Костик приехал всего на три дня!

Снимая тяжёлый рюкзак с плеча, сказал: «И рад бы подольше, да не могу, время сейчас – смутное, тяжёлое».

В первый день он сильно стеснялся, не знал, куда себя приложить, что сказать. По его глазам было заметно – слова наружу просятся вырваться, как неоперившиеся птенцы – из гнезда. А взгляд у Кости оказался пытливый и беспокойный. Смотрел на каждого так, будто знал то, чего ты и сам не ведаешь. Но самым удивительным на его лице оказался рот – большой, подвижный, чувственный. Все эмоции, явные и скрытые, рот предательски выдавал.

- Как же давно не ел я жареной картошечки! – Костя облизнул губы, и на его лице расплылась счастливая улыбка.

- Будет тебе на ужин картошечка, да с солёными огурчиками!

- Дядь Коль, а капуста квашеная есть? Шоб из погребка – холодненькая, хрустящая!

- Найдётся капуста.

Николай лезет в погреб, чтобы угодить племяннику.

Костик, обжигаясь и торопясь, мечет еду со стола, словно кушает в последний раз в жизни. А Николай, глядя на него, млеет от радости – давно с племянником не виделись, дюже соскучился.

Николай подбадривает:

- Ты кушай, Костик, кушай. Вон как исхудал!

- Да кушаю я, дядь Коль, объелся уже. Ничего вкуснее домашних харчей нет! Уф-ф, аж жарко стало!

- Да ты рубашку-то сними, в хате тепло.

Костик скинул клетчатую рубашку с длинным рукавом. Под рубашкой – серая майка, надетая, видимо, в спешке, шиворот-навыворот. Я молчу – незачем человека смущать.

- Тёть Лен, а где можно прилечь? Что-то устал я с дороги, совсем разморило.

- В передней и ложись, кровать тебе постелила.

- И спать хочу, сил нет, и с вами ещё не наговорился. Ты ведь, дядь Коль, один из родных у меня остался.

Уголки Костиных губ плавно опустились вниз, взгляд померк.

- Ты тоже, племяш, единственный из родни у меня остался, - вздохнул Николай. - Скажи, Кость, как оно – ТАМ? Говорить, поди, не велено?

- Не велено.

- Понятно. Извини, а поезд обратно у тебя когда?

- Послезавтра.

- Как – послезавтра? Костик, ты бы хоть недельку у нас погостил! Шибко мы тебя ждали.

- Мне в Симферополь надо заскочить, одним днём туда и обратно, а потом явиться в часть.

- Ты чего это удумал? За один-то день что успеешь сделать?

- Земля родная тянет, дядь Коль, сил нет. Город родной почти каждую ночь снится.

Николай понимающе кивнул, выдохнул громко и протяжно, как локомотив, прибывший на вокзал:

- Не поверишь, Костя, два десятка лет живу здесь, а на родину тянет, как магнитом. Оказывается, не пустой это звук – родина.

- Не пустой, - кивает Костик.

После разносолов слабый румянец тронул его худые бледные щёки.

- У кого в Симферополе думаешь остановиться?

- Друзей там много, может, у Петьки остановлюсь. Как-никак, друзья детства, на одной улице выросли.

- Понимаю. На могилки ты собрался, родных проведать. Верно?

- Ну да. Как знать, смогу ли вернуться живым…

Молчание над столом повисло тяжёлой невидимой пеленой. Говорить больше не хотелось, потому что всё главное всегда остаётся где-то там, за семью печатями, между ничего не значащих слов. Костик поблагодарил за ужин и отправился спать. Николай достал шахматную доску, расставил на ней фигуры. Это всегда означало одно – в его душе, а не только на шахматном поле, развернулась борьба. В такую минуту ему лучше не мешать. Пока чёрные сражались с белыми, я быстро перемыла посуду. Что ж, у каждого свои способы – унять нервную дрожь. Глубоко за полночь и мы с Николаем отправились на боковую…

 

- Костик, вставай, в храм поедем.

- Это ты правильно, дядь Коль, придумал, - потягиваясь, Костя сел на кровати. – Кстати, я недавно, после госпиталя, был в храме. У нас рядом с воинской частью есть храм имени Андрея Первозванного.

- Исповедался?

- Да нет, просто на службе постоял, потом с батюшкой немного поговорили. Благословил он меня.

- Хорошо, что благословил. Теперь наш храм посмотришь, старый он у нас, намоленный.

- Ах, я башка садовая! – Костя хлопнул себя по лбу. – Я же вам подарки привёз!

Костик подорвался, как оглашенный, схватил рюкзак, вытряхнул содержимое на пол.

- Это тебе, дядь Коль… А это тебе, тёть Лен!

Костино лицо светилось от радости, которую он вёз издалека и мечтал поделиться с близкими.

- Да ты с ума сошёл! – возмутился Николай. – Зачем же ты так потратился?

Костик рассмеялся, как мальчишка:

- Не переживайте, мне пособие по ранению перечислили. Так что имею право потратиться!

