Не в глянцевитый муслин морей, Взбитый с желчью слоновьих бивней – Как в плед, оберни меня в март и ливень, Откинув щеколду древних дверей. Не тень кипариса с медовым отливом, Как в мутных бусах, под душным песком – Холщовую тень перевитой ивы Мне повяжи, будто ткань, платком. Там крепкий запах прожжённых рей, Лодыжек, истёкших горячим глянцем, Наложниц, свитых, как плетью, танцем И повторённых в зрачках зверей. Там тёмные сливы в глазах, и в косы Плетут воронье крыло чернил – Ночь, забродившая зноем плёсов, Во вздохах огня по кайме могил. …Я в русой рубахе пришла – остаться. Перстень тропиков брось в костёр: Имя дай, безымянный палец Облив венчальным кольцом озёр. Буре быть и не быть покою: Удушлив поздний цветок грозы; Пойду к венцу под льняной фатою И в римских сполохах органзы. Швырнёшь под босые ступни рваную, Искристую, словно кровь, слюду: Когда, далеко, ты горишь в бреду, Мне режут ноги, как нож, тюльпаны. В глиняном кувшине рвануться: «Рано, Он жив. И нет дня, чтоб не помнил ржи. На спицах любовь, будто шарф, вяжи - И жги в холодном костре тюльпанов». Но если, как угорь, вползёт пырей В хищную охру и тюль тюльпанов – Вплету тебе в бледный венок герани Рудые подсолнухи фонарей. |