(Записано от Настасьи-сказочницы)

 

Ой, братцы, значит, дело было так.

 

Попала я как-то в услужение до Елены Прекрасной, Кощеевой-то жены. Известное дело, жён у него много было, только все они помирали – то ли от старости, то ли от болезней. А он-то – Бессмертный! Вот и приходилось ему каждый раз новую выбирать. И какие уж ему змеюки только не попадались! Изводили вконец бедного Кощеюшку, так он уж и не рад бывал, что Бессмертный.

 

Но, на сей раз, Елена ему пришлась по сердцу. Да и он ей, видно, тоже глянулся: солидный мужчина, не то, что нынешняя молодёжь. А в родителях у Елены-то, как известно, отец – бог древнегреческий по имени Зевес, да матушка – Леда, чистая лебедь. Вот надежда и была у Кощеюшки, что дочка такого отца может тоже бессмертной оказаться, под пару самому Кощеюшке, а нравом – в матушку-лебёдушку, ласковая да обходительная.

 

Так-то оно так, всё вышло по его хотению, да не к добру. Не одному Кощеюшке Елена-то глянулась. На прежних его жён-колдуний, змей подколодный, желающих не находилось. А тут… И красива, и умна, и обходительна была Елена Прекрасная, да и батюшка-Зевес (по-римски Юпитер, царь всех богов тамошних) не обидел дочку приданым. Красовалася Елена в самолучших жемчугах и брильянтах, да не из Кощеевых подвалов заплесневелых, а всё самой божественной, небесной, чистой воды.

 

Во всём волшебном царстве переполох и зависть: у Кощея-то жена – бессмертная красавица, добрая да ласковая. А у всех Змеев Горынычей – что ни жена, то гадюка подколодная.

 

Не стерпел, значит, один там Дракоша, любимый внук старого Горыныча, да и просит деда научить, как бы у Кощея жену отбить.

 

Тут присказке конец, сказка начинается.

 

За высокими горами, за широкими морями, во хрустальном во дворце, на сиреневом крыльце сидела Елена Прекрасная и дожидалася мужа своего любимого, Кощеюшку. Уж у неё обед был справен, пироги напечены, сама вся красотой сияет и песни поёт. А я у неё в служанках была, рядом стояла, мух отгоняла.

 

Сама-то я роду простого, деревенского, у матушки её Леды девчонкой служила, пёрышки её лебединые на солнышке сушила. В те поры матушка Леда по пёрышку из своих крылышек выщипывала, в пучок связывала да в сундучок складывала. Да мне наказывала: как выйдет моя дочка замуж да не придётся ей муж по душе – раскрой сундучок, развяжи узелок, пёрышки распуши, на Еленушку положи. Она мигом белой лебедью обернётся и к отцу-Зевсу в его небесный дворец-то и улетит.

 

Тот сундучок я хранила, о нём Елене не говорила, а как она свадьбу сыграла, я с ней во дворец Кощеюшки-то и перебралась, да сундучок с собой захватила.

 

Надо вам правду сказать, были мы с Еленой на одно лицо, рост в рост, голос в голос, волос в волос. Только красоту мою никто не замечал, не привечал, уж больно скромно я одевалась, золоты волосы под чёрный платок убирала, да голову завсегда наклоняла, людям в глаза не смотрела. Была у меня такая привычка: на кого посмотрю – того и приворожу. Так уж и не смотрела ни на кого, кроме как на свою хозяюшку Еленушку, да на мужа её – Кощеюшку. Он-то один и знал, он-то один и ведал, что мы с Еленушкой похожи, как две капли воды. Только я была простого, смертного роду, а она – бессмертного.

(Знать бы, ведать бы, что потом случится!)

 

Ко двору у нас съезжалися гости разные. Были рыцари, короли с принцами, волшебники разные, а то и из бессмертных кто пожалует: известно, бессмертным отказу не было.