- Ты деньги-то прибереги, - не мог угомониться Николай. – У тебя ещё вся жизнь впереди, и с жильём надо определиться, и вообще…

- Не переживай, дядь Коль. Главное сейчас – остаться в живых!

- С этим я полностью согласен.

- Кстати, а чем это так вкусно пахнет? – принюхался Костя, и в глазах его загорелась догадка. – Блины?

- Да. Пока ты спал, я блинов напекла.

- Ух ты! Блинов не ел, наверное, сто лет!

- Да ты у нас мастодонт! – рассмеялся Николай.

- Это точно – мастодонт, четвёртый десяток скоро распечатаю.

- В этом возрасте жизнь только начинается, - философски заметил Николай.

 

Гора блинов растаяла также быстро, как сугроб снега – ранней дружной весной. Со стола убирать посуду времени не осталось – надо поторопиться в храм. Наша «Нива», как застоявшийся в стойле конь, поднимая с дороги фонтаны снега, взял с места – в карьер. Мы двинулись в путь… Костика интересовало буквально всё, он глазел по сторонам с нескрываемым любопытством.

- Какой красивый заснеженный бор! А эта речка как называется?

Дорога до храма заняла у нас не более сорока минут. За это время я успела рассказать вкратце историю храма:

- Храм во имя преподобного Александра Свирского основан, если не ошибаюсь, в 1860 году. После революции церковь закрыли, кресты сняли, а в здании хранили удобрения. Но в двухтысячном году храм снова отстроили и здесь вновь начались богослужения.

- К сожалению, такая же участь постигла многие храмы в России, - с горечью сказал Костя. – В Симферополе есть храм в честь Святого Луки, хочу туда попасть, свечку поставить за упокой близких и погибших товарищей.

- От меня, Костя, тоже зажги свечу за родных.

- Хорошо.

 

На службу мы всё-таки опоздали.

- Батюшка недавно ушёл, - послушница храма, сухонькая старушка со смиренным взглядом, приоткрыла нам тяжёлую дубовую дверь.

- А можно, матушка, нам свечи засветить и помолиться?

Я кивнула на Костю:

- Вот, Константин скоро идёт на фронт.

Послушница поглядела пристально из-под тёмного платка, сказала тихо:

- Входите.

- Скажите, а сколько стоят свечи?

- Сколько, милый, не жалко, за то и благодарствуем.

В полумраке пустого храма животворящим огнём загорелись наши свечи. Строгие лики святых смотрели на нас испытующе и печально, словно вопрошая:

- О чём, человече, скорбит твоя душа? Какие мысли и чувства иссушили твоё сердце?

- Пусть Костик вернётся живым, – я осенила себя крестным знамением.

- Пусть Константин вернётся невредимым! – прошептал Николай.

- Господи, спаси и сохрани! Помоги мне вернуться домой целым и невредимым…

 

Дорога обратно домой оказалась немногословной.

- Да, славный храм, - глядя в окно, задумчиво сказал Костя, - всюду чувствуется благодать.

- Угу, - подтвердил Николай. – Мы любим сюда приезжать, место тут благоприятное.

- Дядь Коль, а баня сегодня будет?

- А как же! Баню зарядил, к вечеру растоплю.

 

Какой русский не любит баню по-чёрному? Тот, кто не бывал в такой бане, не сможет до конца понять русскую душу. Живительный лёгкий пар, берёзовый веник, ледяная вода в кадушке очистят тело и душу не хуже, чем пост или молитва. Мой Николай всегда топит баню так, что волосы встают дыбом, а пластиковые тазы иногда сворачиваются в трубочку.

- Тёть Лен, я два раза парился и дважды на снег выбегал! – радостно сообщил Костя, едва перешагнув порог избы. – Чудо, а не баня! Как будто заново родился. Вот вернусь с войны, построю свой дом, у меня обязательно будет своя баня, и непременно по-чёрному.

- Так и будет! – я подала Косте кружку ледяной воды. – Не зря раньше в бане и деток рожали, и хвори выгоняли.

- А вода у вас какая вкусная! – Костя в мгновение ока опорожнил кружку. – Можно ещё водички?

Я смотрела, с какой жадностью он пьёт воду, как ходуном ходит его кадык, и вдруг обратила внимание на тёмное пятно на левом виске.

- Кость, у тебя что-то вот тут, возле глаза. Сажей испачкался?

- Не обращайте внимания, тёть Лен, это свинец. У меня таких же ещё четыре штуки. Он расстегнул банный халат и повернулся ко мне спиной – под лопаткой, на пояснице, возле плеча, темнели небольшие вмятины.

- Где тебя так?

- На передовой. Мина.

- А почему тебя не оперировали?

- Сказали, лучше пока не трогать. Особенно вот этот, возле глаза.

- Когда вернёшься с фронта, займись своим здоровьем, - подытожил Николай.

- Хорошо, дядь Коль, обязательно.

 

Костику в этом году исполнилось тридцать лет. Он ещё неприлично молод, и самое время мечтать о семье, о собственном доме, мечтать о детях и планировать свою счастливую жизнь.

