Шляпка красавицы

 

Ее шляпка так и осталась висеть на спинке стула, там, в саду, возле беседки, среди цветущей сирени. Яркое платье Лиз удалялось, а он сидел и смотрел, как ветер играет атласной лентой, что охватывает тулью.

«Кошка-сдохла-хвост-облез!» - отчего-то вспомнилось, из глубины, из детского сада. Бедная, бедная кошка, хвост облез, значит, полежала уже. Ни слова, ни звука, или именно ему придется давиться - сам будет виноват, - и даже без сахара. Мама потом смеялась, конечно. Утешала, успокаивала, пряча улыбку, но кошка-то уже была съедена - по крайней мере, чувствовал он себя именно так.

Цветастое платье мелькало среди деревьев, все дальше и дальше, драматургия момента требовала, чтобы Вик бросился вслед, упрашивал, клялся, умолял… Но он сжал зубы и не отрывал взгляда от трепетавшей на ветру ленты. Ни слова, ни звука, эту кошку мы ели уже не один раз.

 

Проклятая шляпка висела там несколько дней, чтобы с началом дождя быть заботливо убранной в круглую коробку в шкафу. Но даже оттуда она вторгалась в его мысли. Вик рисовал ее с утра до вечера, изо дня в день, до самой осени. Сад на его картинах менялся, отцветал, до краев переполнялся зноем, желтел, ронял листья, зябко тянулся в небо голыми ветками и кутался в снежную пелерину. Одно было неизменно - стул с коваными ножками, обманчиво легкий на вид, и вечная на его спинке соломенная шляпка. Три цветка, пришпиленные к голубой ленте, сначала свежие и яркие, а после - неумолимо теряющие лепестки.

Когда спотыкаться взглядом о расставленные вдоль стены "Забытые шляпки" стало совсем невыносимо, он сгреб их и отнес Михею, в "Художник". Михей одобрительно поцокал.

- Сколько просишь?

- Плевать. Меня от них тошнит уже. Забирай, пусть у тебя висят.

И тут он заметил фею. Конечно, сбросив прозрачные крылышки в конце августа - как и полагается феям - на первый взгляд она казалась неотличимой от обычных женщин. Но золотые искорки в покрытых капельками дождя волосах и облачко едва уловимого леденцового аромата не оставляли места для сомнений. Фея стояла у стеклянного кубика-витрины, и у нее явно была проблема.

- Агат, - подсказал он, заглянув ей через плечо. - Возьмите агат.

Фея отложила в сторону малахитовый гарнитур, отодвинула подвеску из хризопраза и кивнула продавщице. Та протянула ей крупные агатовые серьги.

Фея примерила серьги, приложила к груди медальон, глянула в зеркало и, сияя, обернулась к нему.

- Спасибо, - прощебетала она. - Вы мне так помогли!

Помочь фее мечтает каждый нормальный человек. Угадать ее имя - тем более. По странному совпадению, фею, покупавшую камешки, звали Агатой. Теперь она не просто могла помочь ему в ответ - она должна была это сделать.

 

***

- Это невозможно, - вздыхала Агата, не забывая между вздохами прихлебывать шоколад из полупрозрачной фарфоровой кружечки. - Я не могу, правда, придумай другое желание.

На улице снова моросило. Вик молчал, глядя на мокрые стекла кафе-фонаря. Капли стыли и превращались в снежинки. Фея смотрела на него с сочувствием.

- Понимаешь... Ты - олень, - сказала она.

- Спасибо, - мрачно усмехнулся он. - Я в курсе.

- Я не об этом, - отмахнулась Агата. - Ты душой - олень. Если бы она тоже была оленихой, это можно было бы устроить. Но твоя Лиз... Она...

- Волчица?

Фея засмеялась - тоненький хрустальный колокольчик.

- Размечтался. Будь она волчицей, никуда бы от тебя не делась. Только тогда тебе никто бы не позавидовал, - она снова засмеялась. - Птичка твоя Лиз, дорогой. Маленькая забавная птичка-вишнянка.

- Вишнянка?

- Вишню очень любит. С оленями - ничего общего.

- Тогда выстрели мне в лоб вишневой косточкой.

- Зачем? - фея даже чашку с шоколадом отставила.

- Вырастет на голове вишневое дерево.

- Смешно, - хмыкнула Агата. - Но трудновыполнимо. Я не умею стрелять косточками.

- Тогда я тоже хочу стать птицей.

- Хочешь стать птицей - искупайся в Птичьей реке.

- Ноябрь, - сказал он.

- А ты думал - будет легко? - сказала фея.

И упорхнула.

 

***

Купание в ледяной воде не проходит бесследно.

В горячке, в бреду он летал. Поднимался к небу сквозь густые мокрые ветки, листья хлестали его по лицу, но он поднимался выше и выше, а ветки все не кончались, и звезды дразнились, то показываясь, то снова скрываясь где-то среди листвы. Листья, почему листья, не понимаю, думал он, должна быть зима, уже должна быть зима...

Лиз не появлялась. Зато появлялась Агата, вливала в него горячее молоко, какие-то лекарства, что-то говорила и опять исчезала. Вик качался в обжигающих волнах бреда, голова наливалась тяжестью, в черном зеркале реки он видел свое отражение с вишневым деревом на макушке, на ветви, усыпанные ягодами, слетались птицы, чужие, ненужные, Вик прогонял их, но птицы его преследовали, и он тщетно пытался отыскать среди них Лиз. Ее не было, и он снова и снова ласточкой сигал с моста в ледяную воду Птичьей реки. "Ну, не получилось, - пожимала плечами Агата. - Попробуй еще раз". И он пробовал, и тело сковывал холод, а потом жар накатывал спасительной волной...