 

Вот в тот день заместо Кощеюшки первым до Елены прибыл Дракоша, внук старого Горыныча. Известное дело, не в образе змея лютого явился, а, как положено, принцем обернулся, Парисом назвался. Елена, конечно, весь его дух драконий-то чует, да вида не подаёт, улыбается ему так ласково. А он достаёт блюдо хрустальное, а на нём сияет яблоко золотое – в подарок Елене, значит. Но только она тот подарок не приняла, а говорит: «Вот приедет муж мой Кощеюшка, ему и подаришь, а я подарки от чужих мужчин не принимаю».

 

Очень обидно стало Дракоше-то за свой подарок, яблоко-то из самих райских садов, а вишь гордячка – подарков не принимает. Затаил он на сердце, а я всё чую и шепчу Елене: на хитрости его не поддавайся, а будь по простоте.

 

Вот и Кощеюшка на крыльцо всходит, Елена к нему кинулась, обнимает, целует, а у Дракоши-то душа завистью черна. Вот сели они за стол пировать, там гости все понаедалися, понапивалися, один Дракоша сидит хмуро, не пьёт, не ест.

 

До него Кощеюшка слугу посылает спросить: чем не угодил, что не пьёт, не ест гость дорогой. Ему в ответ Дракоша-то и показывает своё блюдо хрустальное с яблоком золотым: мол, привык к таким угощениям, а простого не ем. Рассердился тут Кощеюшка: молод ещё Дракоша мне указывать, поживи с моё! Но виду не подаёт, только усмехнулся: давай, мол, в карты сыграем: я на свою жену любимую Елену Прекрасную, а ты – на своё яблоко золотое из садов райских. (Знал Кощеюшка, кто то яблоко съест, помолодеет на тыщу лет. Известно, Елена-то молода, ей то яблоко ни к чему, а Кощею не помешало бы – ему уж на 6-ю тыщу годков перевалило).

 

Ну, значит, принесли карты заветные, игра у них началась. А мы с Еленой-то Прекрасной тихонько вышли и двери закрыли. В щёлочку смотрим и слушаем.

 

Вот Кощею-то карта нейдёт, а Дракоше – всё в масть. Бился-бился Кощей, проигрался и просит отыграться. Не сдаётся Дракоша, говорит, однако: «Тебе – яблоко, мне – Елена». (Он Елену-то раз всего и видел).

 

Тут я и говорю Елене: «Скидавай свои жемчуга-брильянты, я заместо тебя с Дракошей поеду, Еленой скажусь». Тут Елена всё скидавает, мою одёжку наряжает, а я в её лопотьё драгоценное одеваюся, обряжаюся и до Кощеюшки-то иду. Спрашиваю: «Что, мил Кощеюшка, проиграл мня в карты? »

 

Ну, Кощеюшка-то меня мигом по глазам признал, да виду не подал, огорчённым таким сказался, прям убивается, чуть не на колени передо мной падает, прощения просит. А я как гляну на Дракошу – и вмиг приворожила, он и не понял, что перед ним не бессмертная дочка Зевсова, а простая лапотница в жемчугах да брильянтах стоит.

 

Тут говорю я: «Возьму у тебя, Кощеюшка, только один сундучок заветный, что от маменьки- лебёдушки достался».

 

Вот поехали мы с Дракошей в его царствие-то змеиное. Как отъехали от замка Кощеева, так он из принца снова в змея лютого превратился, так и норовит проглотить или огнём сжечь. Но я гляну ему в глаза – и он усмиряется. Так и едем тихонько.

 

Вот и ночка настаёт. В поле чистом, под дубом зелёным уснул Дракоша – сон я на него нагнала, а сама открыла сундучок, развязала узелок, пёрышки встряхнула, на себя накинула – и лебедью обернулась.

 

Полетела быстрёхонько в замок Кощеев. А там Елена у окна сидит, слёзы горючие льёт: как так – проиграл её в карты муж любимый! Увидала меня, отворила оконце, пёрышко лебединое от моего крыла поймала – сама лебедью обернулась.

 

Улетели мы далёко, не найдёшь теперь, Кощей!

 

2004-09-16