Шёл страшный для нас восемнадцатый год ─ Россия вся смутой объята. На Красных и Белых поделен был флот. Войной шёл родной брат на брата. Затоплена «красная» часть кораблей Была после этого вскоре ─ Их в бухте Цемесской за несколько дней Упрятало Чёрное море. А «белая» часть с якорей лишь снялась В двадцатом году в ретираду. С Россией прощаясь, просили молясь, У Бога возможность к возврату. С оружием, штабом, кто мог и с семьёй Оставили свой Севастополь … Им будет лишь сниться в сторонке чужой Родная берёзка и тополь. * Отца Насти звали Манштейн Александр. Он часто возил ей подарки Морской офицер. Он был, брав и не стар, Эсминцем командовал «Жарким». На нём он и вывез её и сестёр, Их маму и семьи чужие ─ Всех тех, кого ждал неизбежно костёр Репрессий и беды большие. Для «Жаркого» были сверхжаркие дни: Средь паники, слёзы и вопль Он многие семьи воссоединил, Доставив их в Константинополь. Оттуда за море античных богинь Их вёз пароход всех от смерти ─ Сверх норм переполненный «Князь Константин», Который причалил в Бизерте. * В поход корабли свой последний идут В Тунис на французскую базу ─ Эскадра в Бизерте находит приют Средь пальм непривычных для глаза. Отца и эсминец считали тогда Добычей глубин безвозвратной, Но «Жаркий» пришёл через месяц сюда, Потрёпанный штормом изрядно. Здесь годы вдали от родимой земли Последние гардемарины Под флагом Андреевским службу несли Три года с большой половиной. С признанием Францией СССР, Был вынужден, верный присяге, Команду по вахте отдать офицер ─ Спустить сине-крестные флаги. Эскадра, с тех пор, как флаг с клотика слез, Утратила воинский статус. На грудь отчеканен был памятный крест В честь тех, кто не сдал ни на градус. Все те, кто от веры на румб не свернул, Здесь бросили якорь Надежды: По родине милой бродил Вельзевул… Когда он уймётся мятежный? * В Бизерте пришлось начинать жизнь с нуля. Была, чтоб она полновесней, Был создан театр на борту корабля, Где ставились русские пьесы. Храм Невского здесь моряки возвели. В нём правилась служба исправно: Молились за тех, кто от них был вдали, О тех, кто здесь умер недавно. А в форте французском, где размещено Морское училище было, Мальчишек, что в форменках белых оно Различным наукам учило. А в «Утке» подлодке верстался журнал ─ Редакция в ней разместилась. Гектограф-станок там, в отсеках стучал, Чем «княжество» русских гордилось. Диаспорой русских тогда управлял По совести и по уставу Герасимов вице седой адмирал, Чиня честный суд и расправу. * От взрослых узнав, что Блан Кап (Белый мыс) Ближайшая к родине точка, Сюда прибегала, где дул лёгкий бриз, В слезах капитанская дочка. Встав к морю лицом, где была её Русь, Кричала ей Анастасия: «Люблю тебя очень, тоскую, вернусь! Ты жди меня только, Россия!» Училась, росла и учила сама Арабов и русских в лицее. Для дружбы внесла вклад весомый весьма, Как сотни послов не сумеют. Самим президентом страны Бен Али Ей орден вручён за заслуги. За то, что у ней все учиться могли Арабы, их дети и внуки. С арабами русские были дружны, Всем бедно жилось, но не горько. У русских из золота, знали они, Погоны, сердца, да и только. Байдарки и мебель отец мастерил И многие делали тоже. «Варяга» герой адмирал Беренс шил Для барышень сумки из кожи. Ничейного подданства не приняла Ни Франции и не Туниса. Без всякого подданства так и жила С бумажкой ─ открытою визой. Шли годы, шли годы, десятки прошли, Услышала Настю Россия: Однажды увидела парус вдали ─ То барк приближался красиво. К ней в форменке белой подходит моряк, Подняться на борт приглашает… Не верилось русской Ассоли ни как, Что в жизни, как в сказке бывает. Впервые был выдан ей паспорт послом. Он очень похож был на мамин: Российский, на корке с двуглавым орлом, Лишь красного цвета, как пламень. От всей той эскадры осталась одна. Одна на Руси побывала. От имени всех поклонилась она Земле, что им всем не хватало. Была в Севастополе несколько дней, В Москве издала свою книгу. В Бизерту взяла горсть землицы своей И русского хлеба ковригу. Она бережёт очень время своё. Ей некогда сплетничать сплетни: Сынок безработный на шее её Пятидесятишестилетний. Помимо обычных домашних забот О русских могилах хлопочет И с пенсии десять динаров даёт За добрый досмотр днём и ночью. Романсы она на французский язык Под звук переводит гитары. Чтоб нам донести сей истории миг, Готовит в печать мемуары. А ныне в дорогу собралась опять К подруге, которая пишет: «Я жду, приезжай, погожу умирать Пока я тебя не увижу!» Ей тоже за девять десятков чуть-чуть, А жили они по соседству, Ведь лучший подарок ─ подруге вернуть Её восьмилетнее детство. |