На главной площади заштатного городка в гористой глубинке, вдававшегося в океан полуострова полуостровов разместился цирк-шапито.

Место было удобное. Площадь просматривалась со всех сторон. Под раскидистым желто-блакитным куполом шапито было темно. Из клеток

передвижного зверинца доносилось лошадиное ржание и естественное зловоние. Стойко пахло мускусом и звериной мочой.

На трибунах цирка перед манежем в ожидании представления разместилось всё «коллективное большинство». Капризный мальчик лет шести сидел

на коленях бюргера, облаченного в ризу, и что-то нудно канючил:

- Папа, я знаю, что здесь есть тигры и леопарды, но… я всё это видел!.. Хочу клоуна!.. настоящего!..

 

Горбатый от природы карлик в шутовском колпаке расхаживал вокруг письменного стола. Антикварного и массивного… Горб его был не то, что бы

внешний, но больше, как внутренний. Так бывает, когда что-то изначально кривое засев внутри человека, уже никогда не сможет сделаться прямым.

На правой боковине стола, который был не столько столом сколько помпезным возвышением по над всем, был вырезан тройной рыбий крючок с

невидимой нелепой блесной… рядом нацарапано матерное слово.

Стол возвышался пьедесталом над мелькавшим по периметру ещё незабронзовевшим бюстом этого маленького человечка – то ли шута, то ли клоуна,

одетого в помпезный императорский сюртук. Этих личностей в этом субъекте нельзя уже было отличить так они приросли друг к другу, крепче

сиамских близнецов. Шутом он был для своего хозяина, клоуном же для всех остальных.

Время от времени шут (он же клоун) прикладывался к стоявшей на прикроватном столике (таком же помпезном, как и стол) початой бутылке с

чёрной этикеткой, наполненной до половины жидкостью янтарного цвета. Некоторое время, употребив содержимое, шут с нескрываемым

наслаждением наблюдал как остатки алкоголя стекали по стенкам увесистого стакана с толстым сферическим дном, оставляя обильные «слёзы».

После употребления очередной порции живительной влаги, которую он каждый раз пытался налить ровно на два пальца и всегда существенно

переливал, он крякал и шумно вдыхал поочерёдно в обе ноздри заблаговременно проложенные на полированной поверхности неровными сугробами

дорожки, икрящиеся белыми кристалликами «снега». Вдохнув, смахивал с ноздрей грязными пальцами с чёрной каёмкой под неровными ногтями

остатки налипшего порошка.

Ощутив прилив сил и небывалую ясность ума, гнусавым хриплым голосом пытался что-то надиктовывать в расколовшийся по диагонали и липкий от

пота айфон: я мля... мямля... я-я-я... ля.

В узкую дверь за ширмой заходил без стука бледной тенью его верный слуга. Одет он был всегда в лётную куртку пилота Top Gun - Jolly Rogers, густо

обшитую золотым галуном и усыпанную фальшивыми бриллиантами, надетую на футболку цвета хаки.

Осмотрев вошедшего мутным остекленевшим взором, карлик, картавя заплетающимся языком, что-то невнятно пробормотал. Реакция вошедшего

была молниеносной:

- Да, сэр… - щёлкнув каблуками, чётко произнёс карнавально одетый пилот.

- Что у нас по плану… - звуки из гортани клоуна лились как вода в туалетном бачке, - как тебя там… Карлик картинно улыбнулся и произнёс, - мой

генерал?

- Игра, мой, фю… - в тон вопроса отвечал лётчик, не лётчик. - Извиняюсь, экселенс!

- Какая ещё игра!.. – он криво улыбнулся. - Надеюсь большая?

- Да, нет… на этот раз небольшая, перед генассамблеей фриволов… в четыре руки… хотя вы её максимально упрости… до одного пальца…но какого!..

- Ах, да-да-да… но, по-моему, закончились все эти… фортепьянные хенд-мейд безделушки… деньги большие, но некачественные они какие-то…вчера

последнее пришло в негодность.

- Новая поставка, экселенс… чисто западная продукция, так сказать всё по ленд-лизу… и в лучшем виде… только кое-где слегка покоцанное… пока

перетаскивали маленько градом побило…

- Каким это ещё градом? – насторожился карлик.

- Град прошёл… с куриное яйцо, - смущенно произнёс пилот. - Так пока туда-суда… полировка маленько подпортилась.

