МАЛЬЧИШКА

 

Господи!

Волею Твоею

всё сотворяется в этом мире.

Ты пожелал смешения времени, —

Видишь, как всё происходит с нами

одновременно и ежесекундно;

Ты пожелал смещения времени, —

Видишь, как смерть обернулась жизнью;

всё в Твоей воле

по воле Твоей же...

64-й псалом СЗ

 

 

ВСТУПЛЕНИЕ

 

— Это ловушка. — Осмыслил мой разум.

— Это полёт. — Воспылала душа.

Сердце забилось сильнее гораздо:

Нового времени стрелки спешат.

Но по обочинам звёздной дороги

Стелется бездны неведомый мрак:

Справа — приятель ночной, одинокий,

Слева — могущественный мой враг.

— В эту путину меня не затащишь. —

10 Молча решил мой духовный собрат.

Брежу я снова одним настоящим,

В прошлое нет мне дороги назад.

Новое имя светлеет на небе,

С этой звездою мне не по пути:

Тот, кто о будущем думает хлебе,

Может лишь к хлебу меня привести.

Да и звезда эта — тоже попутчик

Чей-то, — подруга мужчины она.

Мне остаётся ловить тонкий лучик,

20 Если позволят иллюзии сна.

— Это Любовь, — объясняет Всевышний,

Новое знание Слова о Ней.

Третий всегда здесь окажется лишним."

Я понимаю. Идти всё трудней:

Он видит путь лишь до станции чувства.

Новое имя — его проводник.

Провод обрублен на ложе Прокруста,

Вместо меня, с ним в дороге двойник..

Связь оказалась непрочною нитью:

30 Он проецировал облик мой на

Плоскость желаний объятий, соитий

Плотского чувства и плотского сна.

Я же на равных должна с ним общаться,

С глазу на глаз или мыслью одной.

Он понимал это только, как счастье,

Думая, что я хочу быть женой.

Но, как мужчина, он разумом выше.

Мысленно ставит себе пьедестал.

В жизни реальной он — только мальчишка,

40 Вспомнить хотя бы вечерний вокзал:

Он дерзновенно ответил на вызов,

Но испугался себя самого,

Подвиг душевный представил капризом,

Вымыслом слов оказался влеком,

Ветром сорвался, безумным оленем, —

Гамлет крови бушевал и кричал.

Так получилось. Теперь он жалеет,

Вспомнив случайно печальный вокзал.

Нет философии в этом поступке,

50 Уровнем первым в ловушку любви

Пойман он вновь, и мой парусник хрупкий

Снова в его растворился крови.

Снова по бурному океану

Страсти и шквалов он мчится сквозь мрак

К свету, который в презрении канул,

К смыслу, который отринул дурак.

Путь мой пока ещё лёгок и ясен,

Образ мужской в моей памяти жив,

Греет надежда другой ипостаси,

60 Зовом божественный слышен мотив.

Это начало моих приключений.

Уровень третий — духовная весть.

В поиске Смысла меж светом и тенью

Что-то всегда недоступное есть.

Третий, который был лишним, растаял

В небе ночном, пролетая звездой.

И буревестников гордая стая

Путь пролагает меж мной и тобой.

С первого уровня сразу на третий,

70 Но не минуя второго никак.

Кто этот образ, которым ты грезишь?

Где неразменный твой медный пятак?

Есть он у каждого, — с этой монетой

Путник по уровням смело идёт,

Переплетая в столетья моменты,

Перелетая сквозь звёзд хоровод.

Именно эта монета простая

(Любишь, как деньги в кармане бренчат?)

Выведет к пристани вечного рая

80 Через извечный заманчивый ад.

Реверс её — как на пальце колечко,

Решка — знамение смысла пути,

Ну а орёл — это символ предтечи,

Призванного оповестить

Всем о приходе Его как о Духе

К тем, кто давно ожидал Его зов,

Не обращая вниманья на слухи,

Так развлекающие дураков.

Клетчатый шарф мирозданья надену

90 Сетью традиций на мёрзлую грудь

Нашей зимы и морозную пену

Брошу туманом, укутавшим суть.

— Встретиться б снова с тобою, как раньше. —

Грустная песня бубнит под гобой.

Но в неизведанность канул мой мальчик,

Названный свыше моею судьбой.

С кем накануне рассветного часа

Встречусь в пути, обозначив привал?

Видимо, кто-то из нас обознался

100 И не того он отчаянно звал.

Серые стены окрашены алым

Цветом грядущего солнца зимы.

Как же с тобою мы виделись мало,

Как же случилось, что брошены мы

В бурный котёл состоявшейся сказки.

Сказано — сделано. Стань молодцом.

Сняты, как пенки, надетые маски.

Снова столкнулись незримо с лицом,

Чьи очертания неразличимы.

110 Губы беззвучно шевелит волна.

Сцену разыгранной пантомимы

Светом зимы заливает луна.

Скользкий каток под ногами струится

Тропкою тонкою ледяной.

Снова и снова забытые лица

Светом огней промелькнут предо мной.

Новый состав открывается кем-то

Снадобья долгого сна и дорог.

Ты вспоминаешь ушедшее лето. —

120 Видимо, осенью этой продрог.

Видимо, ниточка воспоминанья

Снова тебя завела не туда.

В небе ночном на подушке сознанья

Дремлет подрагивая звезда,

Словно вопрос, бередящий ответы,

Перебирающий мысли твои.

— Мальчик мой,

спутник мой преданный,

где ты? —

Я вопрошаю словами любви.

Спутаны волосы, скомканы листья,

130 Испещрено всех бумаг полотно.

Капли забвения, данные жизнью,

Ветер бросает мне прямо в окно.

Я не успела связать воедино

Лето и осень, чтоб в зимние дни

Ты не прошёл окончательно мимо. —

Мы неприкаянно бродим одни.

Цель, обозначенная в начале,

Той же осталась, что будет в конце.

Снова при встрече мы не опознали

140 Истины, спрятанной в милом лице.

Снова и снова мелькают огнями

Вдоль полотна, устремлённого вдаль,

Лица случайные, ставшие нами,

Взглядов отброшенных грусть и печаль.

Вот и ещё одна станция — Ревность —

Мимо мелькнула. Попутный состав

Остановился, и мне захотелось

Поезд сменить. Но на небе звезда

Образом милым, родным поманила, —

150 Я позабыла сомненья свои.

Станция "Жалость" и станция "Сила"

Дальше лежат на маршруте любви.

Сплетни попутчиков, пустопорожних,

Душещипательных умных бесед

Сотни — без устали. Кто подытожит,

Универсальный, кто даст всем ответ?

Безостановочно следуем к цели,

Каждый — к своей, но дорога — одна.

Я засыпаю под песни метели

160 Возле слепого экрана окна.

Сон мой стремителен, как и дорога,

Смысл в подсознании скрыт от меня.

Кажется: принцев-попутчиков много,

Только милее мне мальчик-бедняк.

 

 

ГЛАВА 1

Когда мы достигнем состояния нирваны, наши действия уже не отбрасывают тени, мы свободны. Св. Августин говорил, что когда мы спасены, нам незачем рассуждать о благе и зле. Мы творим только во благо, не задумываясь об этом.

Борхес. Письмена Бога

 

Лень родилась в нём, по-моему, раньше,

Чем он успел появиться на свет.

Увалень, баловень, ласковый мальчик, —

Ходит учиться в университет:

Лекции, практика языковая,

170 На переменах — продление сна.

Скольких он девушек где-то оставил?

Есть ли на сердце хотя бы одна?

Видит ли он хоть кого-то из ближних

Также реально, как снов своих свет? —

В них он уже не обычный мальчишка,

А Дон-Кихот или Гамлет-поэт.

С детства он думал, что мир — это мама,

Позже увидел, что мир — это дом.

К истине он прорывался упрямо,

180 Истина им постигалась с трудом.

Он понимал, что неведомый остров

Непостижим им, пока он дитя.

Мир постоянен и светел, как звёзды,

Что через лет миллиарды летят

К нашим глазам. И их свет мы увидим

Воспоминанием прошлого в нас.

Он никогда никого не обидел

И никого ещё также не спас.

Тёмные жёсткие волосы в стрижку

190 Отданы были, и хвостик волос

Кисточкой сделал веселый мальчишка,

Чтоб хохотала подруга до слёз.

Глаз перезрелые вишни мерцают

За поволокою мыслей о ней.

Что он о жизни случившейся знает,

Что ему выпадет дальше, — видней

Будет впоследствии слов и поступков.

Наши желания — наш проводник,

Совесть командует мыслями в рубке

200 На корабле им прочитанных книг.

И совершают идеи набеги

На созревающий в поле листа

Слов урожай. Побережье Онеги

Мысами, пирсами перелистай:

Здесь не случались подобные страсти,

Не обитал здесь Онегин стихов,

Шквалы не рвали ослабшие снасти

Александргриновских парусов.

Здесь незаметны времён перемены,

210 Временем года означенный круг

Жизнь размещает на плоскости сцены

Действия встреч и антракта разлук.

Пришлый варяг, здесь невиданный прежде,

Смуглая кожа арабских кровей, —

Мальчик пока ещё с розою нежен,

Знает лишь негу поверхности дней;

Ночи шипы не вонзаются в тело,

Не бередят его душу во сне.

