I. Ожидание.

Каждое воскресенье - я жду. Не могу думать, говорить... каждую секунду, чтобы не делала – вдруг появиться, улыбнется, посмотрит в глаза.

Ожидание... началось не так давно – я сама захотела. Нет ничего страшнее его, но ещё хуже упреки дома: экзамены на носу, не занимаешься, только влюбляешься. Это страшно. Я не выдержала, сказала ему: «У меня больше нет сил – так родители заели; нам надо встречаться только по воскресеньям», он потух изнутри, сидел молча, глядя перед собой... теперь я жду.

Он появляется все позже и реже. Невыносимо. Придет, обнимет, кажется, все как прежде. Я люблю его. А он... не знаю. Взгляд изменился, нет теплоты, радости. Вряд ли он любит меня. Ему просто все равно... с кем быть, завтра тоже сделает с другой.

Или, знает: многие хотят быть на его месте – завидуют. А он рад воспользоваться. Делов-то иметь то, чего не имеют многие. Пользоваться моей любовью.

Но я... люблю его.

II. Все наладится.

Холод. Ветер задувает в щели стен снег, продувает туалет насквозь и вырывается прочь. Я здесь сижу давно в одной ночнушке и куртке. На улице. На морозе. Зимой.

Отец, нет, он, пришел домой после суточного отсутствия пьяный и опять ссорился с матерью. А у меня, как назло, сон пропал... они за стенкой.

Отец, нет, он, говорил, что она, мать, запортила всю его жизнь, нарожала ублюдков, то есть нас с братом, слева, сама блядует, его слова, а он работает в седьмом поту. Все вокруг его. И дом, и деньги принадлежат ему. Мама совала ему в лицо записную книжку и говорила страшным голосом: «А не позвонить ли нам твоему товарищу по работе Лене или Ане?» Он взрывался, кричал: «Что ты имеешь в виду?» и дальше по теме. Все злее и злее. Громче и громче.

Я вскочила, вбежала в их комнату, крикнул:

- Да, перестаньте же вы!!! – схватив куртку, убежала в туалет.

Села на холодный унитаз. За стеной завывает ветер. На полу снег. Полу оторванная газета на двери. Слезы. Брызнули из глаз; с губ сорвались наболевшие слова. Слезы потекли рекой, смешивая мольбы к богу, ругательства... озноб... «Холодно тут», - подумала я, когда поток из глаз поубавился. Холод. Ветер завывает все сильней. Вдруг послышались шаги...

Отец, лихо раскуривая и пуская искры по ветру, подошел к туалету.

- Хватит, - сказал он. – Взбрыкнула и хватит. Возвращайся в комнату. Холодно тут. Возвращайся назад. Быстро!

«Да, пошёл ты»: пробормотала я. Он стоял, смотрел на дверь туалета. Я смотрела ему в глаза через щель. Мы замерли. Лишь ветер свистел в щелях, и темнота отступала от его лица при каждой затяжке. Снег скрипит под его ногами. Докурив, он бросил окурок в снег, зло плюнул под ноги, развернулся и ушел в дом.

Потом выбежала мать: слезы, умаления, уговоры. Уверения, что это было в последний раз, что все будет хорошо. Сладостно-мёдово. На душе паршиво. Просто как-будьто наплевали туда. Вышла (мать все-таки).

«А наутро опять в школу, - думала я, ложась в кровать. – Опять насмешки одноклассников, которым просто все равно. И я опять одна и некому что-то сказать. Никто тебя не поймет. И ты одна».

 

III. Не думать.

 

«Я устал…» - сказал Он и замолчал. Он смотрел даже не в глаза, а куда-то за или вне их; в какую-то точку, доступную только ему. Невнятно пробормотал: «Как я устал говорить: как я устал…». Замолчал, словно забыл, о чем говорил, сидел с неподвижным лицом и морщил лоб. Так прошла минута, за ней - вторая в полной тишине. Вдруг глаза его ожили - он заговорил:

«Это начинается под вечер. Наваливается тоска… Ты мечешься по комнате, не знаешь, чем заняться. Все кажется глупым, и очень никчемным. Ты готов много чего отдать за голос друга, а за влюбленный в тебя голос можешь отдать жизнь, за поцелуй – душу. И все это давит, давит… хочется ощутить, просто почувствовать чье-то тепло рядом, чтобы кто-то провел рукой по твоей, дотронулся до щеки, коснулся губами губ. Это невыносимо.

