В лазурной бухте на Карибских островах, Под солнцем жарким, в мареве душистом Весь в парусном убранстве, словно в кружевах, Корвет собою любовался в отражении волнистом. Изящный корпус, рубка, тонкий такелаж, Форштевень, как блестящий шлем легионера. Один лишь вид его корсара приводил в кураж, Желанье им владеть у знатока – миллионера. Он был похож манерами на франта в Тюильри, И был стремительным в атаке, как пантера. Любил понежиться на водной глади до зари, В мечтах своих, роднясь с героями Гомера. Он в жаркой схватке первым шел на абордаж, Сосной канарской, словно в латы облаченный, Среди врагов он сеял панику, и даже саботаж, Фортуны баловень и на удачу обреченный. В походах дальних он команду выручал не раз, Легко лавируя меж рифов и ловушки избегая. Свои проблемы он скрывал от любопытных глаз, Слывя счастливчиком, пробоины по ночам латая. Укрывшись от побед среди лазурных вод, Уютной бухты под названьем «Слёзы крокодила» Он наслаждался тишиной, и звездный хоровод В мечтах его кружил, но грусть не проходила. Он долго ждал, когда в полночной тишине Дверь скрипнет, огонек сигары загорится, И кэп, с бутылкой рома и без шпагой на ремне, На полубаке с вахтенным разговорится. Как он любил его охрипший баритон, И след на палубе его ступней горячих. Когда ладонью к мачте прикасался он, Так нежно, словно жил среди незрячих. Давно по побережью странный шёл смешок, О тайных чувствах у корвета к капитану. Но ничего поделать он с собой не мог, Хотя молва волной соленой поливала рану. Корвет не верил в предсказанья и судьбу, Что корабельная душа не поддается страсти. Но если шторм за жизни начинал борьбу, Он кэпу позволял с размаху резать свои снасти. Бывало, в битве с каравеллы залп дадут, Чтоб капитанский мостик разнести на части. Он на волне взлетал, подставив днище под салют, Собою, прикрывая капитана от напасти. Он стал товарищем на рейде и в строю, Он с кэпом породнился на просторах океана. Он за него отдал бы жизнь свою, Но тень меж ними встала из ночного ресторана. Однажды, на Ямайке празднуя успех, Команда с капитаном веселилась до упаду. Он, как всегда, был лучше и трезвее всех, Но взгляд испанки сердце кепа заманил в засаду. Корвет тогда почуял грусть в его руках, Лежащих на штурвале как-то безразлично. Они в тумане заплутали, словно в облаках, Хоть кэпу сей маршрут известен был отлично. Потом корвет своё название сменил, По воле Кэпа на корме «Карина» появилась. Тогда он терся о причал, что было сил, Но имя на корме и в сердце кэпа зацепилось. Он ревновал, страдал и рвался в бой, В безумии безвременно ища кончину, Но управляемый любимою рукой, Он кэпа не увлёк с собой в пучину. Корвет не смог предать свой идеал, Простил ему «Карину» и влеченье. Лишь Кэп отправился на портовой причал, Он без причины затонул, где даже не было теченья. Исчез бесследно у Ямайских островов, Молва гласила, что была на то причина. И сколько ни искали, беден был улов – Всплыла одна дощечка и именем «Карина». | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