Осень листом золотым пролетела

220 И затаилась в мерцанье огней

Окон, завешенных от любопытных

Тонким покровом телесных одежд.

Мальчик читает в движениях скрытных

Потенциалы разбитых надежд.

Сам не заметил, как в мир ирреальный

Носом уткнулся, проткнув полотно,

Явь отделяющее от тайны,

Чьё существо нам постичь не дано.

Самостоятельность стала прывычкой,

230 Неустановленным кем-то извне

Правилом. Мысли берутся в кавычки,

Руки по локоть в рассвета вине.

Как же зовут тебя, мальчик-мечтатель?

И называет ли кто-нибудь так,

Чтоб было имя и впору, и кстати,

Чтобы нигде не попасть с ним впросак,

Чтобы при звуках его отозвался

Колокол сердца и сон разогнал

Тактами па триединого вальса,

240 И расставлял по местам интервал

Между желанием и интересом,

Между любимым и нужным другим.

Имя твоё мне пока неизвестно,

Но ты уже называешься им.

Юный герой интересен не этим, —

Юность всегда безымянна, пока

Подвигом личность его не отметил

Времени ветер, листая века.

 

А поезд всё дальше и дальше увозит

250 Любимую девушку. И не узнать,

Что спряталось в этом случайном вопросе,

Что скрыл ты и что поняла твоя мать,

И что же подумал случайный прохожий,

Когда ты на женщину грозно смотрел, —

Он чувствовал тот же внезапный по коже

Амуровых стрел кропотливый обстрел?

.................................................................

Уехала... Кто же тогда персонажем

Играемой пьесы остался с тобой?

Рассвета картины, заката пейзажи

260 Листает без устали молча Любовь. —

Ей нет интереса до наших влюблённых,

Она постоянна в своём амплуа.

Всё в мире вершится согласно Закону,

И с чувством сверяются мира дела.

Единство всего ощущается в вещи:

Она — триединство слов, мыслей, границ.

Реальность тогда лишь бывает зловеща,

Когда не выходит за рамки страниц,

Когда запечатано Слово в пространстве

270 Безумства. И юноша смысл не поймёт,

Пока не получит жену и полцарства,

Пока не отведает свадебный мёд.

Но вряд ли подобное вскоре случится, —

Учёба программу имеет свою,

И инициации ранней волчица

Не в силах облечь снегопады в июль.

Обычай суров. Всё идёт по порядку:

Обыденны лица друзей и подруг,

С рассвета для сонного тела зарядка:

280 Движение в разные стороны рук,

И утренний кофе, обряд одеванья,

Дорога, влекущая снова туда,

Где высится Знания строгое зданье,

Куда до сих пор не идут поезда.

И мозг напрягается, слушая речи

Чужих объяснений чужих же идей.

Но сердцу измаянному не легче,

Не знает оно постоянного "Где?" —

Где место найти окаянному чувству,

290 Где та, о которой он будет мечтать?

И движется мысль по привычному руслу,

И хочет, но так же не может летать.

Перо понимается, как воплощенье

Бесчисленных множеств понятья его..

Опять ощущается крыльев движенье,

А впрочем, желанье крыла одного

Быть в паре с другим, но его принадлежность

Зависит от существования той,

К кому постоянно рождается нежность,

300 Пока обозначенная мечтой.

Как выглядит образ, любимый до боли? —

Услужлива память: он знает лишь мать.

Любимая воссоздаётся невольно

С ней схожей. Но можно ли мать обнимать,

Как свет, как реально желанную почву,

К которой готов припадать вновь и вновь,

Которая долгою зимнею ночью

Волнует до бешенства тёплую кровь?

И снова кругов уличённые страсти

310 Закружатся, жизни рождая спираль,

И от напряженья натянуты снасти

Его бригантины, стремящейся вдаль.

Но юноша внемлет лишь внешним приличьям, —

Ему очень важно, что думают те,

Кто не признаёт его волю и личность.

И он остаётся стоять на черте.

А мысли уже устремились за тою,

Чей образ размыт колебаньем его.

Мечтатель! Чего ожидания стоят

320 Сейчас понимаешь, но что же с того?

Пока ты бездействовал, тысячелетья

 

Промчались, и ветер унёс навсегда

Любимую в бездну любви и бессмертья, —

Она теперь — в небе глубоком звезда.

Не вычерпать синь ни крылом, ни руками,

Опять затаилась на сердце печаль,

Его превращая в обугленный камень.

Уста запечатывает печать

Безмолвия. Слово утрачено с чувством...

330 И снова, и снова он ищет во снах

Ту самую-самую-самую. — Пусть ей

Уже не семнадцать, но лишь бы была!

Безумец! Опомнись! Зачем тебе старость?

Она безопасна для тех, кто умён.

Не время пока ещё, вы с ней не пара;

Учёба — сейчас твой Священный Закон.

Но юноша дерзок, не внемлет Закону,

И снова, и снова вращает круги

Сознания, белое кружево скомкав

340 Метелью декабрьской. И снова ни зги

Не видно. Мутны его очи, неверны

Движения. — Вновь беспощадный Циклоп

Сковал его тело, не выдержат нервы

Тоски безнадёжной означенных троп.

Реальность спасительно держит подмышкой

Учебник немецкого, сборник стихов.

И снова наш юноша — прежний мальчишка:

Вгрызается в истину изданных строк..

Бесславно прошли его юные годы,

350 Он сторожем детство в ночи охранял,

Но тысячелетний рубеж прошлогодний

Героя к барьеру за Слово призвал.

Он очень способный, он учится честно,

Способен он многое вмиг охватить,

Язык выразителен, голос — как песня,

Слова — бесконечная ровная нить

Седин серебра. Он — Учитель от Бога...

Но знать ему этого не дано,

А жизнь неуклонно сужает дорогу,

360 Ведущую прямо в небесное дно.

А жизнь продолжается и без любимой:

Она не исчезла, лишь скрылась из глаз,

Но в сердце хранится прообраз незримо,

Который он в тайне зачем-то припас.

Он предусмотрителен и осторожен, —

Ни лишнего взгляда, ни слова о том,

Что мир обозначил изысканной ложью

И выдаст случайно отчаянный стон:

— Она позвонила, конечно, по делу,

370 Но голос осип и печален, и тускл.

К чему продолжать... И как это посмела

 

Она обратиться? И на сердце груз

Ложится: не любит, не любит, не любит... —

Как колокол бьётся оно. Ну и что ж...

Её же за боль беспощадно погубит

Её же заведомо сладкая ложь."

И юноша вдруг осознал: изменилась

Не только она, но и сам он иной,

Пусть любит по-прежнему он, но не милость

380 На сердце, а ада замедленный зной.

Да, он не язычник, зачем же тогда он

Так любит учиться другим языкам?!

И вот наконец-то распахнута гавань,

И он собирается плыть к берегам,

Где ранее на финикийском наречье

Библейскою истиной Божьи Слова

Записаны были его же предтечей.

И мысленно руки сжимают штурвал.

И сердце взметнулось свободною птицей,

390 Вздохнув свежий ветер созревшей мечты.

Хотел он на женщине падшей жениться,

Но цель поманила осколком звезды.

И снова желание им овладело:

Проверить, насколько реальна она.

Но этого хочет не слабое тело,

Душа возжелала узнать, где страна,

Которую он окончательно понял

Как Слово, как прошлое, как идеал

Того, что он атомом каждым запомнил,

400 Того, что он в муках своих создавал.

Он миг этот понял, как вечное Нечто,

И холодом вмиг охватило его:

— Так вот оно в чём идеала колечко!

Так вот где сокрыто познанье всего!

А я-то хотел отказаться от счастья,

Но мне, несчастливому, будет дано

Лишь знание вечно назад возвращаться,

Пока не испито желанья вино.

Она наливает в мой свадебный кубок

410 До края любовь. — Я её пригублю,

И страстно сорвав лепестков её губы,

Поверю, познав, как её я люблю..."

И тело запело расстроенной скрипкой.

И всхлипы, и стоны, и дрожь невпопад

Опять понимаются дерзкой ошибкой.

И снова на сердце ночной снегопад.

В такую погоду забросить подальше

Мечты о движении... Хочется лечь...

И дышит спокойно, и греет без фальши

420 Так предусмотрительно тёплая печь.

И мать пироги из неё вынимает,

И гости приходят на званый обед.

И юноша сыт до победного мая,

И спит на печи, как Илья, до ста лет.

Но новый рассвет постоянно приходит,

Выводит до изнеможения он

Заглавные буквы на лист небосвода —

По памяти заповедей Закон.

И снова, и снова разверстою птицей

430 Взлетает тревога и бьётся в стекло...

И ей в унисон разжигают зарницы

Созвучия, и в декабре расцвело

Познания Древо, чьи корни зарыты

В обетованной земле его снов.

И губы листают признанья-молитвы,

И дверь открывается в Свет и Любовь.

 

 

Пока наш герой собирается с духом

Отправиться смело в священный поход,

Три дряхлые парки, слепые старухи

440 Кроят ему имя. И чист небосвод

Для нового Слова, которое впишут

Герои в анналы грядущих веков.

Пусть спит и не знает мечтатель-парнишка

О подвиге, но он к дороге готов.

