Я расскажу вам конкретно историю, Что приключилась в одно воскресение. Взял четвертушку с похмельного горя я... Или с того, что погода осенняя? Скорбно стопы я направил до скверика, Там, где скамья одинокая, тихая. Там далека городская истерика, Там есть березка одна светлоликая. Только присел я и вынул бутылочку, Только насыпал на корочку соли я, Как вдруг узрел на тропинке блондиночку. С нею был мальчик шести лет, не более. Глянул малец на меня из-под шапочки, Мигом лицо просветлело в волнении. С криками радости: «Папочка! Папочка!» Бросилось чадо ко мне в исступлении. Ох, и грехи мои тяжкие, Господи! Стал вспоминать я свои прегрешения, Ярких блондинок русалочьи россыпи... Крашеных вспомнил в душевном смущении. Тут же без водки пробила испарина, Будто за поездом нёсся по шпалам я. Мчался мальчонка, как кот от хозяина, С кухни укравший котлету лежалую. Что же… Смирился я с участью горькою. Грелась в кармане моя четвертушечка… Сразу вина в сердце выросла горкою, Взор стал туманным… Сироточка, душечка! Правда, нисколько не помнил блондинки я, С кем согрешил… Света, Аннушка, Ниночка…? Женщина справная, внешность картинная… Что ж не жениться, коль есть у нас сыночка? Только недолго отцом был счастливым я. Стрелкой малец пролетел мимо лавочки. Словно промчалась судьба суетливая В облике милого ангела-лапочки. Я обернулся вослед сиротинушке. Словно болванку словил я чугунную… Папа шёл к мальчику, ражий детинушка, С мягкой улыбкою, поступью юною. Стало мне сразу совсем не до праздника. Был бы отцом неразумному олуху, Задницу так бы надрал я проказнику, Чтоб не пугал души скорбные посуху! Вспрыгнул сынишка на шею к любезному, Обнял да к лику прижался небритому... Встал и побрёл я походкою трезвою, В полном подобии псу, в рёбра битому. |