(Интерпретация карельской средневековой лиро-эпической песни баллады о самоубийстве девушки в связи с потерей ею ритуального оберега – символа целомудрия)

 

Этот драматический сюжет в разных версиях в средневековье был распространен в приладожской и беломорской Карелии, в Ингермаландии и Эстонии. Возможно, таком лирическом виде исполняли эту сказку-балладу рунопевцы в старинных деревнях беломорской Карелии …

 

Наступил Иванов день. Окреп березовый лист. Старый Мийхкула отправил единственную дочь Деву Айли в рощу березовых веников для бани наломать. Поправила Дева Айли старинный целомудренный оберег, надела материн перстень и святой крестик на синей нитке. На голове девица укрепила золотой девичий налобник.

В березовой роще Дева Айли быстро нашла рядок молодых березок, у которых стала ломать ветки на веники для бани. Веник для отца собрала. Наломала веник брату. Третий веник был для старшего брата.

Вдруг из чащи низкий рык. На поляне злой разбойник, мерзкий парень Ловитор, что живет в лесной пожоге. Никогда не видела она мерзкого разбойника Ловитора, но узнала его по описанию старших братьев. Злобится, кривляется, руки грязные тянет Ловитор к оцепеневшей Деве Айли. Страшный рот рычит:

-Ах, девица, Ах краса. Для меня расти, казарочка. Думай обо мне, я хозяин твой. Ты расти в нарядах узких, не для прочих женихов. Вырастай на белых булках, на пенном молоке, на ржаных калитках – так и тянет к ней грязные руки злодей.

Как увидела Дева Айли страшную рожу разбойника, как услышала грязные намерения, так упала без чувств на землю.

Красное солнце уже склонилось к закату. Дева Айли открыла глаза. О счастье - она одна. Нигде не видно ужасного разбойника. Но, о горе! У Девы Айли в одночасье пропали все главные ценности в ее короткой жизни - целомудренный оберег, перстень и крестик на синей нитке. На голове не оказалось золотого налобника. Опечаленная и поникшая Дева Айли склонила скорбно непокрытую голову. Горько плача, она пришла на отцовское подворье. В воротах брат.

-Почему ты горько плачешь, милая сестрица? Почему скорбно голову склонила?

-Обронила свой, я, перстень – Дева Айли направилась к дому. В окне отец.

-Почему ты горько плачешь, дочь единственная Айли? Почему ты приуныла?

-Обронила свой, я, перстень. Потеряла свой, я, крестик – Дева Айли вошла в дом. В доме старший брат.

-Почему ты горько плачешь, нежная сестрица Айли? Что случилось с девой красной?

-Обронила свой, я, перстень. Потеряла свой, я, крестик, синие порвались нити. Золотого нет налобника – Дева Айли в дом вошла. В горнице старший брат.

-Почему ты горько плачешь, славная моя сестрица? Кто обидел деву нашу? Наша мать истосковалась, у амбара масло солит.

-Обронила свой, я, перстень. Потеряла свой, я, крестик, синие порвались нити. Золотого нет налобника. У меня пропал оберег. – Дева Айли двинулась к амбару. У амбара мать масло летнее солила.

-Дочь единственная Айли, почему ты приуныла, светлу голову склонила?

Горем убитая девушка припала к коленям матери.

-Веники ломала, веники для бани. Веник для отца собрала. Наломала и для братьев. Вдруг из лога вышел зверь - злой разбойник из пожоги, мерзкий парень Ловитор. Страшные изрек слова -Ах, девица, Ах краса. Для меня расти, казарочка. Думай обо мне, я хозяин твой. Ты расти в нарядах узких, не для прочих женихов. Вырастай на белых булках, на пенном молоке, на ржаных калитках – и все тянет грязные руки ко мне. Ничего не помню дальше, а потом, когда очнулась … Горе, горе. Обронила свой, я, перстень. Потеряла свой, я, крестик, синие порвались нити. Золотого нет налобника. У меня пропал оберег.

Мать поднялась. Отстранила деву Айли. Изрекла бездушным голосом:

-Дочь моя. Ты иди в амбар на горке. Там найдешь сундук старинный. В нем шкатулка, в ней – ленту старую найдешь.

 

Медленно идет девица в горку. Вот амбар. Сундук, шкатулка. В ней обрывок старой ленты ...