 

ГЛАВА 2

 

В дзэн-буддизме найден способ, с помощью которого достигается озарение. Этот способ срабатывает только после ряда лет медитаций. Озарение достигается внезапно: нет и речи о ряде силлогизмов. Истину вы начинаете ощущать вдруг. Этот способ называется сатори и обуславливается он неожиданным событием, которое находится по ту сторону логики.

Борхес. Письмена Бога

 

Наш юный герой обращается к Богу:

— Спаси, огради от лукаваго мя. —

В реальности так искушения много,

И имя мне дай, так как я безымян.

То имя, которое с детства имел я,

450 Истёрлось, изношено грешной душой.

Имею я имя для плотского тела,

Но хочется имени, ставшего мной."

— Ты — Аль, — Отвечал ему молча Всевышний, —

Обрежь свои страсти, будь сир ты и наг,

Об имени этом потомки услышат,

Свершатся им Мне миллиарды присяг."

— Свершилось! Я имя имею. Я назван,

Я призван к деянию Богом моим.

Мне имя дано высочайшим наказом,

460 И путь мой лишь Господом исповедим.

Я был Альтруистом, Алкающим Слово,

Я был Александром, защитником всех.

Теперь только Аль я, без пищи и крова,

Дарован мне хлеб бесконечных утех.

Я весел, я радуюсь солнцу и снегу,

Я молод, силён, и дождей маета

Меня не пугает, и жду я побегов

Надёжных и гибких, как струны моста."

И Аль терпеливо проверил пожитки. —

470 Он путник, он странник небесных дорог.

По понятому откровению свитка

Идёт он, но снова он не одинок.. —

Звездой ему светит далёкая Уля,

Когда он замёрзнет, согреет его,

Напомнив счастливое время июля,

Накинув рассветы декабрьских снегов.

О времени вспомнили мы, мой читатель. —

Оно незаметно летит для двоих.

Шло третье тысячелетие, кстати,

480 И миру был явлен небесный Жених,

Но не человеком, а Духом —Любовью,

И был понимаем он всеми как свет...

Различными судьбами узкой тропою

Шли наши герои в университет.

Исход предначертан был до их рожденья

Не звёздами, не предсказаньем волхвов,

А обозначенным воскрешеньем

Мыслимых, но не записанных слов.

490 Лето — сезон серединности года

И сердцевина всей жизни. Июль

Был очень жарким. И толпы народа

Перемещались с частотностью пуль

С юга на север, туда и обратно.

Солнцеворот повлиял на судьбу

Нации целой, и тысячекратно

Смерть опускала косу на толпу.

И за одной катастрофой другая

Происходила, сметая людей,

500 Жизни, как будто страницы, листая

Толстого тома бесстрастных идей. —

Бездна разверзлась у всех под ногами,

Небо открылось — есть выбор пути:

Вниз или вверх. — Глубину постигали

Те, кто её не сумел запретить.

Линия жизни и линия смерти

Пересеклись перекрёстком путей:

Сколько счастливых рождений в конверте,

Столько же слёз в телеграммах смертей.

510 Чередования не бесконечны.

Но постоянно движение вдаль.

Юный герой был признаньем отмечен

Вечером, опередившим печаль.

Траур ночною прохладой на плечи

В пылкую среду положен ему.

Горе предсказано было предтечей,

Счастье творить предстоит самому.

Переплетаются мысли и чувства

В несообразно тончайшую ткань.

520 Аль раздвигает границы искусства

И переходит заветную грань

За океаны в зияние бездны,

В закономерно открытый проём...

Может быть, я в нём когда-то исчезну,

Но не о том рассужденье моё...

Мерной капелью текущего крана

Неугомонно струится поток

В главное здание Мудрости храма. —

Это студенты спешат на урок

530 В жажде испить из источника знаний, —

Кто только тяги той не испытал...

Кто-то не сделал домашних заданий, —

Чувствует фибрами всеми провал.

Кто-то чирикает на иностранном, —

Не иноземец, а русский студент.

Юноша лекции пишет исправно

И отвечает в удобный момент.

Он отвечает параметрам века:

Джинсы, наушники плеера, шарф,

540 Куртка из кожи, но тело — ацтека

Носит печатью былого душа,

Напоминая о долге извечном

Или о подвигах браных, что ждут

Новых свершений. А броская внешность —

Только лишь времени атрибут.

Заданность подвига закономерна:

Сможет ли он настоять на своём,

Если же нет, то случится измена,

И упадёт он с любимой в проём...

550 Вечно секунды одной не достанет

Для осознания. — Времени нет.

Некогда вспомнить уроков на память,

Не обнаружить в проёме просвет.

Нет света извне, если сердце погасло,

Когда усомнился ты в вере своей.

Любовь не получишь взамен на богатство,

А впрочем, герою поэмы видней,

Чем автору. Автор вслепую по строчкам,

На ощупь, рукою сверяя размер,

560 Идёт за героем. А бездна хохочет,

Пугая рассадником старых химер.

И автор боится за веру героя,

Готов он сражаться, но подвиг вершить

Ему не дано, и вечерней порою

Усталость его настигает и стыд:

Герой совершенен, то автор в сомненье,

Увидит ли в призрачном зареве Аль,

Как ткут из шагов его вечные тени

570 Для нового времени новую даль.

Опасность — не мистика, но — ирреальна.

Иллюзия в том, что опасности нет.

Фантом отражён в небитье зазеркальном,

Когда бытием поглощается свет.

И Алька в раздумии: ждёт его мама.

С учёбы пора возвращаться домой.

Понурый, расстроенный, дерзкий, упрямый,

В автобусе в ночь уезжает герой.

Но, как от себя никуда нам не деться,

580 Так мыслям не нужен билет на проезд.

Колотится светлою птицею сердце,

Вновь времени суток осталось в обрез.

И книгу за книгой листает он быстро,

За беглою строчкою строго следит,

Но звон телефона раздался, как выстрел,

Которым герой на мгновенье убит.

Убийственна речь его: кто потревожил,

Кто смел отвлекать его наглым звонком?

Но чувствует тело мурашки под кожей,

590 И в горле волнения сдавленный ком:

— Она? Мне не кажется? — Это случайность...

Ошибка закралась... Но голос так мил...

И снова реальность становится тайной,

И чувство скрывать нет желанья и сил.

Тут автор не выдержал: "Снова сомненья!

Она тебя любит, но слеп ты от чувств".

Герой отрицает, и падают тени,

И сердце опять погружается в грусть.

600 Как любят такую душевную смуту

Имперессионисты писать на холстах,

Дитя Палестины сбегает в Калькутту.

Желтеет слоновая кость на листах.

Пространством отмечены новые связи:

Морозные розы стекольных холстов

Сменились для сущности разнообразья

Пунцовыми гроздьями искренних слов.

Герой озадачен индийским акцентом,

А впрочем, он к речи привычен любой.

610 Беседа течёт бесконечною лентой,

Ложится на голову белой чалмой.

В отчаянном голосе изнеможенье

Всё чаще сквозит. И скользит без забот

Сознание. И на разбитых коленях

Герой к пониманию тайны ползёт.

А сердце... А сердце, — ну что с ним поделать, —

Опять кровоточит, и бешеный ритм

Заводит часы на другую неделю,

Стареет, но вновь, как ребёнок, шалит.

620 Какими мазками художнику слова

Герою воздать за волнения все? —

Он так положителен. Только сурово

Его поколение. Нити бесед

Оборваны жизнью. — Она беспощадна

И за оговорки безжалостно мстит.

Но нам возвращаться обратно не надо, —

Печаль сожжена покаяньем молитв

В печи раскалённой сердечностью юной:

— Они сговорились все против меня,

630 Когда я с поэзией в этом июне

Заброшенной прозе своей изменял.

Здесь мы, мой читатель, оставим на время

Героя, — пусть сам разбирается он,

В какой из представленных Словом системах

Талант проявить. но Единый Закон

Поэзию с прозою разъединяет

На две категории сути одной.

Поэт вертикально, как птица, взлетает,

Прозаик прокладывает под горой

640 Тоннель горизонта. Но даже в потёмках

Он должен быть точен и честен, и прост.

И оба по линии образа тонкой

Идут и становятся голосом звёзд.

Поэзия зёрна небесные носит,

Щебечет и песни прихода поёт.

О будущем знает она. Ну а проза

Из зёрен сады бытия создаёт.

Поэзии проще проще: летит в поднебесье,

Но может разбиться о камни судьбы,

650 А прозе во мгле подземелия тесно,

И в ноздри, и в рот забивается пыль

Словесной руды. И за ходкою ходка

С корзиной тяжёлой трудней и трудней.

Какая тут радость от новой находки,

Закончить бы труд и забыть бы о ней....

Обман не удастся. Удача оставит

Того, кто за ней побежит налегке.

И давит на крылья поэзии память...

Крылу б уподобиться быстрой руке,

660 Снующей по белому телу бумаги,

А руки мечтают крылатыми стать,

Но только обоим, читатель, отваги,

Упорства, терпения не занимать.

Их труд бескорыстен, их лик неизвестен,

Их подвиг давно был воспет до меня.

Пора по ступеням теории лестниц

Вернуться к строке настоящего дня.

