Утро нехотя вступило в свои права.

Раскатистое коровье «мм-у-у», заглушая писк комара, вьющегося подле уха, прокатилось вдоль уремы и растаяло в густых зарослях черёмухи. Утренней свежестью и влагой потянуло со стороны речки, скрывающейся в непролазных кустах ивы и прибрежного камыша. По холодку работалось споро и весело! Июньское солнце, словно цветущий одуванчик, ещё не потемнело от полуденного зноя, окрашивая небесную гладь и лёгкие облачка в светло-жёлтые тона.

- Мм-у-у! – вновь напомнила о себе застоявшаяся в стойле чья-то корова. Валентина с хрустом выдернула молочай, выверенным движением ухватилась за вьющийся стебель «берёзки», высвобождая корень картофеля от надоедливых сорняков.

- Ух-ма-а! – лезвие моей мотыги с глухим ударом вонзилось в комковатую почву, совершая своё благое дело – взрыхляя и размягчая верхний слой. Неожиданно, совсем близко, послышался вдруг аромат одуванчиков. Странное дело! Ещё пару недель назад жёлтые соцветия обернулись белым пухом и, влекомые ветром, разлетелись по округе. Да уж, чего только не почудится утром, спросонья…

Мы с Валентиной спешили закончить прополку огорода как можно скорее, пока жар расплавленным подсолнечным маслом не растёкся по огороду, заставив поникнуть нежные соцветия петуньи в палисаднике у тёти Оли. Её худая, высохшая от времени фигура, пару раз мелькнула между грядок с укропом и огурцами. Словно почувствовав мой взгляд, тётя Оля приладила ладонь козырьком ко лбу и взглянула в нашу сторону, дескать – «скоро ли закончите работу?»

В соседском сарае, неистово хлопая крыльями, загорлопанил петух, в очередной раз подтверждая своё право на открытие нового чудесного дня.

- Бог в помощь! – по тропинке, петлявшей между рядами картофеля, широко шагая, спускался отец Николай. Валентина, потирая натруженную поясницу, медленно выпрямилась, поздоровалась с подошедшим.

- Смотрю, уже управились? – приветливо улыбнулся батюшка.

- Чуток осталось, - утирая капельки пота, щедро проступившие на носу, ответила Валя. Несмотря на природную полноту и довольно флегматичный вид, работала она умеючи и, можно сказать, играючи.

- Спасибо за помощь! – отец Николай отмахнулся от надоедливой мухи. – Матушка зовёт к столу, завтракать. – Он кивнул в сторону небольшого, но ладного пятистенника, притулившегося к разросшейся черёмухе и по пояс утонувшего в цветах ярко-красных мальв.

Отец Николай, насколько помню, добрый десяток лет исправно несёт службу в местном храме. И сейчас маковки этого храма, имени Димитрия Солунского, весело и озорно играют золотом в лучах восходящего солнца.

Я смерила отца Николая взглядом: сейчас он больше походил не на священнослужителя, а на молодого отчаянного байкера, только что покинувшего седло «Yamaha» и ещё не остывшего от стремительной гонки. В модных джинсах, чёрной футболке, оттенявшей его загорелую кожу, порывистый, с вострым взглядом чёрных глаз, батюшка даже отдалённо не напоминал того солидного человека в рясе, что сильным зычным голосом пел под сводами храма: «Отче наш, иже еси на небесех...» Несмотря на сан, он, к счастью, не оброс напускной надменностью, а оставался прост и доступен в отношениях, обладал лёгкостью речи, располагающей манерой общения и замечательным чувством юмора.

- Пойдёмте в избу, матушки стол накрывают.

У отца Николая, к большому счастью, две матушки – мать Ольга и супруга Алевтина.

- Спасибо, батюшка, как-нибудь в следующий раз. Пора домой, - я попыталась деликатно отказаться.