- Вот, закончится война, и всё у меня будет хорошо! Детишек хочу. Много. Не меньше трёх! И чего я, дурак, раньше не женился? Всё выбирал, всё вредничал, всё чего-то не устраивало. А жизнь-то ждать не будет!

- Всё ещё у тебя впереди, Костя. Ты когда в часть вернёшься, позвони, а то я переживать буду.

- Конечно, дядь Коль… Тёть Лен, у вас борщ такой вкусный, можно добавки?

- Кушай, а то кожа да кости. Вас ТАМ не кормят, что ли? – Николай отложил ложку в сторону, с сомнением покачал головой.

- По-разному бывает. Когда успеешь поесть, когда – нет.

- Тяжело ТАМ?

Костик отодвинул тарелку. по лицу пробежала тень. Он отвёл взгляд в сторону:

- На войне тоже по-всякому бывает. А знаете, что нас спасает?

- Что?

- Не поверите – юмор! Если всё воспринимать всерьёз, то можно лишиться рассудка. Мы с пацанами часто хохмим, чтобы крыша не съехала. Хотите, случай один расскажу?

- Давай.

- Короче, был у нас тяжёлый бой, и не досчитались мы нескольких ребят. А был у нас в отряде один мужик, с позывным «Кряж». Сам здоровый такой, кряжистый, вечно в какие-то передряги попадал. А пожрать любил – просто жуть! В общем, после боя Кряжа мы тоже не досчитались. Прошло четыре дня, мы с позиции сдвинуться не можем, обложили нас кругом. Вдруг на пятые сутки смотрим, ползёт кто-то в траве, маскируется. А кто – понять не можем, свой или чужой? Хорошо, что не шмальнули по нему. Ближе подполз, глядим – Кряж! Мы, конечно, обалдели.

Он потом, когда в себя немного пришёл, рассказал:

- Я после боя за разбитой машиной спрятался, да так четверо суток там и пролежал. Высунуться боялся.

Спрашиваем Кряжа:

- Страшно было?

- Нет, - говорит, - не страшно. Жрать сильно хотелось, а ещё сильнее – пить.

- В рубашке ваш Кряж родился, - Николай улыбнулся.

- Ангел хранитель у него сильный, - я поддержала разговор.

- Это точно! Чудеса и на войне случаются… Извините, что-то банька ваша на измор меня взяла. Пойду я, пожалуй, спать.

- Спокойной ночи, Костя.

- Спокойной ночи.

 

Спустя сутки мы прощались с Костей на вокзале.

- Костя, там в пакете – пирожки с капустой, как ты любишь.

- Спасибо, тёть Лен.

- Ребятам своим и Симферополю привет передавай, - Николай приобнял племянника за плечи.

- Не волнуйтесь, дядь Коль, всё будет хорошо! Сами понимаете, я бы себе не простил, если бы на родине не побывал

- Ты всё делаешь правильно, Костя. Храни тебя Бог.

Костя нехотя, словно неся на плечах тяжёлую ношу, двинулся в сторону вагона, схватился за железный поручень и шагнул на подножку. На мгновение обернувшись, улыбнулся нам с Николаем, но улыбка у него получилась какой-то смазанной и некрасивой. В прощальном жесте поднял он руку, губы зашевелились, словно он пытался что-то сказать, а потом решительно шагнул в узкую черноту тамбура. Локомотив дал прощальный гудок…

 

Спустя полгода благодатная симферопольская земля навсегда примет прах Константина в свои жаркие объятия. Его похоронят со всеми почестями, как подобает Герою – под звуки военного оркестра, скупые мужские слёзы друзей и весёлую трескотню цикад. Мечты Кости так и остались мечтами, которым не суждено было сбыться: недостроенная по-чёрному баня, недолюбленная дивчина, не посаженное подле крылечка дерево…

Конечно, времена не выбирают, но мы, люди, всегда можем сделать правильный выбор – Свет или тьма. Добро или зло. Любовь или ненависть. Созидание или разрушение. Написав миллионы умных книг и сделав множество научных открытий, мы так и не научились главному – ЛЮБВИ! А без любви у человечества нет будущего…

 

- Сегодня Костя приснился, - Николай, подперев рукой подбородок, наблюдал за воробьями, прилетевшими к кормушке. – Ишь, как изголодались, бедолаги!

- Коля, так что тебе приснилось?

- Костя приснился. Говорит: «Дядь Коль, мне уже не больно. У меня всё хорошо».

- А ты что?

Спрашиваю: «Когда в гости приедешь?»

А Костя отвечает: «Лучше вы ко мне приезжайте!»

- Надо ехать, Коля.

- Куда? В Симферополь?

- Да!

 

Спустя две недели, собрав в дорогу только самое необходимое, мы отправились на вокзал. В то время, когда у нас лежали сугробы и мороз по утрам окутывал деревья щедрым инеем, в Симферополе началась настоящая весна! Распустился миндаль, набирала цвет алыча, а температура воздуха стремительно ползла вверх. Город встретил нас розовой дымкой и первыми тюльпанами на многочисленных клумбах.

- Ну что, Коля, ловим такси?

- Да, поехали. Костя давно ждёт.