- Это хорошо, что всё покоцанное… то есть что по ленд-лизу… не стыдно будет и на Канском фестивале сыграть… стоило мне только кое-кого кое-

куда лизнуть и вот результат… куда не плюнь везде ленд-лиз… совсем всё вокруг залендлизилось… на столько что…

Он не договорил, и рука его потянулась к бутылке, но не дотянулась и как-то безвольно повисла в воздухе…

- Что-то я притомился… видать переработался… одних интервью сколько и всем дай, дай, дай… да что я вам давалка какая безродная… нет, конечно,

дам… но только возьму хорошею цену и в твердой валюте…

Он на мгновение задремал, но тут же встрепенулся и, шаря беспомощно затуманенным взглядом по углам комнаты, что-то невнятно забормотал,

закончив фразой… «И за чем она взяла эту гадость, бе-е-е…»

Потом, наконец, придя в себя, четко и членораздельно артикулируя произнёс:

- На мели мы лениво налима ловили, для меня вы ловили линя, - и без паузы спросил. - А как там моя любимая Эсмеральда?

- По-прежнему всё плохо, сир!.. – нервно скороговоркой проговорил пилот.

- Что, опять?! – лицо карлика изобразило уже привычную озабоченность.

- Опять… краснуха, сир!.. – выдавил из себя прокашлявшись верный слуга. - Утром повели подышать свежим воздухом… а там… то пион, то

хризантема, то акация, то, не приведи господь, герань!.. Мы туда-сюда, а там солнцепёк…

- Что за фантасмагория… не дай Бог!.. опять будет бал… и этот, отжигающий по полной Буратино!..

- И не говорите, сир, воля ваша, так-то оно так, но… свят, свят!.. И кому такое может понравиться?..

Карлик на минуту задумался и вкрадчиво произнёс:

- Что ж, нравится не нравится… терпи моя красавица!

Пилот незаметно хихикнул в кулак и сразу резко выпрямился, смахнув предупредительно с лица неосмотрительно набежавшую иронию. Шут перевёл

взгляд на пилота и, скользнув по его наглой небритой физиономии, с пристрастием спросил:

- Что в подземельях… и вообще, как там…народ не ропщет?..

- Да, нет.. вроде нет… ваш миф вокруг этой ситуации, будто ваш брат препятствует выходу мирных пахарей из заводских подземелий дал свой

положительный результат…

- Мой брат… не говори мне о нём.. он мне не брат… тамбовский волк ему брат… так и называй его небрат…

- Слушаюсь, сир!..

- Пудельтрудель уже проигран… весь вопрос только, когда мирные хлебопашцы, сидящие в катакомбах, пойдут с поднятыми руками…

- Они предложили выпустить членов клуба «Живой щит» в обмен на продовольствие.

- Ловко придумано…

- И что характерно 66,6 кг за одного члена клуба.

- Это что, 15 членов за тонну хавчика?

- Так точно, сир… копейка в копейку.

- Что ж они четко усвоили наследие предков и их неписанные законы, - лукавые глаза карлика хитро заблестели. - Главное надо всем усвоить, что

перемога она не на поле боя, а в головах. Нет ничего лучше полуправды. Лучше может быть только ничем не прикрытая ложь.

- Что правда, то правда, сир!..

- Надеюсь у них всё получится… Мой брат Пеннивайз… он мог бы выступить в качестве гаранта, чтобы вывести всех невинных детей… особенно меня

волнуют благотворительные волонтёры и свидомые адепты с наколотыми нарциссическими тузами. Они очень заметны в любой толпе и, если

кончатся волшебные таблетки, могут совсем слететь с катушек.

- Сомнительно, сир… они позволят выпустить только членов клуба, если они там есть. Это как раз задача этой организации – то есть оказать

содействие вашему небрату, спасти пассивное население – продолжил он. - Никакой другой миссии у Оно тут нет и быть не может. А, если Оно хочет

спасать масонских тузов, то это уже не гуманитарная миссия, а работа по поддержке нарциссизма, а это не в интересах Оно.

- Может оно всё само собой как-то рассосётся.

- Да, похоже, что нет, сир. Вот только что прилетела эсэмэска: Наши доблестные масонские тузы выходят с белым флагом и поднятыми руками… вот

вам и волына с калыной… ось така важка хвилина…

Горб шута заметно проступил через вспотевшую футболку цвета хаки от Версаче, лицо сморщилось, превратившись в сушёную грушу, и от

промокших его штанов запахло пареной репой.

- Опять… погибла великая идея… сплотить массу чтобы вместе защитить и приумножим все то, что мы у них «честно» забрали… и плавно поставить

мирных землепашцев на рельсы всеобщей мобилизации… дробь военных барабанов и факельные шествия, хрустальная ночь и ночь длинных ножей

– романтика честного отъёма, честно заработанного теми, кто просто умнее…

- Но эксиленс, вы же сами говорили, что мы из любой зрады сделаем перемогу!

- Да-да… говорил… но это не тот случай…

Наступила тишина. Казалось, карлик на минуту забылся и задремал, но вдруг будто опомнившись громко в никуда произнёс:

- Хозяин не звонил!..

