ПОЭМА "Свалка" Глава VII Ода Керчи Свой городок пою в стихах, как улыбнётся мне удача. На побережье в Подмаячном меня качала на волнах стихия гладью голубой короткий, как мгновенье отпуск. Я вспоминаю блочный корпус из дома отдыха “Прибой” и отдыхающих наплыв с гостями со всего Союза, и номер, где гостила Муза, с балконом, с видом на пролив, Погода начинает портиться и полный на песочке пляж предельно голого народа. Однако летняя погода недолго радовала глаз. Под утро пасмурная степь покрылась облачною шкурой. Вдоль побережья брела хмуро холмов задумчивая цепь. Шесть суток бился мутный вал, травою осыпая пляжи, и грустью безутешных граждан гремя в ночи как самосвал. Шторм Одни бакланы за едой, летят над вздыбленной пучиной, - разбить, пытаясь черным клином, всё в тучах небо над водой. Суда, снимая с якорей вдоль побережия Азова, бросает в степь свои подковы бог ветра – северный Борей: по выжженной траве степной на зовы скифской кобылицы, роняя беглые зарницы, летит как ветер черный конь. Степь и море Брюхатых туч идут стада, из-за холмов, склоняя гривы… На корпуса тяжёлым ливнем, упала талая вода. За сутки дождевая цепь степные извела морщины - в дрожащем серебре маслины, в пахучих травах грезит степь. А по утру утих прибой: устав как женщина, от шторма, стихия, выполнив две нормы, лежала гладью голубой, Солнце садится в размывах длинных черных кос, журча в песок волной приливной, в ногах дремучего обрыва, под танцы брачные стрекоз… А вот и вечер. За холмы шар опускается багровый: спустилась по холмам лиловым, коней четвёрка в царство тьмы, но свет прощальный не потух, течёт вечерняя прохлада, идёт в село коровье стадо, и с папироскою пастух; Раздумье о поэзии и я за ними в магазин спешу в отличном настроенье и как корова пред доеньем теснюсь стихами без причин. Пусть много лет лежат стихи на диске хламом электронным, я снова Музе бью поклоны - прости Господь мои грехи! Но тут меня от лишних слов уводит памятник военный, что просит цепи многозвенной, от любознательных коров. Сельский Памятник за ним гранитная стена, и списки тех, кто с честью пали; на сельской, каменной скрижали бойцов читаю имена. Врага, засевшего оплот на полуострове был прочен. С Тамани плыл осенней ночью, азовский маломерный флот. От взрывов дыбилась вода. Ходило море валунами. Враг освещал прожекторами в проливе лодки и суда. Слеза Богородицы Десант отчаянных парней степные штурмовал высоты, где их встречали щели дотов, и цепи вражьих батарей. И некому закрыть глаза… Вон шпиль из светлого металла: здесь Богородицы упала на берег чистая слеза, над братством памятных могил, над полосой пролива красной… Вдоль Глейки и села Опасного покрыл ребят дремучий ил. Маяк А души принял на свой борт паромщик с крючковатым носом, и в небо, со степных откосов, отчалил тяжкий его плот. А на холме остался флаг - как символ мужества - бетонный. Суда встречает и паромы с холма соседнего маяк. А вот и море. Корабли. Суда идут от переправы. Где левый берег, а где правый – Скрывают чудеса земли. Хвалебная Идёт заря на небосклон роняя в ночь, степные маки… Из-под воды огромный факел влюблённый поднял Посейдон. Тебе мой город часослов из сёл слагаю я прибрежных, где варят сталь из руд железных и консервируют улов и строят мощные суда со стапелей спуская в воду. Тебе, любимая, в угоду я буду петь хвалу, всегда… |