Поэма "Свалка" Глава 6 Подъем на Арарат Гелиос Сижу с кувшинчиком вина, один, в уютном ресторане. За окнами плывёт в тумане моя весёлая страна. Вот свалки дремлющий откос пронзили огненные спицы. На небо вывел колесницу бог солнца - древний Гелиос. Я вижу огневержца стан и вожжи длинные в ладонях, храпят блистательные кони, прибив копытами туман. Поезд и мне открылась ширь полей, я вижу сквозь туман молочный, дороги черный позвоночник, и поезд посреди степей, где наяву – или во сне? - избыв 16 лет разлуки, под сердца радостные стуки, двойник мой отражён в окне. Смотрю за серые столбы на горизонт судьбы неяркой. Как драгоценные подарки алеют дикие цветы, Подсолнухи пробив угрюмый травостой, сожженный колесницей Бога. В полях, желтея вдоль дороги, подсолнух крутит головой глазами тысячи семян, следя, подъем светила в гору. Полыни светлые узоры, чересполосица, бурьян. Мелькнет хозяйский островок, под одинокой водокачкой, дома беленые под мачтой, - и прочь умчится хуторок. Караван и снова выжженная степь бежит на горизонт лазурный, где бог Папай, погонщик хмурый, холмов безлесных движет цепь. Как будто древний караван шагает по степи сто - мильной слагая, над плитой могильной, высокий насыпной курган. И наконец лучи дорог сошлись на тесном горизонте На бывшем Киммерийском Понте повозка замедляет скок. Керченская панорама Душа парит как дельтаплан от предвкушенья скорой встречи: мой городок лежит, прочерчен, внизу, как генеральный план. Я вижу мощный домострой, идущий берегом Азова двух мысов долгую подкову и древний город под горой. Он словно одинокий тавр, прилег под зонтиком акаций, а может грек, - краса всех наций - стяжав в веках победный лавр, Пантикапей поднялся на одну из гор, в лучах Таврической Авроры, сложил акрополь и агору, и древний заложил Боспор? Широкой лестницы ступень ведёт на холм былой державы. Венчанный обелиском Славы, я вижу град Пантикапей. Сияет штыковая грань, от моря, охраняя сушу, и зачехлены дула пушек и в дымке розовой Тамань… Митридат Поодаль плещется огонь в широкой монумента чаше… На высоте своей пропащей я к сердцу приложу ладонь: Тебя мой старый Митридат я вижу с высоты сердечной, огонь и памятный, и вечный по душам павших здесь солдат, И мола генуэзский меч, и крейсеры стоят у мола, в софорах тонущую школу, и под горой родную Керчь. |