 

К тому моменту как он выздоровел, Агата уже чувствовала себя в его доме хозяйкой. Она расхаживала в его рубашке, пила чай из его любимой кружки и таскала его сигареты.

- Я думал, феи не курят, - удивился Вик, выйдя на кухню и увидев, что гостья дымит как паровоз.

Фея фыркнула:

- Все-таки вы, люди, на редкость эгоцентричные существа. Даже вредные привычки, по-вашему, могут быть только у вас. Кентавры вон вообще алкоголики, и ничего.

- Ни разу не видел кентавра. Только на картинках, - усомнился он.

- Если ты чего-то не видел - это еще не значит, что его нет, - отрезала Агата, выпустив облачко дыма.

 

Они подружились. Вик учил ее кататься на коньках, а она страшно ругалась, в очередной раз плюхаясь на лед. Зато Агата мастерски обыгрывала его в шахматы, и тогда уже ругался он. Он рисовал фею, присевшую на перила веранды, с мерцающими крылышками за спиной, на фоне волшебного сада, а она пела, или варила глинтвейн, или иронически хмыкала, когда он доставал из коробки чертову шляпку и проводил по ней кончиками пальцев. Казалось, солнце запуталось в переплетениях соломинок и теперь понемногу выбирается, наполняя комнату теплом и золотистым сиянием. Агата называла его фетишистом и пускалась в длинные рассуждения о том, как любят мужчины все усложнять. Хочешь вернуть любимую женщину? Чего проще: позвони ей хотя бы! Но нет, у нас есть принципы, и мы будем страдать и ждать, когда женщина прибежит сама. Они, конечно, ссорились, и фея фыркала и исчезала, но скоро возвращалась, и Вик говорил: «Да ладно тебе…», а она отвечала: «Вы, люди, совершенно невозможные существа!», а он соглашался, что люди куда невозможней, чем феи, а потом они смеялись и пили кофе. То есть он пил кофе, а она, конечно же, шоколад.

В общем, он даже заскучал, когда все-таки началась весна, взгляд Агаты стал туманно-задумчив, она стала появляться все реже, а однажды, покрутившись перед ним и загадочно-многообещающе улыбнувшись, подмигнула ему, как заговорщица, на прощанье чмокнула в щеку, затрещала новыми крыльями и улетела совсем - ее звали какие-то таинственные феерические дела. Вик вздохнул. Что ни говори, а фея отвлекала его, с ней было весело и просто, и он как-то даже почти забыл, что должен быть несчастным. Теперь можно было и вспомнить. Но не хотелось.

 

***

…Михей позвонил сам.

- Что, брат, деньги нужны? - вкрадчиво поинтересовался он.

- Деньги всегда нужны, - согласился Вик.

- Так заходи. Я твои «Шляпки» продал.

- Сколько?

- А все. Заходил тут один… любитель «ситуаций в развитии». Он твою серию как увидел, аж в лице переменился. Ну, я ему всю ее и загнал. Мужик ушел счастливый, но бедный. Или бедный, но счастливый - тебе как больше нравится?

- Зайду, - пообещал Вик, ощущая что-то странное. Почему-то ему показалось, что завтра с Михеем что-то произойдет. Что-то, что должно было произойти давно.

Он засмеялся.

 

Город дышал весной. Отмытое прозрачное небо опрокидывалось в глаза прохожих и оставалось там - сиять радостью.

 

Вик уронил перчатку. К нему тут же подскочил мальчишка, выловил ее из мокрой снежной каши и протянул хозяину. Вик подмигнул ему и отменил контрольную по математике.

 

Нескладный очкарик в супермаркете подсказал, куда перенесли ряды с выпивкой, за что немедленно лишился прыщей, хотя был уверен, что больше всего мечтает познакомиться с симпатичной библиотекаршей в научке. Впрочем, библиотекарша с ним тоже познакомится.

 

Хмурая старушенция, на которую он чуть не налетел, завороженный мелодией капели, прикрикнула на него и замахнулась. Он отскочил. Тут же между ними с крыши ухнула метровая сосулька, расколовшись на куски. Пораженная старушка вмиг лишилась половины болячек и отправилась восвояси легкой походкой, будто помолодев лет на двадцать пять.

 

К Михею Вик пришел с бутылкой абсента и одним-единственным вопросом:

- Слушай, дорогой друг, чего бы тебе хотелось?

Завтра у Михея уже был отпуск и билеты на самолет. С ним летела продавщица из ювелирного - та самая, которая когда-то не догадалась сама посоветовать фее агат.

***

…Он вошел в дом, пронизанный солнцем - почти как летом, если не выглядывать в окно и не видеть сад, плетущий кружева из тонких веток над покрытой подтаявшим снегом землей. Открыл шкаф. Достал с верхней полки круглую шляпную коробку. Снял с нее крышку и нежно погладил соломенное чудо - будто котенка.

- Лети, птица, - обратился он к Лиз, словно она могла его слышать. - Лети куда захочешь. Что я, в самом деле…

Шляпка не отвечала. Вик снова сложил ее в коробку и запер в шкафу. И пошел пить кофе.

Телефон зачирикал так неожиданно, что чашечка чуть не взлетела к потолку, вырвавшись из его пальцев.

- Привет, - сказала Лиз, как будто они только что расстались. - Слушай, мне такой странный сон приснился! Как будто я бегу, бегу, потом останавливаюсь, ногой топаю - а из-под каблука камни драгоценные в стороны разлетаются. Смешно, да? Кстати, я вообще-то по делу звоню. Кажется, я у тебя шляпу оставила. Заберу?