…мороз окреп. И, погружаясь в вой, в его густую сутолоку реплик, уже ослепло небо над Москвой, и огоньки трамвайные ослепли. Фонарный жир дрожит, едва горя, над мятной пустотою нависая, и вспыхивает птица с фонаря, в хлопчатке снегопада угасая. К эдему коммунальному пешком (от станции метро недалеко там) шуршат шаги по наледи с песком, чтоб захлебнуться резким поворотом. И жжет язык: такие, мол, дела – в своем великодушии бесспорном, пригоршню слов природа мне дала, и кровь дала, сочащуюся горлом. Так происходит жизни шапито, и холодом обветривает псиным сухие губы, шепчущие то, что никому услышать не под силу… И ночь берет пространство на испуг. Чернила неба стынут невысоко. Господь уснул. Уснуло все вокруг. И только тьма таращится из окон. |