Зарубкой в памяти тот день, как шрам на теле: Холодная, таёжная весна, К теплу людскому жались свиристели, Как будто подавали добрый знак. "Усач подох" - сначала тихо скрытно, Потом - стремнина, бешеный поток: "Вы слышали? Отбросил он копыта. Подох Усач, вы слышали? Подох!" От вести этой словно захмелели Политзэка: И юноша, и дед. И птицами в костёр тома летели, В которых под восковкою портрет. И бывший раб рвал до пупа рубаху, Кричал: "Порушим, сокрушим всё, блин!" Голела, корчилась со Сталиным бумага И в пепел превращался "Гуталин". И к маминой ноге я, сын казачий, Кутенком льнул, И я не понимал: "Так весело, А мама моя плачет". За ногу маму крепко обнимал. Хоть промелькнули, как мгновенья, годы, Но неизбывно в памяти, во мне: Горит костёр И гибнет несвобода В священном очистительном огне. "Усач", "Гуталин" - клички Сталина в лагнрях. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