 

И вновь происходит движенье в природе. —

Сердечная мука, печаль и тоска,

670 Как всякое чувство, сегодня не в моде,

И грусть так случайна, и даже легка.

But everybody love never and nothing. —

Это понятно сейчас малышам.

Чувство — бессмысленный знак Зодиака,

Как и сокрытая в теле душа.

Что же тогда остаётся герою,

Кроме реалии призрачных дней?

Я от тебя, мой читатель, не скрою:

В области этой мне всё же видней,

680 Чем поколению юных студентов, —

Знаний копилка для них — кошелёк,

Кем-то наполненый звонкой монетой.

Время для них убегает в песок.

Старых песочных часов очертанье

Помнится чувствами жизни иной.

Листья сгоревшие наших скитаний

Снова словами шуршат за спиной.

Узкое горлышко — символ покоя,

Тонкое — волоса тоньше — кольцо

690 Сорвано нервно дрожащей рукою,

Брошено времени метко в лицо.

И завертелись понятия вихрем.

Это покой? Не смешите людей!

Гордые ветры проносятся лихо,

Сея субстраты идей и страстей.

Страстная пятница — словно неделя...

Колокола не заглушат собой

Хохот языческой дряхлой метели,

Напоминающий дерзкий гобой.

700 Выплеснуть, выплясать, выписать разом

Всю накопившуюся в умах

Сырость, застрявшую в теле проказой,

Музыкой мессы на мерзких губах.

Был бы Бетховен, ему б заказала

Эта зима похоронный мотив,

Он бы сумел сумасшествием шквала

Вскрыть обезумевший смертью нарыв.

Был бы Шекспир, он бы страстность расплавил

Шпагою острою, звонким клинком

710 В ножны вложил, чтобы дело исправил

Юный герой. Но, увы, не знаком

Век с гениальностью смелых поступков.

Время — младенец, родившийся в срок.

Будут ему золотые скорлупки,

Будут и белка ему, и свисток.

Будут суровые тени былого

Сон охранять его хрупкий, пока

Зреет в душе поколения Слово,

Пульс отбивающее у виска.

 

 

 

 

ГЛАВА 3

 

Карма — особая структура сознания, способная перевоплощаться до бесконечности.

Борхес. Письмена Бога

 

720 Вот и настал этот день долгожданный. —

Будут стипендию всем выдавать.

К кассе привычно подходит Ульяна

С книгой в руке, — так приятно читать

В сполохе звуков студенческой речи. —

Век девятнадцатый, канувший век

Воспринимается разумом резче...

Но появляется рядом ацтек

730 Эхом её же уроненной фразы.

Взгляд поднимает от книги она,

Видит мужчину, стоящего в кассу,

В очередь возле слепого окна.

Сколько там времени было, откуда

Знать ей, и в этом ли спрятан вопрос:

Что за студент, — кареглазое чудо

С ворохом высмоленных волос?

Ну и увидела краешком глаза,

Ну и услышала, что же с того?

740 Тут появился охранник спецназа,

Чтобы спасать нас от разных врагов.

Мысли Ульяны в другом направленье

Переместились, забыв чудака, —

В область рискованных приключений,

Голову ей закруживших слегка.

 

Вечер. Назначена встреча поэтов.

Ищет Ульяна по городу дом,

Входит, здоровается, но это...

Он! — Повстречались опять с чудаком.

750 Их представляют. Он — Алька, и тоже

Пишет стихи, но при этом молчит.

Как же друг с другом мы все непохожи,

Как неразборчивы в свете свечи

Лиц очертания. Магия Слова

Заворожила, кальян воскурив.

Имя — как символ, но символ суровый,

Спрятавший в звуках забытый мотив

Песни сердечной. Ульяна дерзила

Времени, бросив горстями в лицо

760 Вызова строки, и смысла бацилла

Необъяснимо проникла в яйцо

Вновь зарождающегося сознанья.

Мировоззрения калейдоскоп

Заворожил постоянным мерцаньем

Множества звёздных предложенных троп...

 

Встречи, беседы, глаза и улыбки,

Нехарактерные утру и дню,

Медленно-плавным подобьем улитки

Перемещались в рассветный июнь.

770 Слово рискнуло явиться на сцене

В платье вечернем. Поэт молодой

Был среди прочих подарком бесценным,

Хоть и маячил всегда за спиной.

Первое прикосновение молча

Бросило девушку в странную дрожь.

Сердце кричало навзрыд, кровоточа:

— Знаешь ли ты, что сейчас создаёшь?

Видишь ли бездну, твоею рукою

Вскрытою так, будто актовый зал

780 Осени, падающей любовью,

Тела отмычкою ты открывал?"

Звук замирал на устах, шелестящих

Временем прошлого. Старый паяц

Священнодействием в настоящем

Разбередил современников, — нас.

Взорваны меж поколеньями стены,

Но понимали ли мы, что тогда

Происходило? — Великие тени

Высветила на мгновенье звезда

790 Слова, звенящего дробью осколков

Смысла, расплавленного на звук

И на поэзию. В креслах умолкли

Фантики наглости суетных рук.

И сотворялось в присутствии многих

Таинство мысли и взлёта пера.

Как удержали ослабшие ноги

Плечи, несущие век и мира?

Но перелистываем страницу

Часто мы, не дочитав до конца

800 Слов надоедливую вереницу,

Воссоздающую пепел лица

Древней иконой, смотрящей с упрёком:

— Помнишь ли, кто ты, и кто тебя звал?

Видел ты в жизни мелькнувшей немного,

Понял ли ты и нашёл идеал,

Тот, за который хотел бы бороться,

Насмерть стоять, заслоняя собой;

Тот, без которого нет в мире солнца,

Имя которому "жизнь" и "любовь"?"...

810 Медленно тащатся дни ожиданья,

Быстро листает любовь календарь.

Минуло время эпох несвиданий,

В окна заглядывает январь.

Что он означит, и что он озвучит,

Как его примут, и так ли поймут?

Только уже пробивается лучик

Необратимого хода минут

Нового года и нового света,

Ночи волос убелив сединой.

820 Милый мой мальчик, Единственный, где ты?

И почему ты опять не со мной?..

 

 

ГЛАВА 4

 

Все наши с тобой разговоры —

Одно объясненье в любви...

ЗС

 

С боем курантов звонок телефонный

В доме Ульяны раздался. И вновь

Голосом всех поколений влюблённых

Счастье рассвета вещает Любовь.

Сотни веков затаили дыханье,

Сонмы вселенных в забвенье летят:

Аль приглашает её на свиданье,

Чтоб распахнулся доверчиво взгляд.

830 Ели печальные в белых одеждах

Ожили, ждут, как тогда под дождём,

Пару героев с воскресшей надеждой.

Мы с тобой тоже, мой друг, подождём.

Столько уже мы страниц прошагали

Рядом с тобою незримо след в след

Нашим влюблённым. Сейчас же в прогале

Между годами мелькает тот свет,

Что в их тоннеле страданий, нависших

Тучами, — вёл за собой к небесам.

840 Люди несчастны в безверии слишком,

Это, читатель мой, знаешь ты сам.

Сам испытал ты исчадие ада,

Если не верил, что так же любим,

Как только ты бесконечностью взгляда

Любишь, всё меряя чувством своим. —

Веры Любви их большой не хватало.

Оба поверить смогли, и теперь

Гордость снимается с пьедестала,

И открывает надежда им дверь

850 В новую жизнь двадцать первого века.

Женщина-девочка, мальчик-ацтек

Входят в реальность под занавес снега, —

Он и она — как один Человек.

Ждёшь ты, читатель, признаний словесных, —

Нашим героям прекрасно без слов.

Но если хочешь услышать их песню,

Спрашивай, пусть отвечает Любовь.

 

Опять шелестят расстояния суток.

Пространство рождают своей немотой,

860 И стенкам сердец так тепло и уютно

Носить в себе пламя объятий зимой,

Возникших, как обруч колец ежегодных

На срезе деревьев, — закон есть закон.

Их души спокойны и также свободны

Во веки веков и на время времён.

— Ты будешь женою моею?"

— Конечно,

Но только не знаю, как это сказать,

Как платье печальное снов подвенечных

У белых, холодных метелей забрать,

870 Как мне объяснить, чтобы ты без обиды

Отнёсся к отказу сейчас моему,

Но лишь потому, что мне далее видно

Сквозь ранее так испугавшую тьму.

Ты так мной любим, что и смерти не страшно,

Мы больше, чем вместе, и более, чем

Обычные люди столетий вчерашних.

Живу потому я, что ты захотел

Обычного прикосновения, звука,

Летящего с губ звездопадом ночи.

880 Там, где я бываю, — ни слёз, ни разлуки,

Ни бездны, ни тьмы, ни мерцанья свечи, —

Но смысл и понятий безмерность морская,

Но ясность всего... Я люблю тебя так,

Что избороздила от края до края

Весь мир поднебесный пером на листах,

Отметив морщинами знаки сомнений,

Улыбками — радость, пожатьями — грусть.

Мы — дети двух разных с тобой поколений,

890 И наш невозможен с тобою союз.

Я старше тебя на столетие скорби,

Сильнее на чувство любви во сто крат.

Я таю в иллюзии бледных подобий,

Но ты в том ни капельки не виноват,

Хоть в сердце моём разожжён был тобою

Очаг пламенеющих, искренних чувств,

Которые первой и вечной любовью

Назвать я и вызвать в себе не боюсь."