Убегаешь из дома, ищешь друзей; в конце концов, находишь – отвлекаешься на их проблемы и становиться легче. Но почти сразу за тобой приходят подруги друзей. Я вижу, как они счастливы, как им хорошо вместе, я рад за них, а внутри начинает все сжиматься от холода, и смотришь вокруг абсолютно по-другому. Начинаешь чувствовать себя лишним, ненужным, мешающим им, хотя это и не так.

Вот так я и бегаю от друга к другу. А когда друзья заканчиваются - возвращаюсь домой. Иду тихой, спокойной улицей. Мимо проходят парочки. А я опять хочу пройтись по улице не с собакой, не с тишиной, не с сам собой, а хоть с кем-нибудь. Холодно…

Приходишь домой, в голове ничего, кроме желания тепла и абсолютнейшей безнадеги, открываю окно и долго смотрю вниз, захожу в ванную, беру лезвие и думаю… в конце концов, желание жить побеждает. Опять повторяю самому себе, что ещё не все сделал, что нужно ещё успеть. Успокаиваюсь и ложусь спать. А утром начинается суета. И так до вечера. А вечером все сначала… День за днем. Год за годом».

Он поднялся и пошел к выходу. У двери обернулся:

- Самое лучшее в этой ситуации не думать

 

IV. Слова.

 

Мы в ответе за тех, кого приручили.

Мы в ответе за тех, за тех…

 

 

 

«Я держал её сердце у себя на ладони, и в любой момент мог сжать его, то есть убить человека.

Из-за задания, которое я выполняю, приходиться убивать по пять человек, а вы говорите вам тяжело…»

 

Привычно безмолвные стены. Дом угрюмо встречал пустотой. Не хотел пускать, сдерживал неоткрывающимися замками, перекошенными дверьми. Она вошла, стянула с головы вязанную шапочку, бессильно оперлась спиной о дверь, медленно сползла вниз, бесцельно рыская глазами, пытаясь урезонить водоворот мыслей внутри. «Ветер… какой там ветер, - прошептала она, - десятиэтажный дом, незакрытая дверь на чердак, отталкивающий от края, злой ветер, вцепившиеся руки в железные перила, высота… страх. Сколько я там была?.. Неважно». Не снимая одежды, пошла на кухню, взяла нож, оголила руку. Синие вены просвечивали сквозь тонкую кожу. Рука тихо подрагивая от холода подносимого ножа. «Беззащитная, маленькая…Нет!!! - она отшвырнула нож, и села, закрыв лицо руками. – Лешка. Он же может, ему же ничего не стоит. Столько раз это делал, что ему стоит забрать ещё одну никчемную жизнь!» Она вскочила, на автомате вытерла мокрые руки о полотенце, и бросилась к телефону.

- Леша? Леша, убей меня, пожалуйста, ты же можешь!.. Ты столько раз об этом рассказывал, ну, что тебе стоит… Что? Зачем. Из-за чего. Ну, как тебе сказать… из-за меня закрыли спектакль, моя дочь боится и плачет в моем присутствии. Я всем делаю хуже. Помоги мне, пожалуйста. Я не знаю, что делать. Вы же мне помогли, но с тех пор все только рушилось…

Раньше я думала, что можно все превозмочь, но видимо есть силы сильнее меня. Вы же столько рассказывали о своей силе и могуществе, что вам стоит убить какую-то никчемную жизнь. Просто, убейте меня – остановите дыхание. Как так не можете!!! С кем ещё советоваться… Вы же рассказывали… но как же так… помогите, иначе я обольюсь водой и выйду на мороз. Помогите… пожалуйста, что вам стоит. Не можете… Зачем же тогда все слова?.. Неужели всего лишь ваша вера?!! – трубка упала на рычаг.