- Возражения не принимаются, - строго ответил отец Николай и, бодро размахивая руками, направился в сторону дома. Следом за ним, переваливаясь «уточкой», двинулась Валентина. Пышная и сдобная, как булочка, она оказалась удивительно легка на подъём и расторопна в деле. Валя, с давних пор - активная прихожанка храма, где служит отец Николай. Я, в отличие от Валентины, посещаю храм от случая к случаю. Именно с её лёгкой руки мы решили оказать посильную помощь в прополке огорода и окучивании картофеля.

- Подождите немного, пожалуйста, - батюшка кивнул на широкую скамью в тени черёмухи. Но мы с Валей предпочли для отдыха другое место -скрипучие, но ладно сколоченные качели. Наши мотыги, прислонившись к бревенчатому углу дома и опершись на железные «подошвы», наслаждались заслуженным отдыхом после двухчасовой работы… И снова, чудесным образом, я почувствовала запах цветущих одуванчиков! Да что же это за наваждение такое?! К сожалению, жара всегда влияла на меня не самым лучшим образом.

Скрип-скрип-скрип… Размеренно поскрипывали качели, над головой, чиркая острыми крыльями по небесной синеве, молниями проносились ласточки, где-то за околицей лениво взбрехивала собака. Нега и покой летнего утра чувствовались в тихом шелесте листвы, в неторопливых хлопотах пчелы, сновавшей с цветка на цветок, и даже в раскатистом, плывущем по улице эхом – «н-но-о, пошла-а-а!» Видимо, хозяйка всё-таки сжалилась и отпустила Бурёнку на выпас. Кстати вспомнилось, что лет примерно десять тому назад, поголовье коров в деревне было таким, что «кормилиц» пасли большим стадом, по очереди. Теперь коров в деревне практически не осталось, а те, что остались, пасутся рядом с домом, на зелёной лужайке, привязанные к колышку. Благо дело, места всем хватает… Впрочем, благое ли это дело, если разъехался народ по городам и весям, дома осиротели, а дворы и огороды заросли бурьяном?

 

- Что-то меня разморило, - Валя откровенно зевнула. Щёки её порозовели, белый платок, повязанный на голову, съехал на бок, обнажив светлую, незагорелую полоску на лбу. Зато в серых, подёрнутых истомой, глазах отражалось блаженство и высокое июньское небо. Да, быстро убаюкали нас качели, укачали, как в далёком детстве!

- Айдате, девчата, в дом, - тётя Оля, утирая руки о фартук, делает рукой широкий приглашающий жест. – У нас всё готово.

Дважды просить нас не приходится, мы с Валей дружно поднимаемся и, слегка пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, ступаем в спасительную прохладу деревенской избы. Наши мотыги, как стойкие солдаты, остаются на временном посту в томительном ожидании…

Стол к завтраку накрыли в «задней» комнате. Убранство комнаты, хоть и кажется скромным, но вполне уютным. На табуретах – яркие, ручной вязки, накидушки с элементами чувашского орнамента. В углу, над обеденным столом – иконостас. Справа – печка-голландка, соседствующая с современной газовой плитой. Стильные межкомнатные двери, и такие же, им под стать, изящные деревянные рамы. Прошлое и настоящее! Современность и старина. Словно в тёти Олиной избе, не сговариваясь, столкнулись две эпохи, два столетия, но так и не решили - кто же из них главнее, кто лучше.

- Тётя Оля, а вы печкой пользуетесь? – я не скрываю своего любопытства.

- А как же! Особенно зимой. Щи да каша – пища наша.

Та женщина, что сидела сейчас напротив, разительно отличалась от той, которую приходилось видеть под сводами храма. Здесь тётя Оля – улыбчивая, открытая; там – строгая, сдержанная, натянутая, как струна.

- Может, по рюмочке вина? – тётя Оля, словно волшебница, достала откуда-то запотевшую, тёмного стекла, бутылку.

- Устали, наверно? Жарко сегодня с самого утра, - дружелюбно улыбнулась матушка Алевтина. Я невольно залюбовалась молодой матушкой – широкие, красиво очерченные брови, густые, собранные в причёску, тёмные волосы, полные улыбчивые губы.

- Ну что ж, во благо! – отец Николай огладив небольшую чёрную бороду, поднёс хрустальную стопку к губам.

