(не основанно на реальных событиях)

 

Люди перестали писать письма, они не берут в руки шариковых ручек, не кусают локти, выдумывая нужный оборот, который сможет утешить, обрадовать того или иного человека. Мировая патология, ошибка взаимоотношений, красивый символ – я пишу письмо тебе, сидя в соседней комнате. Простодушный обыватель удивится этому событию, он бы пошел и сказал все, воздействовал бы голосом, испуская магию, атакую флюидами. Так зачем же это письмо? Ответ прост, но не односложен. Я не ищу с тобой конфликтов, наверное, как и ты со мной, именно потому пишу тебе письмо. Тебе придется сесть и прочитать – это единственный способ, чтобы мир витал вокруг нашего диалога, точнее сказать, это единственный путь, чтобы я вылился в монологе, без боязни быть перебитым или непонятым. Целая картина – рисунок моей личности, крупица метафизического мироздания, которое без спросу поселятся в сердцах и душах. Что-то туманное, которое нельзя выразить словами, но можно почувствовать.

Для начала, надо осветить стороны, которые абсолютно бесспорны. Беда этих сторон лишь в том, что сталкиваются два поколения, изгрызают друг друга извечными вопросами отцов и детей, и никогда не находят понимания, действительно никогда, этому не надо печалится, не стоит злится. Каждый отец рано или поздно приходит к сыну с одной единственной, почти что святой целью, уберечь его от всепожирающей машины социального общества. Если отец - состоявшийся бизнесмен, крупный деятель, набитая шишка, величина, он обыкновенно печалится, что вырастил избалованного засранца, который привык к тому, что все на него валится с неба, все за него делает папа, и, бесспорно, ему становится ужасно стыдно за то, что он не сумел сделать в своей жизни самого главного. Он с горестной улыбкой вспоминает, как нелегко ему пришло в детстве, как лихо он сумел перестроится от советского общества к нынешнему, как ходил по трупам, учил языки, лизал жопы, рвал волосы на голове, кричал в пустоту, прошибал своей небездарной башкой стены. Затем он смотрит на своего сына, который всего этого не делал, и, окутанный в небывалый ужас, понимает, что сын его никогда не станет тем, кем стал он. От нависшей безысходности, отец устраивает сына в свою фирму, банк, или же делает из него какого-никакого шоумена, а после каждый вечер рыдает в подушку, видя, что за ничтожество он вырастил, укрывается в шелковое одеяло, сгорая от стыда.

Если отец не сумел добиться нужных вершин, ухватится за материю, выстроить свой комфортный быт, преисполненный денежными знаками, он идет к сыну с желаньем помочь ему достичь, прорваться, спастись. Но помочь он никак не сможет. Здесь все зависит от сына. Ни один сын не станет слушать отца, он всегда захочет своей собственной попытки прожить жизнь, и никто ему в этом не поможет, также, как и никто не помешает. Вспомни себя, ты тоже не слушал маму, хотя бы потому, что ты женился, ты не хотел чужой жизни, ты хотел своей и сделал таки все по-своему настолько, насколько хватило толи смелости, толи наглости, толи желания.

Не бойся за мою судьбу, если тебя это искренне тревожит. Не бойся, что у меня не будет денег, детей и покоя. Я не прошу помощи, я не ищу поддержки, я довольно смело шагаю вперед, вбиваю свои буквы в гранит общества. У меня складывается впечатления, что тебе становится нехорошо, когда ты чувствуешь свою беспомощность, возможность сделать все за меня, выполнить задуманный свыше отцовский долг. Не тревожься, если сможешь, просто тупо поверь в меня. Я могу тебя успокоить, сказать, что я не такой идиот, чтобы заводить семью, не имея возможности ее содержать, я не такой идиот, чтобы строит воздушные замки, не имея путей для отступления. Я прекрасно осознаю, нависшую угрозу замкнутого существования в театральной среде. Я знаю, что денег там особо не будет, не знаю, что подарит мне судьба. У меня есть план, если тебе нравится это так называть, но я бы посторонился столь приземленных слов, когда речь идет об обустройстве собственной жизни. Я не бегаю одуванчиком по сцене, не летаю в облаках, в неоправданной надежде на сказочную развязку. Я завожу знакомства с нужными людьми, которые смогут мне помочь впихнуть себя в сферу, где возможны деньги. Я многое планирую, но никогда е говорю об этом, пока не сделаю, так что прости, может это конечно принцип, но сказать не могу. (Можно оценивать это, как то, что у меня нет никаких планов и целей, но делать этого не стоит, просто поверь мне.)

 

Я искренне и самоотверженно попытаюсь забраться на пресловутую социальную лестницу, чтобы покойно делать свое, невзирая ни на что, не боясь никого.

Либо у меня получится, либо нет, но так у всех. И у тебя было тоже самое.

Чтобы хоть как-то тебя обнадежить, используя твои термины, могу сказать, что на далекое будущее, которое неизвестно каким будет, у меня есть планы и на докторскую в середе, где возможны материальные довольства. Больше сказать не могу, иначе это получится пустой болтовней, не действенным словом, станет похожим на мечту.

Честно говоря, мне кажется, что если я откроюсь в своих вариантах строительства будущего, оно не сбудется, мозолистый предрассудок, который я не могу из себя выковырять, можешь ты это понять? А как ты сам понимаешь, уж плохого будущего я себе не желаю, и четко знаю, что оно не придет само по себе.

 

Возрадуйся отцовским счастьем, утони в приятной эмоции, ощути, что сын твой не идот, не одуванчик, не сказочник, не наркоман и не пустомеля. Поверь в меня. Я постараюсь.

Одно я знаю точно, и небезосновательно могу тебя успокоить только тем, что у навык общения с людьми у меня развит до безобразия, и от голода я точно не помру. Осталось приложит титанические усилия, что все было путем.

 

P.S.

И завязывай ты уже со своим пьянством. Большая часть проблем у нас с тобой и не только на данный момент именно от неоправданного пьянства, от злобы и нелепости, которое оно рождает. От бездонной безысходности, от вечного философского поиска осмысления жизни, в которое оно затягивает, крепко целует и не выпускает. Да что я понимаю, многозначительно скажешь ты, и расплывешься в выдавленном смешке, закроешься в мешке…