— Опомнись! — Вновь автор не выдержал, — как ты

900 Стремительно рушишь речами сюжет, —

Что чувства, когда вездесущие факты

На вазе разлуки — как груды конфет."

Но наши герои не слушают голос,

Увлёк их поток разговора их глаз.

И снова судьба пополам раскололась,

На два бередящих осколка пространств.

— Я старше тебя, — повторяются эхом

Слова её, — но не страшны мне года.

Тебя ожидают каскады успеха,

910 А мне предстоит осознанья беда.

Но я так люблю тебя, Аль, что готова

Не только судьбу, но и возраст сменить.

Я чувствую, как всемогущее слово

проводит меж нами спасения нить.

Я скоро умру, но затем возродиться

Сумею. И девочкой буду опять,

А ты эти годы в младенческих лицах

Глаза мои не перестанешь искать."

— Как можешь ты так рассуждать о природе

920 Рождения? Разве возможно душе,

По Библии, преображаться в полёте? —

Он спрашивает, но согласен уже,

Что можно, как хочется, только при этом

Должно быть желание очень сильно;

И чистое, в помыслах счастья и света,

Отыщет оно в мирозданье окно,

Которое в мир возвращает для жизни.

— Но как ты узнаешь дорогу назад?"

— А ты разве вместе со мною исчезнешь?

930 Вернусь я в твой искренний, преданный взгляд.

Давно уже стал ты моей путеводной

Звездою, манящею в дали любви.

Когда же душа моя станет свободна,

Ты мысленно только её позови,

И я возвращусь, и найду себе тело,

Достойное таять в объятьях твоих."

— Ты стать молодою опять захотела?"

— Хочу я надёжного счастья двоих."

— Ты бредишь! Да это всё бред! Понимаю,

940 Ты снова играешь на чувствах."

— Как знать,

Какие слова приближают нас к краю,

Какие наводят сердечную гладь..."

— Как выдумки мне все твои надоели,

Устал в напряжении мозга родник

Искать в твоих догмах расщелину к цели.

Но каждая мысль твоя — ветреный стих, —

Уносит меня она слабою щепкой

В такие реалии, где никогда

Душа не бывала. Но всё-таки цепко

950 Держусь. Это ты — моей жизни звезда.

На шквальных порогах всех противоречий

Ты — пыльной дороги мой ориентир,

Когда забирается выдумщик-вечер

Под своды уютных обычных квартир;

Когда лишь отчаянье в гости приходит

Незваным татарином и невпопад

Заводит шарманку печальных мелодий,

Когда я свободе наставшей не рад,

Когда промежутки двух встреч наших страстных

960 Реальнее рук твоих, глаз твоих, слов,

Тогда понимаю я, что значит счастье,

Какая с тобой нам досталась любовь.

Да, церковь нам чувство любви запретила,

Я верую в Бога, взыскую Его,

Но мир без тебя — безысходства могила,

И мера его — это поступь шагов

Твоих, и моё ожидание чуда —

Приход твой, твой взгляд. Я тогда лишь живу,

970 Когда твоим голосом ветер простудный

Листает свиданий прошедших листву.

Я помню тебя даже в церкви. Ты — песня,

Которую певчие трепетно льют

Губами безгрешными, дланями лестниц

Возводят во мне очищенья уют."

— Но сам ты сказал, что наложено вето

На наши объятья, слияния губ."

— Я знаю, но ты для меня — лучик света,

Ослепну я сразу, как только солгу,

Что мне от тебя, кроме слова и взгляда,

980 Помимо внимания и теплоты,

На свете другого ни капли не надо.

Вся жизнь моя — ты, мои мысли все — ты,

Я пьян тобой каждый глоточек секундный,

Ты больше, чем жизнь,и сильнее, чем смерть."

— Как ты для меня, но не знаю, поймут ли,

Дадут ли нам люди поверить посметь

В иллюзию нашего светлого счастья.

Я чувствую, что ухожу навсегда."

— Любимая! Жду я тебя, возвращайся!

990 Ты — свет моих дней, ты — ночная звезда.

Да что я несу! Я тебе запрещаю

Вот так уходить, не пущу я тебя.

Зачем ты со мной, как с ребёнком, играешь?

Ужели не чувствуешь сердца набат?

И колокол этот взывает сильнее,

Чем колокола всех на свете церквей,

И если согласна ты, то я посмею

Назвать тебя гордо женою своей."

— В венчании будет отказано. То есть,

1000 Мы будем грешить, называя наш брак

Священным. Обоих замучает совесть,

Я не соглашаюсь на гибель и мрак

Не ради спасения мелкой душонки

Своей, но твою погубить не могу,

Пусть лопнут ушей всех святых перепонки,

Пусть треснут иконы иссохшихся губ,

Но я не желаю обречь на проклятье

Твою упоённую душу. Люблю

Тебя я так крепко, что смерть не оплатит

1010 Всей страсти моей. Каждый миг я терплю

Исчадие ада, когда расстаёмся,

И рая блаженство при встрече с тобой;

Но схожа с жаровнею жаркою солнца

Единая светлая наша любовь.

Так чувство сильно, что не выдержит сердце

Носить в себе воспламенённый очаг.

Ты хочешь насытиться и обогреться,

Но голоден будешь, обижен и наг."

— Я знаю реакции ядерной сущность.

1020 И сам в своём сердце ношу океан

Бескрайности чувства, огня не боюсь я,

Пусть сердце моё разорвёт пополам, —

С тобой поделюсь я его половиной,

Прощу я тебе предыдущую жизнь,

Но я не прощаюсь с душою невинной

Твоею. Прошу же тебя я: держись,

Какие бы тропы нам не предстояли,

Какие бы нам не грозили пути,

Поверь же, что выпало нам в идеале

1030 Все перипетии вселенной пройти."

— Ты прав, мне знакомо безумие бездны,

Подыгрывать даже пыталась я ей,

Но игры, как жизнь без любви, бесполезны,

И я, как ни странно, не стану бедней

Без голоса, зрения и ощущений,

Без переворота сознанья во мне.

С любовью мы — нежность цветущих растений,

Без чувства мы — тени страстей на луне..."

Читатель, ты сам понимаешь, бескраен,

1040 Как все диалоги влюблённых, сей ритм,

И ими на эту беседу украден

Был двигатель времени. Чувственный грим

Их лица покрыл универсумом масок, —

За каждою может быть Он и Она.

И эти ручьями текущие фразы

В душе ежегодно вскрывает Весна,

Её половодье скрывает богатство

Нежнейших нюансов искрящихся слов.

Но нужно нам с ними на время расстаться.

1050 Заразна бывает такая любовь.

ГЛАВА 5

Смерть — движущая сила человечества.

Сократ

 

Июнь на Онеге запутался в ветках

Деревьев вдоль тропки прибрежной. Туман

Бессонницу с солнцем во мгле предрассветной

Смыкает, и ночь попадает в капкан,

И ветра рывок на бумаге озёрной

Смычком будоражит движение нот.

Костёр, содрогаясь от дрожи минорной,

Иллюзию времени воссоздаёт.

И в небе Венера впервые внезапно

1060 Вдруг вспыхнула и не спокойно ушла,

Как в прежнее время рассвета, на запад,

А словно блеснула осколком стекла.

Герой наш, сидящий в компании дружной

Своих однокурсников, вздрогнул, когда

Мелькнула мерцающим полукружьем

И за горизонт покатилась звезда.

И хохот друзей показался зловещим,

Как будто взорвалась в ночной тишине

Планета небесного символа женщин,

1070 Звезда сумашедших, но искренних дней.

Уставший, домой возвращается Алька.

Каникулы, значит — свободы сезон,

И может теперь наш онежский идальго

С мечтами и грёзами жить в унисон.

Он бредит о море, бескрайних пространствах,

Купается в образах книг и кино:

То он — предводитель казацкого братства,

То пьёт роковое с цикутой вино.

Звонит ему местная дива экрана,

1080 Взволнованно (как у актёров всегда),

Навзрыд сообщает, что больше Ульяна

Не сможет проснуться. Случилась беда.

Не понял спросонья он, к сердцу не принял

Известие это, вдруг розыгрыш вновь,

И он договаривается с другими

На вынос идти...

Но бессмертна любовь...

Как можно представить закат на рассвете?

Как медленно в мозг пробирается мысль:

Ту,

что

была

самой

желанной

на свете,

1090 Вдруг предала или оставила жизнь.

Механика действий при этом известна:

Отпеть и в могилу зарыть навсегда.

Но как совмещаются слёзы и песня?..

Аль вспомнил, как падала быстро звезда,

Как весело пели друзья, подбирая

Мелодию струнами старых гитар.

Как свет белой ночи был неисчерпаем,

Как дуб на причале похож на анчар.

Напиться навеки любви невозможно,

1100 Не верится, неповоротлив язык:

Как жизнь ненадёжна и кажется ложью,

К которой как к правде с рожденья привык.

И мозг опасается образ представить

И версии вести взыскует вокруг:

А может быть, нужно рояль переставить,

А может, погрузка нужна для подруг?

