросил Отто.

- Отчего бы и нет? – сказали солдаты – Маринины волосы снова и снова подметали унитаз, затем на них полилась моча первого, уже кончившего.

Потом вошел очень приличный юноша, и, когда Марина попыталась его попросить, чтобы он из зала позвал мужа и полицию, мальчик заткнул ее рот известным местом и настолько бурно разрядился, что она едва не задохнулась. Впрочем, ей уже было все равно.

Марина валялась посреди мужского туалета в собственной блевотине на своем вечернем платье и шептала:

- Прости их, ибо не ведают, что творят…

«Прокляните Мероз, говорит Ангел Господень, прокляните, прославьте жителей его за то, что не пришли на помощь Господу с храбрыми»

Марина сорвала с уха клипсу, и со всей силой ткнула себя в вену. Ее тошнило, кровь забила фонтаном, но почему-то сразу стало легче…

* *

*

 

Семен Бронштейн несколько раз зло подумал: «Там она что, в собственном говне, что ли утонула?» и пошел в сортир искать жену. Из мужского туалета лилась струйка крови. Он открыл дверь и увидел Марину…

Кинулся к ней, приложил аппарат экспресс-диагностики.

…Марина была мертва, но беременна. А … Боже! Плод еще был жив.

- Полицию и «скорую», - заорал Сема.

На этот раз почему-то все услышали.

Доктор Бронштейн мучительно размышлял.

Ему было, о чем подумать.

«Плоть от плоти.… Входил ли ты в хранилища снега и видел ли сокровищницы града,… по какому пути разливается свет и разносится восточный ветер по земле… Груди твои как…».

Маринка моя, как же так? Неужели я своей гордыней так прогневил небеса?! А что, если я перенесу этот живой плод в себя, выношу его и рожу в память, милая, о тебе? Да, ты всегда была сволочь, но ты же меня любила! Но кто, кроме меня, в этом мире поможет мне родить? Я же не смогу под наркозом двигать скальпелем.… Какое право я имел вмешиваться в права высших сил?

Нет, я возьму тебя. Я выношу, я обязан это сделать, чтобы доказать миру… блин, снова гордыня, чего я кому хочу доказать?! Разницу между мужчиной и женщиной? Мы с соседних планет, но мы разные.… А-а! Больно!

… Доктора «скорой» обернулись к Семе.

- Господин Бронштейн!

- Возьмите у меня на руке диагностик.

- Инсульт первой категории! Реанимацию!

- Дайте посмотреть.… Поздно и бесполезно. Все же. … Все же мужики не способны это вынести. Земля, не погибай! Если женщина не будет женщиной, кому же петь «Песнь песней»?

«Как беременная женщина, при наступлении родов, мучится, вопит от болей, так были мы пред тобой, Господи».

Помпезный Стокгольм 2013-го не досчитался одного Нобелевского лауреата.

… Врачи «скорой» не сговариваясь переглянулись.

- Доктор Герхард! У нас, кажется, был заказ на живой эмбрион?

- Кстати, и сумма приличная, и, по-моему, спросить с нас уже некому.