Телефонный разговор Да, привет... Как живу? - играя В старом фарсе про Герду, Кая. Не звонила? Так, брат мой, было В путах цепкой тоски постыло… Время лечит? – Как та холера! Бред обыденности, галера… Не рабы, нет. Всего лишь весла… Мы ни до, ни сейчас, ни после… Чем залить? Пить обман в облатке Тишины. Все посулы сладки. Время лечит... Ох, как нас лечит… Отливает в диски и мечет В дыры черные подпространства Постояльцами непостоянства Ряски зыбкой, реальной топи. ...Утонуть бы среди утопий… Нет, не плачу. Уже нет соли. Эта придурь - любовь. Не боле. Время лечит, конечно, лечит, Разбивая на чет, на нечет, Вычитая из уравнений Сопричастностей. Мы – поленья В негасимой его жаровне, Ни ему, ни себе не ровня. Так просыпается рассвет I Искус душой изведан. Будней битком плацкарт. Бредом ли, талым снегом Вновь приближается март. Что же гремишь на стыках, Время моё - конвой? Что же стоишь в веригах, Март - провожатый мой? Мимо - поля и рощи, Окон - мимо моих! Что ж, заполошный, ропщешь Сердца птенец? Не утих? II забыть о том, что тлеет сигарета… лицо в ладони, не дышать. не ждать в слепой и непроглядной тишине, где почта с извращенностью садиста отрыгивает суррогат рекламы… неоновая вывеска молчанья. сожги же крылья – ветоши надежды. пусть пепел осыпается на пол, как прах твоих иллюзий. не дышать… свернуться в точку. позабыть. истаять… III но если через тишину по доскам утлого моста, когда не веришь даже сну, пройти - густая ночь уста не разомкнет. в ней реальгар затоплен серым, и кармин… одна. один. поврозь идут они, след в след… фонарщик, выключи фонарь, - так просыпается рассвет - тук-тук… птенцом из темноты яйца выходит звук. О во`ронах Как обманны, как многолики во`роны вещие… Вот за окном сегодня сидел один взъерошенным вопрошалою и пристально высматривал трещины в подогнанных кирпичиках согласия с собой, соучастия с весною, с садами, неведомо как растущими, и…- мало ли?! - с оправданием времени и немотивированного счастия. Я кормила его с руки, и крошки моего молчания, падая на подоконник, таяли, как давно нечаемые мною ответы на его «зачем?». И при том его устраивал такой холодный прием… А вчера другой прилетал . Имел вид вполне неодобрительный, всё вышагивал по подоконнику, и словом-то не удостаивая. Но и я молчала в ответ. Конечно же, мстительно, чтобы не сравнивал с кем-то - не так-то проста я ему! Все было, однако, по-файвоклоковски чинно: я, кофе в коньяк добавляя, искала причину причин, прощая себе обиды, времени прощая потери, на которые можно молиться, в спасенье не веря, как на овеянный ладаном боли иконостас, простив себя сама за то, что бог не выдал… да, и не спас… Ворон надменно клевал мякиш горький из того, что растрачено, стерто, и не сводил с меня глаз. Словом, сноб, да, и только. Так и пусть бы - пусть сноб, вопрошала – да, кто угодно! Но лишь бы не тот, не тот, что тогда сквозь небо смотрел - из колодца двора - незряче, не оставляя времени, тени, света, не тот, цвета золы и тщеты, вран слепой и жадный - нет, только не он! Но лучше уж эти, что кормятся страстно с руки моей… Что взалкают? - обрушенных в прах иллюзий? молчания, боли, слова? – глотайте, утешьте голод. К вам я привыкла даже… Однако всё неизменно: как прежде сады и дети растут на кисельных склонах, во млечных купаясь реках, пока воробей отважный, мой крохобор бумажный, служит ночною стражей… Инкогнито Я твой паяц, танцующий инкогнито На паперти экрана; гаер в зареве Пространства, электронами проколотом, Твой ярмарочный шут с глазами карими. Все меньше сил сверкать шальными бликами, Чеширскою улыбкой неизвестности. Черт с нею - виртуальностью безликою! Давай, вдвоем, в какой угодно местности, В таком-то граде, за Ордынкой маетной - Пресытиться ль тоской замоскворечною? - В обетованный рай кофейни маленькой, Где пить коньяк с беседою беспечною. Но ты пройдешь вокзала гомон таборный... Помстится ль кто? - бубенчики бренчали ли? О чем же куришь в громогласном тамбуре, Уйдя в свои скитанья по Печалии? Март Часы песочные иссякли, с последнею песчинкой канув в безмолвие пустого дома… Прильнув к холодному окну, смотрел он долго в хляби марта, в распластанный огромный город. И хаос серого застоя был виден из закатных окон, парящих в небе над домами - так высоко, что ангел старый заглядывал к нему на кофе, разбрасывая перья всюду: на креслах и в щербатых чашках, в коробке старого зефира... ... Очнувшись, растворил все окна он, взял перо и заточил, и, окунув в остывший кофе, так написал: «Дружище Ангел, последний долгий мой приятель! Что ж не заходишь ты давненько? Не развлечешь меня под бренди забытым древним анекдотом? Чтобы я смог свободно сбросить, оставив, как забытый морок, как гири тонущей песчинки немыслимую тяжесть пустоты...» Зазеркалье Мой сон был потревожен дуновеньем. Я окна распахнула в старый сад… Мосты вздохнули, подались назад, И подняли ладони для молений. .....И плыли мимо окон корабли, .....И дирижабли плыли над морями, .....На ниточках качались оригами - .....И тихо покачнулась ось Земли… И звуки позабытой колыбельной, Как мотыльки, летели на огонь, Ложились белым пухом на ладонь, Витали меж деревьями бесцельно. .....А я смотрела из окна на мир: .....Торжественная тополей ротонда .....Кружилась вместе с музыкою… Сонно .....Прелюдию доигрывал клавир… Спал город, обнимая тень залива; Пух тополей летел сквозь старый дворик… И мчался мимо окон белый кролик, Спеша к какой-то странной герцогине… |