- Ой, погодите, про помидоры-то я забыла! – тётя Оля охнула и легко, будто молодуха, подхватилась из-за стола, и вскоре вернулась с трёхлитровой банкой помидор, поддела железную крышку… Ароматный запах чеснока, укропа и смородинового листа, выбравшись на волю, заполонил комнату. У меня даже слюнки потекли! До чего же вкусны оказались эти солёные помидоры!

- А грибочки-то, грибочки пробуйте! Белые грузди, сама в прошлом году собирала, сметанкой приправила.

Морщинки на лице хозяйки заметно разгладились, взгляд сделался мягче, и я вдруг почувствовала, как на глазах рушится между нами стена скованности, настороженности и недоверия. Священнослужители, сколько себя помню, всегда представлялись мне людьми иного сорта, иного порядка. А как иначе? Священник – служитель Святому, Вечному. Служитель Свету и Добру. Просветитель. Наставник. Духовник. Пастырь… Какую духовную силу и мужество нужно иметь, чтобы в течение всей жизни достойно нести это звание?

В рукомойнике подкапывала вода: как-кап-кап… Мимо окна, по грунтовой дороге, прошелестели колёса одинокого автомобиля. Луч солнца заглянул сквозь штору окна, отзеркалил от тарелки и снова скрылся из глаз. Да, удивительно тиха и размеренна сельская жизнь…

- Коленьку-то я вымолила, - неожиданно поделилась тётя Оля, ласково погладив сына по руке. – Без малого, шестнадцать лет просила у Бога милости. И Он меня услышал!

- Вы шестнадцать лет молились, чтобы иметь детей? – я не верила своим ушам.

- Всё так, милая. Слава Богу, Николая родила.

- Слава Богу! – подала голос Валентина.

- А я чуть ли не с детства мечтал стать дальнобойщиком, - батюшка ловко подхватил вилкой кусочек гриба, с аппетитом надкусил.

- Значит, не случилось стать водителем? – я поняла, что задала глупый вопрос.

- Господь иначе распорядился, - батюшка пожал плечами.

А мне к месту вспомнилось мудрое изречение: «Хочешь рассмешить Бога - расскажи Ему о своих планах».

- Технику люблю, машины, мотоциклы. Могу с закрытыми глазами собрать и разобрать, - в тёмных глазах отца Николая вспыхнул живой огонёк.

- У батюшки талант! – в голосе Алевтины послышались горделивые нотки. – Всё свободное время в гараже пропадает.

- Всё – да не всё, - батюшка грустнеет прямо на глазах, и я понимаю, о чём печалится его сердце. Младшей дочери нужно хорошее дорогостоящее лечение, поэтому батюшка часто мотается в областной центр на консультацию, оббивая пороги всевозможных медицинских светил.

- Трудно вам, батюшка.

- Справимся. Сейчас у всех трудные времена - война, - батюшка вздохнул и с надеждой взглянул на иконостас.

- Отошли люди от веры, в храмах народа совсем мало, - с горечью добавила Валентина и, отложив вилку в сторону, оперлась подбородком на ладонь. – Нехорошо это, неправильно.

- Согласен, в городских храмах народу поболее, чем у нас, - вставил слово отец Николай. - А наши сёла опустели, потому и храмы осиротели.

Какое точное сравнение – «осиротевшие храмы!»

- Бывает, что вдвоём с батюшкой службу ведём, - Алевтина виновато заглянула мужу в глаза.

- Но ведь должен же быть какой-то выход!

- Какой выход? – переспросил батюшка.

- Ну, чтобы людей в храмы привлечь. Какая-то просветительская работа, через интернет, например.

- Нет, это не для меня, - вздохнул отец Николай. – Дорога в храм открыта каждому. Кто хочет, и так придёт.

- Батюшка, а может, вам в город податься?

- Звали меня и в Татарию, и в Самару звали. Сказали, приход там хороший, надёжный. Только я никуда не уеду из этих мест. Моя земля здесь. Мой дом. Мой храм. Дети здесь родились. Прах моих предков тоже здесь… Нет, никуда не уеду.