Но старый подъезд надвигается пастью,

Распахнут, припёрт кирпичами в углах,

И клацает дверь на петлях, в одночасье

1110 Отрезав пути к отступленью. Была ль

Когда-нибудь также вот гостеприимна

Она и впускала ль кого-нибудь так,

Как этих людей, приходящих с повинной? —

Мирское прощанье, сует суета.

Он входит, с порога пахнуло зимою

От лапника елей, и зеркала нет.

Он думает: что происходит со мною?

Спокоен я, словно обычный момент

Прихода к любимой... Она и не знает,

1120 Что я невзначай приключился сейчас,

Опять загрустила над книгой, родная,

Опять не спала, беспокоясь за нас.

— Я здесь, — произносит он, слушая голос

Как будто откуда-то со стороны.

—... В прихожей-то зеркало как раскололось...

— ... Бедняжечки дети, — остались одни...

Шагнул он в проём и увидел,

нет,

выпил

Он залпом лицо, побелевшее сном,

И мысль устремилась, как взвившийся вымпел,

1130 И в горле застрял понимания ком:

— Любимая! Уленька! Уля! Ульяна! —

Крик сердце разрезал и миг разорвал,

И вылились света из глаз океаны,

Свечение свеч поразив наповал.

И замерли люди, и плыли меж ними

Туманные лики умерших родных,

Кто их остановит и душу отнимет?

Как воздух пленителен, мятен и тих!

Как было предсказано, так и случилось.

1140 Любить и быть вместе не выпало им.

Но в этом, быть может, есть высшая милость,

Божественный Суд был им необходим.

Ну что же, читатель, опять расстаёмся

С героями мы, повстречаемся ль впредь,

Не знаю, всё чаще нахально смеётся

Над жизнью обычной привычная смерть.

 

Дорога под ноги ложится.

Дорога

Бежит и листает пейзажей листы,

И лица мелькают, и догматы долга

1150 С судьбой переходят всё чаще на “ты”.

Шоссе, просчитав все столбы километров,

Выносится на магистраль в никуда.

С обеих сторон путешествуют ветры,

Но путника в небо выводит звезда.

Последние метры остались, следами

Отмерив, означив их смыслом земным,

Уходят все те, что любимы так нами.

И путь их последний неисповедим.

И пусть ковылём запорошены тропы

1160 Оставшихся. Пусть ковыляют они,

Но выйдут на Путь из обыденной топи,

И будут у каждого звёздные дни;

И будут рассветы катиться в закаты,

Но всё-таки искренно, прямо и вверх;

И буднями праздники станут когда-то,

И будет у смелого в жизни успех.

И путь наш последний есть ниточка с Богом,

Незримая связь, но надёжна она.

Пред Алькой житейская длится дорога,

1170 Под Улей разверстая пропасть видна.

 

 

 

 

ГЛАВА 6

 

Горе реже возбуждает в нас в такой степени ясность сознания, как великое счастье. Великое, т.е. высшее счастье обязывает душу. (Повторю: выше нет счастья, как уверовать в доброту людей и в любовь их друг к другу).

Ф.Достоевский "ДП"

 

События в жизни обыденной редки, —

Торчат они, как верстовые столбы,

Являет история их для разметки

Стремительным ветром летящей судьбы.

Бывает мгновение столь судьбоносно,

Что целая жизнь обозначена им;

Бывает, года, проведённые просто,

Окажутся сонным мгновеньем одним.

Хороший десяток годов пролетело, —

1180 Наш Алька — Сан Саныч, любимец детей,

Учитель, всегда перепачканный мелом,

Шкатулка заманчивых, вечных идей;

Он в сан облечён и в какие-то тридцать

Профессором стал и читает свой курс;

Жена молодая им очень гордится;

Студенты назвали его "Златоуст":

Обычные, вроде, слова произносит,

О чём-то известном уже говорит,

Но всё же в неведомое уносит

1190 Спокойного голоса динамит.

Созвучие гласных с согласными вместе

Не звуками мыслятся — каплями нот,

И лекция гимном гармонии, песней,

Псалмами науки в умах предстаёт.

А в школе с детьми он проводит спецкурсы:

"Религия Слова", "Библейский язык";

Уже не витает он в мире иллюзий,

В поток настоящего слова проник.

Внимателен он и серьёзен, и вежлив,

1200 Всем девушкам нравится, только вот сед;

Во всём остальном — это Алька наш прежний,

Хотя и прожито им несколько лет.

И лица меняются, словно картинки,

Как слайды в проекторе: лица людей,

Тетрадки, зачётки, банкеты, поминки,

И ночи спокойны, и дни без затей,

И каверзы школьников, олимпиады,

Вопросы к экзаменам, гости, друзья, —

Всё кем-то заверчено, даже не надо

1210 И думать о жизни, и думать нельзя

О том, что когда-то терзало и грызло,

Чего ему больше, увы, не дано,

А всё остальное: природы капризы,

Забвение, льющееся вином...

Жена, прикроватная тумбочка, книжка,

И двое детей, и семейный обед,

Всё чаще пошаливают нервишки,

Всё реже в глазах зажигается свет.

И всё удовольствие — в поиске смысла,

1220 Таинственно спрятанного в словах,

И нужно ли что-либо больше от жизни? —

Заботы семейные, быта дела

Пустоты заполнили ритмом спокойным,

Иллюзию деятельности создав...

Как мало людей собралось на перроне,

Как медленно движется полный состав...

Опять экспедиция ждёт по фольклору,

Студенты и школьники сбились в кружок.

Как много в течение жизни повторов,

1230 Как жаль, что единственный поезд ушёл.

Уже, как когда-то, не выкрикнуть звонко,

Уже не смешок, а усмешка в усы.

Как смело садится с ним рядом девчонка,

Мучительно тянется время грозы, —

За окнами — промельк деревьев и всполох

Один за другим ярких молний, и стук

Колёс, как сердечный: увы, я не молод,

Я полон печалями встреч и разлук...

— Я только хотела спросить Вас о Боге... —

1240 Негромко Улитка сказала ему. —

Так спутники девочку звали в дороге.

И имя туда же — одно к одному...

Обычная девочка, как и другие,

Но что-то в ней прошлого ком бередит.

— И что мне далось это странное имя?

И что оно разворошило в груди?

О Боге спросила... и что мне ответить...

Он вспомнил такую же летнюю ночь,

Костёр на рассвете и трепетный ветер,

1250 И душу, звездой улетавшую прочь...

И сердце забилось, к любви просыпаясь,

И кровь ворожила отчаянье сна,

Который внезапно порой наступает...

Как сердце заныло, как дерзко луна

В окно промежутков ныряет и прячет

Своё серебро от накопленных слов.

Ну что же, судьба, пожелай им удачи,

Раз раньше у них отняла ты любовь.

— О Боге ты хочешь узнать, но в вопросе

1260 Уже затаился попутно ответ,

Который наш голос, как ветер, относит

В оставленный нами разъезд наших лет".

— Я с детства пугаюсь раскрытых подъездов,

Темнеющих страхом своей глубины,

Как будто там — Бог, только где — неизвестно...

Ещё очень страшно, когда в мои сны

Какая-то женщина входит, и голос

Из-под капюшона я слышу всегда:

"В прихожей-то зеркало как раскололось,

1270 Осколки в сердцах — как иголочки льда".

Ни разу лица я её не видала,

Лишь голос и длинное платье до пят,

Я голову прятала под одеяло,

Но сны, будто осы, жужжат и летят.

Поэтому-то я о Боге спросила,

Поэтому-то и молюсь я Ему.

Есть в женщине этой какая-то сила,

Но светлая ль, тёмная ль, — я не пойму".

Учитель за сердце схватился, глазами

1280 Впиваясь в попутчицу, крик оборвав.

— Сан Саныч, любимый мой, что это с Вами? —

Губами одними она.., и состав

Их бросил в объятия, дёрнувшись резко

И как в исступлении, руки, дрожа,

Искали, как будто им было известно,

Что где-то в телах рукоятка ножа,

Который пронзил их так одновременно,

Что жизнь им, что смерть им — едино теперь,

Когда от объятий их таяло пеной

1290 Проклятое время разлук и потерь.

Всего лишь мгновение, равное веку,

Мелькнуло и вот выходить им пора,

И снова попутчиком будут ацтеку

В суровых горах забияки-ветра.

И с этими чувствами к Паанаярви*

Сан Саныч студентов повёл за собой,

Открывший в себе человека, как Дарвин

Закон свой, — так он постигает любовь.

Привалы, побудки, улыбки, сомненья,

1300 Обеды, шарады, костров разговор,

И всюду над ними летящая тенью

Крылатая птица любви с этих пор.

Идёт он маршрутом, известным немногим,

Но сам он не знает, зачем он ведёт

По проклятой предками древней дороге

Беспечный студенческий славный народ.

К Киваке-горе подошли они к ночи,

Палатки поставили, спать улеглись;

И, словно кольчуга, тяжёл позвоночник,

1310 И влагою тянет от стылой земли.

И первой Улитка проснулась под утро,

Сан Саныч всю ночь у костра сторожил.

Нечасто бывает такая минута

Один на один с тем, кто дорог и мил.

Она — как былинка, тонка и прозрачна,

Но как тяжела за спиною коса.

Полоскою красной рассвет обозначен,

Ответно бледнеют ему небеса.

