Я лежу, подложив ладонь под щёку, и маюсь от бессонницы. Я лежу, а рядом стелется дорога, и тянутся к горизонту чужие сны.

Ещё минуту назад здесь шаркала старушка и улыбалась мне морщинистым лицом. И вот уже ползёт танк в ржавых доспехах. В придорожной траве стрекочут кузнечики, а где-то высоко в небе глухо гудят артиллерийские боги.

Парусником по ветру несётся школьная тетрадь в клеточку. Розовый воздушный шарик зацепился за придорожное дерево и застрял, потянулся и что есть силы дёрнул нитку. Я тебе скажу, только ты не смейся: этот шарик полетел вместе с вязом, а в земле осталась воронка. Я её вижу. Кто-то их очень ждёт – эти дурацкие детские сны. Эти тучи из пастилы, эти облака из сахарной ваты.

Взбивая жёлтую пыль чёрными пятками, марширует полк пластмассовых негров – a la Детский Мир семидесятых. Осторожно ступают слоны, вращая стеклянными глазами. Сигналят маленькие породистые автомобили, прокладывая путь и уворачиваясь от их копыт. И страшно шипит саблезубый тигр, неведомо как сошедший со страницы номер сорок девять учебника по зоологии за шестой класс, картинку с которым подло вырезал мой сосед по парте Федякин Александр. За порчу библиотечного имущества мне попало, но я дала Федякину портфелем по его противной ухмыляющейся роже.

Господи, хоть бы одним глазком глянуть, кому снится эта белиберда…

И твой голос произнёс: «Ну, что же ты? Пора». И мы пристроились за старым домом, который тянул за собой пулемётной лентой остатки зелёного штакетника и громко хлопал ставнями. Я вижу, как бьётся в клетке пленённый кенар, а клетка подпрыгивает на подоконнике.

И сияет чеширским привидением луна. И несётся по небу, и обгоняет нас, и всё никак не может обогнать…

А потом мы приснились.