Мать в амбар не приходила. Так прошло три ночи светлых. На утро в том амбаре мать холодную нашла девицу.

Слезы матери несчастной три реки образовали. Выросли возле каждого порога три кудрявые березы. На березках – по кукушке, куковавших что есть силы. Первая кукушка славила любовь. Вторая куковала милосердие. Третья - несчастной деве Айли целомудрие куковала.

К дочери на небе мать слова отчанья шепчет:

-Если слушать всех кукушек – жизнь на локоть сократится, на вершок короче станет. Кто кукушку ту услышит, счет годам пойдет обратный. Кукование кукушек целомудрие не лечит, целомудрие калечит, милосердие чернит.

 

Пояснения автора.

В поэзии калевальской метрики отображен длинный путь развития северных народов от глубокой древности до средних веков. Древняя калевальская поэзия своеобразна и специфична. В моем понимании древний мир, представленный карельским эпосом, полностью отличается от нашего своими представлениями о создании мира и рождении человека, о времени, о пространстве, о силе, о добре и зле, о разуме, о способностях человека и природы. Но карельский эпос не однородный. В нем видны как архаичные суждения древних мифических героев, так и влияние позднейших времен христианской эпохи. Характерной чертой карельского эпоса является разножанровость. В эпосе северных карел и финнов существуют различные жанры: эпические и лиро-эпические песни, баллады, сказки, легенды, заклинания, заговоры, исторические песни. Все эти жанры карельского эпоса тесно соприкасались с древними обрядами и традициями. Многие из них дошли и до наших дней. Признаком карельского эпоса является его архаичность, наличие пропусков и ритмических сбоев, повторов. Источником карельского эпоса является коллективное народное творчество. Это обстоятельство, т.е. когда не существует автора произведения, на мой взгляд, является особенностью карельского фольклора. Каждый из исполнителей только передает слушателям сюжет, возможно, добавляя в него что-то от себя (или от данной эпохи).

В основу шедевра мирового значения карело-финского эпоса «Калевала» (первое издание в 1835 г.) легли карельские и финские эпические руны, записанные Э.Лённротом в ходе путешествий в Карелию. В создании «Калевалы» и других произведений особое значение имеют песни и легенды, записанные собирателями фольклора от рунопевческого рода Перттуненов. Глава рода, выдающийся исполнитель Архиппа Перттунен, исполнял наиболее лучшие, в художественном отношении и по полноте, руны карельского народа. Руны (и некоторые строки) от А. Перттунена заняли в Калевале центральное место. Песенное эпическое наследие рода Перттуненов на протяжении около двух веков является основой дошедшей до нас средневековой карельской метрики.

В средневековой калевальской метрике сказки-баллады относятся к жанру, более позднему, по сравнению с эпическими песнями и легендами. Сюжеты сказок-баллад в народном творчестве рунопевческого рода Перттуненов близки к жизни людей, передают сюжеты о семейных отношениях, любви, верности, разлуке, целомудрии, повествуют о взаимоотношениях между людьми, родными, близкими, женихами и невестами в эпоху нарождающегося христианства.

Сюжет о самоубийстве девушки в связи с потерей ею ритуального оберега – символа целомудрия, использован мною из лиро-эпической песни «Утерянные украшения» из «Кантелетар» (часть третья, руна пятнадцатая). Песня относится к песням-повторам. Считалось, что потеря девушкой украшения (символа целомудрия) связано с нарушением сексуального (добрачного) табу. Э.Леннрот в четвертой руне «Калевалы» сюжет о самоубийстве девушки заканчивает так, что не ясно утонула девушка или нет; для меня вообще неясна судьба жениха. Мной в конкурсной интерпретации использована, показавшаяся мне более интересной в художественном отношении, версия, записанная от основателя рода А.Перттунена в 1835 г. И изложенная в сборнике рун «Рода нашего напевы» (избранные песни рунопевческого рода Перттуненов). Сост. Э.С.Киуру, Н.А.Лавонен Петрозаводск: Карелия. 1985.-272 с. Вот лирическая концовка: из слез матери образовались три ручья, у водопада выросли три березы, на них кукуют о судьбе девушки три кукушки. Эта версия меня очаровала и я использовал её в создании интерпретации.

 

Примечание:

Ловитор – мифический злой лесной разбойник.

Пожога – выжженный участок леса для использования в качестве пашни.

 

Сентябрь 2005 г.