И снова Улитки вопрос растревожил:

1320 — Там камень лежит на горе, он похож

На старую женщину." Тут же всей кожей

Почувствовал он заповедную дрожь.

Но он рассказал ей легенду о камне,

Как ведьма была заколдована здесь,

Чей заговор не иссякает веками,

Такая уж ею придумана месть

Всем тем, кто её приковал к постоянству;

И женщинам лучше сюда не ходить.

А сам за Улитку он вдруг испугался,

1330 От страха рассказа потеряна нить.

Он смотрит на девочку, та же на камень

Уставилась, —как бы её уберечь?..

Пусть думает он, что её отвлекает

От каменной Акки**- беспечная речь.

Учитель стихами, загадками, смехом

Заводит её, но она — как нема...

И хохот зловещим разносится эхом,

Сводя незаметно обоих с ума.

— Смотрите же! Видите! Видите! Акка

1340 Теперь молодая! Моложе меня! —

Глаза распахнула Улитка, при взмахе

Пронзая учителя пикой огня

Душевного, хлынувшего, как будто

Прорвало плотину и мозг унесло,

И странным казалось, что в эту минуту

Кому-то беспечно и сладко спалось.

— Вы видите! Вовсе она не старуха!"

— Я знаю, — как эхо, Сан Саныч сказал,

И тотчас же впыхнули вмиг и потухли

1350 Его неземные созвездья-глаза.

Учитель гитару берёт на колени,

И пальцы по струнам спокойно идут,

И вслед за мелодией по ступеням

Рассвета ведут постоянство минут:

Песня Аля: — Есть в женщине тайна иллюзии смерти,

Она существует реально в любви,

Осознанной временем в круговерти

Ревущей в аортах летящей крови.

Есть в женщине пламя вселенских бессонниц,

1360 Которое в девочке спит до поры,

Пока ей об этом любовь не напомнит

Внезапно нахлынувшей жаждой игры.

Играючи учится женщина счастью,

За ласками глаз своих, рук своих, губ

Покорно идёт, но ей время подвластно,

Готово оно замереть на бегу

И вспять обратиться, когда она хочет

Подснежников нежных в канун декабря..."

И девочка видит, как следом за ночью

1370 Приходит красавицей гордой заря.

А Аль продолжает: "Но игры опасны,

На чашах судьбы они противовес

Любви, и игрою нельзя увлекаться,

Иначе вселяется в женщину бес;

Иначе она понимать начинает

Свою красоту, и коварство влечёт

Её не к сердечному центру, а к краю,

А крайности рок отсекает мечом.

И жизнь оборачивается проклятьем,

1380 И в смерти спасение ищет она,

И солнце утонет в кровавом закате,

И бледной печалью восходит луна,

И сердце в груди пламенеет, и Акка —

Отчаянье женское вечно любить"

Как хочется девочке горько заплакать...

А Аль продолжает наращивать нить:

— Но женщина может любовью воскреснуть,

Поверив в её безграничную власть,

И жизнь превращается в светлую песню,

1390 И солнце приходит с сиянием глаз,

И Акка, как символ гармонии чувства

Поставлена предками здесь навсегда,

И счастье находят в священном союзе

Те, кто увидал, что она молода.

И это — моё пониманье легенды,

В глазах твоих всё это я прочитал,

И понял я с первого же момента,

Что ты — моей жизни никчемной мечта".

— А как же жена Ваша, Анна Сергевна?"

1400 —Дурак был, когда я женился на ней,

Себя я обманывал, думал, наверно,

Забудусь, как множество прочих семей.

Но сон твой когда-то был явью моею,

И женщина-голос — ты, только тогда,

Когда я был молод... Как губы немеют

От воспоминания... С нею беда

Случилась. Мне было тогда только двадцать.

Она меня старше в два раза была,

И я в своих чувствах не мог разобраться,

1410 Она так чиста была, чище стекла,

Такою казалась святой, святотатством

Мне чудилось прикосновение к ней.

Как больно теперь по ночам просыпаться;

Тусклы ощущения прожитых дней;

Её не вернуть, — так я думал вначале,

Мертва моя жизнь, да и нужно ли жить,

Когда навсегда повенчался с печалью,

Когда не сумел я её сохранить.

Я думал тогда, что успею я сделать

1420 Ульяну своею женою, но смерть

Мне голову запорошила метелью,

И душу ничем я не смог обогреть.

В последних словах, что она говорила,

Которых тогда не сумел я понять,

Такая была сумашедшая сила,

Но я не боялся её потерять,

И ей не поверил. Она же хотела,

Чтоб счастлив был я, но не с ней, а с другой;

Она так надеялась в юное тело

Вернуться... А я не поверил в такой

1430 Судьбы поворот. Но он всё же случился:

Ульяна воскресла в тебе для любви;

И сон, что тебе от рождения снился, —

Минувшие воспоминанья твои.

Сильнее любви ничего нет на свете,

Она — наивысший, священный закон;

И те, кто полюбят, пред Богом в ответе,

Чтоб был он в сердцах их, как свет, сохранён.

Но я не дождался тебя, — побледнел он, —

1440 И жизнь променял на презрение к ней".

В полнеба над ними уже пламенело

Предчувствие солнечных будущих дней.

Сан Саныч поднялся и непроизвольно

К груди свои руки прижал и застыл,

И сердце щемило и ныло так больно,

Что не оставалось ни капельки сил

Вздохнуть; и со лба покатился пот градом.

Улитка, от страха расширив глаза,

Словами его поражённая, рядом

1450 Стояла и видела: больше нельзя

Позволить ему вспоминать о прошедшем.

Она закричала: "Не смей уходить!

Иначе, клянусь я любовью всех женщин,

И миг без тебя не смогу я прожить".

Обвила она его крепко руками,

Как будто весь мир обнимала сейчас.

И Акки таинственный, сказочный камень,

Казалось, впивался в них молнией глаз.

 

На этом историю можно оставить

1460 На время в покое. Любовью жива

Вселенная, и освящается память,

Хранящая вечных признаний слова.

И сколько бы в мире людей не любило,

Они постоянно у всех на устах

Рождаются, и их великою силой

Огонь зажигается в новых сердцах.

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 7

И я познаю мудрость и печаль,

Свой тайный смысл доверят мне предметы...

Б. Ахмадулина

 

Уже полстолетия кануло в Лету,

Как камень, пуская круги по воде;

И лаской июльского солнца согрета

1470 Земля, только люди как будто не те.

У кромки воды под тенистою липой

Сидит на скамейке согбенный старик.

Он ветру созвучен дыханием хриплым,

Но ветер срывается всё же на крик,

А старый бродяга недвижен, как камень,

И сер, как на набережной гранит.

И кажется, что он на вечную память

Потомкам своим в назиданье сидит.

Прохожие мимо идут, не заметив

1480 Фигуру нелепую, — юность слепа.

Как город сегодня приветлив и светел,

Как празднично выглядит нынче толпа!

Читатель мой, тоже одетый по моде,

Среди горожан, и ему невдомёк,

Что это не он своё время проводит,

А время ему отмеряет свой срок.

“Но что философствовать”, — он усмехнётся.

И я понимаю, — не в этом секрет,

А в том, что на дне городского колодца

1490 Всегда ухитряется спрятаться свет.

Бродяга замшелый гуляк не смущает,

Они точно также — лишь фон для него,

Входящий в набор суеты и печали,

Ему выделяемый из года в год.

Сегодня регата, и трутся бортами

У пирса приписанные суда,

Здесь шхуны и кочи...

Старик же — как камень,

Опущенный в воду, как в небо звезда.

Влезает кряхтя на скамейку малышка, —

1500 Устала за взрослыми бегать весь день;

Родители рядом уселись, винишка

Распить на траве, где приветлива тень;

Малышка болтает, ей года четыре,

Что может ребёнок открыть для того,

Кто целую вечность отбыл в этом мире,

Чьи волосы стали белее снегов?

Да он и не слушает, только девчушка

Доверчиво жмётся, ей скучно одной,

И шепчет дедуле смешному на ушко:

1510 — Пойдём, поглядим на песочек с водой”.

Старик усмехается в бороду важно:

— Какие игрушки?” Ребёнок опять

Толкает его кулачком своим влажным, —

Так хочется с дедушкой ей поиграть:

— Вставай же, увидишь, как солнышка лучик

Щекочет, целуется, словно живой,

Пойдём поскорее, у берега лучше,

Водичка ласкается тёплой волной."

— Устал я, оставь меня, солнце, в покое, —

1520 Старик, прошептав, головою поник, —

Ничто в этом мире движенья не стоит,

Воздушные замки разрушил язык."

— Людей ты кричащих боишься, наверно,

Пойдём из песочка мы домик лепить. —

Она со скамеечки спрыгнула первой,

— Ну дедушка, — стала девчушечка ныть.

Старик захотел посмотреть на ребёнка,

И непроизвольно слепые глаза

На голос, такой возмутительно-звонкий,

1530 Направились в поиске. Жаль, что нельзя

Увидеть хоть что-нибудь... Что интересно,

Давно уже он ничего не желал,

Всё было так скучно, избито, известно,

Потерян для мира любви идеал.

Он думал о девочке, словно о чуде:

Как так получилось, откуда взялась?

Как первая нота грядущих прелюдий

И с новою жизнью незримая связь.