- Везде хорошо, где нас нет… А давайте ещё по глоточку, - тётя Оля плеснула на донышко рюмки тёмно-бардовый напиток.

- Вы знаете отца Евгения из соседнего села? Ему ещё тяжелее, - отец Николай откинулся на спинку стула, снова вернувшись к больной теме. – У него приход намного меньше, чем у меня. В селе практически одни немощные старики остались.

- Отец Евгений тоже не хочет уезжать? – догадалась Валя.

- Не хочет, - подтвердил отец Николай.

- Всё будет хорошо! – матушка Алевтина накрыла своей ладонью смуглую руку супруга.

- Всё будет хорошо.

- Вы кушайте, кушайте! – оживилась тётя Оля, и словно невидимая тяжёлая ноша упала с плеч. Снова зазвенели вилки, засветились улыбки на лицах, заискрились надеждой глаза. Я улетела в своих мыслях куда-то далеко-далеко… Рано или поздно, уйдут в мир иной последние старики, зарастут лебедой погосты, затянутся илом родники… Неужели лишится корней наше древо, наш род, наша матушка Россия? А древо, как известно, без корня – мертво… Нельзя такого попустить, никак нельзя!

- А мотоцикл у меня знаете какой? Знатный! С люлькой! Ещё конца «восьмидесятых», от отца по наследству достался. Хотите, покажу? – батюшка широко развёл руки в стороны, словно разом хотел всех обнять.

- Конечно, хотим! – Валентина прытко поднялась из-за стола.

- Погодите минуточку, - я замялась, подбирая подходящие слова. – Хочу сказать… Мне кажется, вы, батюшка, ежедневно совершаете подвиг во имя веры. Разве не так?

- Ну-у, - отец Николай неуверенно пожал плечами.

- Именно так! И вы, и отец Евгений, и каждый, кто молится о мире, о благоденствии ближнего, о живых и упокоенных – каждый из вас совершает подвиг.

- Двери храма будут открыты, пока я жив, - твёрдо ответил отец Николай и поднялся с места. И пришло ясное осознание того, что все мы едины, несмотря на национальные различия, возраст и социальный статус. И желания, и мольбы у нас одни и те же: чтобы были здоровы и счастливы близкие, чтобы цвели в полях одуванчики, а в хлеву мирно мычали коровы. И чтобы в небе гремели не разрывы снарядов, а июльская гроза, разродившаяся благодатным тёплым дождём.

- Спасибо, девчата, за помощь, - тётя Оля благодарно приложила руку к груди.

- Нэма за шо, - на украинский манер ответила Валентина.

- А помидоры у вас, правда, отменные!

- Цветник у вас – загляденье! И розы, и мальвы – чудо как хороши!

- А день сегодня какой благодатный!

- Валя, нам пора!

- Ой, мотыгу чуть не забыла!

- А вот и мой «красавец», - отец Николай кивнул на мотоцикл, прикорнувший в тени навеса.

- Я, наверно, лет тридцать на таком не каталась, - задорно сверкнув глазами, рассмеялась Валентина. И мне показалось, что она не против прокатиться с ветерком…

 

Мы вышли за ворота - в глаза ударил яркий солнечный свет. Я огляделась по сторонам: в палисаднике благоухали цветы, собирая нектар, жужжали пчёлы, в траве стрекотали кузнечики. Кажется, всё осталось, как прежде…И всё-таки что-то сдвинулось в душе! Наполнилось светом, надеждой, и верой. Надеждой в то, что в наших силах изменить мир к лучшему, наполнить светом и добром.

- Тише! Стойте… Вы слышите?

- Что? Где? – на меня одновременно взглянули три пары чёрных и пара серых удивлённых глаз.

- Одуванчиками-то как вкусно па-а-ахнет!

- Не может быть, - задумчиво сказала матушка Алевтина. – Они отцвели пару недель назад.

- Ой, и правда пахнет одуванчиками! - удивился отец Николай.

- Я тоже чувствую! – воскликнула Валя.

- Теперь и я слышу… Знать, Ангел рядом пролетел, - тихо прошептала то ли матушка, то ли ветерок, прилетевший с реки.