И голову он повернул, и случайно

1540 Мелькнул пред глазами предчувствия блик,

Как будто внезапно в какую-то тайну

Он следом за девочкой этой проник.

И, ошеломлённый, он замер, он понял,

Что то, что сейчас происходит с ним — явь. —

В нём ожил схороненный им же покойник

И в жизни поток устремляется вплавь.

А девочка ойкнула в ту же минуту:

— Ты, дедушка, что ли не видишь меня?"

И он застыдился при этом, как будто

1550 Ребёнок его в слепоте обвинял.

— Ты что-нибудь сделал плохое, наверно, —

Участлива девочка, тихи слова, —

И Боженька лампочку спрятал за дверью".

Ах, птаха безгрешная, как ты права!

— Бабуленька мне говорила об этом,

И Боженька взял её на небеса. —

Теплом голосок был наполнен и светом.

Старик со скамейки своей поднялся.

Как мог он обидеться так, что ослеп он?

1560 Как мог он поверить в разлучницу-смерть?

Паяц, филистер он, как это нелепо! —

Безжалостно слово, стегает, как плеть. —

Как можно с любимою так расставаться?

Как он равнодушен был с нею всегда!

Глупец! Ведь давно ему не девятнадцать!

Как режет глаза голубая вода...

Он видел, да именно видел — реально! —

Божественность, вскрытую детской игрой:

Любовь — это сущность любых аномалий.

1570 Читатель, смотри же, — очнулся герой!

В каком-то ещё непонятном обличье

К какой-то неведомой цели идёт,

Ещё спотыкается он по привычке,

Ещё стороною обходит народ,

Но что-то ведёт его вслед за собою,

Шаги коротки, но походка быстра.

Привиделось, что ли мне то, что слепой он?

Не выспался автор, наверно, с утра.

Шучу я, идущему же не до шуток, —

1580 Дошло до него, что такое любовь.

И радостно стало на сердце, и жутко,

И хлещет бичом оголтелая кровь.

С секундами вместе летят километры,

Слезятся от счастья и света глаза,

И ластятся к телу распутники-ветры,

И виден становится старый вокзал.

Зачем он спешил сюда? — Поезд уехал,

Колёса уже простучали закат...

Вот то-то читателю будет потеха! —

1590 Уже я предчувствую смеха раскат.

Герой наш вдоль поезда мечется, будто

Он ищет кого-то, а кто его звал?

Уже не осталось мгновенья для смуты,

Уже обезличен судьбой интервал

Не только меж этим стоящим составом

И серым перроном, но — разницы лет:

Когда нет любви, то и жизни не стало,

Любовь ожила — смерти тотчас же нет.

1600 И пусть все разлуки беззубо смеются,

И злобою жести бренчат сквозняки, —

Не им разжигать очаги революций,

Их руки слабы ещё и коротки.

Ещё не увидел, но слышит он возглас:

— Любимый! Успел! Я тебя так ждала!

Звонила тебе я, но, видимо, поздно".

Ответил он: "Думал я: ты умерла".

— Приехали! Что-то почудилось снова?

Какой же ты выдумщик всё-таки, Аль!

1610 Жива я, как видишь, но тут же готова

Исчезнуть, раз этого хочешь ты. Жаль,

Конечно, что ты, словно враг мой, мечтаешь

О смерти моей, и без этого я

Мгновение каждое умираю...

Да что это я? Ты, наверное, пьян!"

Дошло до героя, что Уля не знает,

Какие дороги ведут на вокзал,

И он говорит: "Извини, дорогая,

1620 Наверное, что-то не так я сказал".

— Что хочешь, скажи, только что-нибудь сделай,

Одни лишь теории — действия где?"

И понял он: всё, что когда-то хотел он,

Написано вилами на воде.

Себе не поверив, шагнул он навстречу

И за руку взял, нет, он обнял её!

Как сказочен сразу же стал этот вечер,

Как времени мало побыть им вдвоём...

— Я пьян, я безумен, я шут. — Он бормочет

1630 И прячет в распущенных волосах

Он губы свои, опалённые ночью,

И тонкий пергамент чумного лица.

— Когда ты вернёшься?

— Ты всё перепутал!

Подруга уехала, слышишь, очнись,

Уже начинается новое утро!"

— Нет, это моя продолжается жизнь".

— Ты можешь сказать, что случилось с тобою?

Где ты пропадал, почему не звонил?

Осталась одна я с безмолвной любовью,

1640 На целую вечность меня ты забыл".

— Пропал я, да именно это, пропал я,

Я вечности ядом отравлен был. Ад

Меня окружил, я бросался на скалы

Сомнений, боязни и прочих преград;

Меня наказал, но не Богъ милосердный,

Я сам себя ввергнул в пучину страстей;

И думалось мне, что как только уеду,

Так тотчас же встречусь с судьбою своей.

Но ты по рукам и ногам повязала

1650 Крылатую птицу души моей. Ты

Сверкала стоваттною лампой накала

И выжгла мне сердце и радость мечты;

Я верил, что ты обольщаешь игрою;

Я видел лишь то, что увидеть хотел;

Я думал, и это теперь я не скрою,

Что хочешь ты только слияния тел,

А мне ты нужна была вся без остатка,

Без ограничений, — бредовая мысль! —

Но смерть с тобой рядом казалась мне сладкой,

1660 И горькой пилюлей была моя жизнь,

Когда проходила ты мимо при встрече.

Что жизнь, я и честь бы отдал за тебя,

За эти доверчиво-детские плечи,

За эти глаза, что пьянят и знобят;

Ознобом охваченный, спрятанный в кокон

Размеренной бездны, я жил, но не жил;

Я думал, что ты поступаешь жестоко,

Но сам я жестоко с тобой поступил.

1670 Иллюзией жизнь без любви оказалась,

И смерть нереальна, когда есть любовь.

Ты свергла жестокость мою с пьедестала,

И жалость лекарством мне впрыскивал Богъ"...—

Он что-то ещё собирался сказать ей,

Но губы её наконец-то нашли

Начальную точку их терпких объятий,

Что центром являлась для глаз и земли.

 

А сколько часов было, лет иль столетий,

1680 Какое нам дело, читатель, с тобой,

Когда подарила героям бессмертье

Такая простая земная любовь.

 

ЭПИЛОГ

...я бы убедил каждую женщину

и каждого мужчину

в том, что они любимы,

и я бы любил любить...

Габриэль Гарсиа Маркес.

"Прощание с друзьями"

 

Любое прощание — словно потеря, —

Уходят герои по тропке любви.

Так хочется в счастье земное их верить,

Как чувство искрящееся в крови

Играет и пенится! Как отреченье —

Созвучность биения знойных сердец.

Как нежно ложатся вечерние тени

1690 На белую ткань их судьбы, но конец,

Увы, неизбежен. Он будет красивым.

Уход в небеса не похож ни на что,

Уже наклонились плакучие ивы,

Чтоб спрятать родившуюся мечтой

Такую простую надежду на чудо...

Как холоден снег, как тепло у костра...

Увы, повторения больше не будет,

Уже никогда не настанет "вчера".

Оно растворилось в глазах их нектаром

1700 Божественно данного света любви.

Рассвет напоён серенадой гитары,

Пленительны ласки исходом своим.

И близость становится необходимой,

Как вздох или выдох, как жизнь или смерть;

И то, что когда-то — лишь исподволь, мимо,

Вольно от сетчатки к сетчатке лететь.

Пусть только мгновение выпало счастья

Героям влюблённым, но властью любви

Разлуки бескрайними днями влачатся,

1710 Ночь мигом одним промелькнёт для двоих.

И искорку эту во тьме разжигая,

Герои в сердцах вдохновенных хранят

Любовь, как ключи от заветного рая,

Дорогу к которому ведает взгляд.

И в каждом мужчине беспечный мальчишка

Живёт точно также, как мудрый старик;

И в женщине каждой — смешная малышка

И хитрая бабка. И двойственность их —

Совсем не измена, а лишь измененье,

1720 Создавшее видимость времени в нас,

Которое станет бескрайним мгновеньем

В скрещении любящих искренних глаз.

Обман им заказан, им правда известна,

Случайное лживое слово убъёт,

И в жизни их нет для предательства места.

Читатель, испей же любви этой мёд,

Устами вкушая зыбучую сладость,

Почувствовав сердцем комок доброты,

И искренним прикосновением взгляда

1730 Познай же доступность свершенья мечты,

Когда происходит всё одновременно:

Рожденье и смерть, первый век и наш век.

Так Богъ сотворяет свободу из плена,

И имя любви Онъ нарёк: ЧЕЛОВЕК, —

Мужчина и Женщина, Алька и Уля,

Блаженство союза, где Он и Она

Одним мановением перевернули

Всю жизнь, — и была эта власть им дана

Любовью единственной и бесконечной

1740 На тысячелетия — что им года! —

Когда для мужчин и для любящих женщин

Сияет на небе их счастья звезда,

Когда так естественно преображенье

В процессе любви, и желанье творит

Вселенные также легко, как сомненье

Взрывает их, словно гранит динамит,

Когда это было и будет ли это,

И как обозначится слово и смысл, —

Вопросы не к автору или поэту, —

1750 Ответом является дерзкая жизнь.

окт. 2000 — февр. 2001