- Никак нет, сир!.. я бы пренепременно об этом доложил.

- После той лажи с Лёвкой мои солдаты не могут и не хотят больше сражаться. Я не могу сносить этого позора!..

- Сир, я так и не понял… на Лёвке была зрада или перемога?!.

- Здесь всё очень тонко… Никто не понял… кроме Бориса… его спич стал полновесной интерпретацией великого бушизма: «Ваши враги

изобретательны, и мы — тоже. Они хотят навредить вашей стране и вашим людям, и мы — тоже».

- Странный этот Борис… не знает, что говорит… но каким-то извращенным образом всё может выразить правильно!.. Кстати, не знаете, что он имел в

виду, когда говорил, что они будут воевать с небратом до последнего нашего мирного пахаря…

Шут, не моргая смотрел перед собой и молчал. И прошла не одна минута прежде, чем он глухо произнёс:

- Что в прессе…

- Сир, последние известия такие: говорят в Черномории произошла очередная денарциссификация отеля…

- Ну-ка, ну-ка… поподробнее с этого места.

- Поподробнее… Как сообщают источники в соцсетях, в одном из отелей в ерпецком Мекере произошел настоящий бой между нашими свидомыми

нарцистами и небратскими туристами.

По словам очевидцев: «Ещё вчера ничего такого не предвещало, но сегодня вечером после ужина с возлияниями группа свидомых чубов начала

кричать «Оскарбляку на гиляку!». Нарцистские реплики вызвали неудовольствие туристов из Северной Пальмиры, но нарцисты не реагировали на

замечание, а наоборот, распалялись еще больше, за что и были побиты. Далее конфликт разрастался, вовлекая все больше отдыхающих. Мордобой

был, как говорится, до небес. Дрались шезлонгами, стульями и крышками от унитазов, кого-то топили в бассейне. Понаехало уйма полицейских

машин, - сообщил один из отдыхающих с «передовой», по словам которого происходящее напоминало «салун на Диком Западе», только одноглазого

тапёра не хватало.

Небратья настолько разошлись, что досталось и туманным альбионцам, и ливерным колбасникам, а петушистые лягушатники дрались на стороне

небратьев, также им помогали горцы, степняки и бело-небратские туристы. Сейчас тихо и триколор развивается над отелем».

 

Комната наполнилась мглой. Им хотелось зажечь свечи, но они наполнили бы помещение колебанием воздуха и никчёмными пустыми тенями,

непрошенными гостями сумерек.

- Ко мне сегодня приходил Великий дух эскейпизма.

- Это знамение, сир!..

- Несомненно!..

- Что ни будь сказал!..

- Сказал следовать мне след в след…

- Что бы это значило, сир.

- Не знаю… но, позволь мне тебя отблагодарить за верную службу!.. - ели слышно проговорил карлик.

Постаревший разом шут осунулся, у него дрожали руки.

- Вот возьми от меня на память…

- Что это, сир?

- Портрет Степана Безликого… в исполнении великого Сальвадора Дали…

- Лик войны… - у лётчика затряслись руки. - Браво, экселенс!.. Великий мастер. И как можно было до такого додуматься?!

Шут что-то вспомнил и сморщенное его лицо брезгливо скривилось в приступе пароксизма.

 

Пилот покинул бункер, когда сгустился закат и на землю спустились сумерки. К этому времени клоун-карлик, а с ним и его верный шут уже были

мертвы… их тела догорали в имперском саду.

«Живые знают, что они умрут, а мёртвые ничего не знают, и нет им больше вознаграждения, потому что память о них предана забвению».

 

Представление закончилось. Половина неба уже утопала в пожаре июльского заката. Над желто-голубым куполом шапито сгустились сумерки.

Площадь наполнилась выходящими из цирка людьми. Из клеток передвижного зверинца ветерок по-прежнему доносил естественное зловоние, и всё

тот же устойчивый запах мускуса и звериной мочи.

На трибунах шапито погас свет. Затих шум вентиляции. В образовавшейся тишине летней ночи капризный мальчик лет шести шёл рядом с

облаченным в ризу раскрасневшимся бюргером и молчал. Говорить не хотелось, но чопорный филистер, поправив ризу и приосанившись, монотонно

спросил.

- Понравилось…

Мальчик молчал.

- Ты же хотел увидеть клоуна…

- Я хотел настоящего.

- А разве этот был не настоящий.

Мальчик задумался и, серьёзно посмотрев на отца, добавил:

- Я думал клоуны добрые, а этот злой… он не клоун… а злобный шут…

- Но разве тебе его не жалко…

- Мне жалко Эсмеральду… хотя и не очень, - мальчик подумал и добавил. - Не люблю жалких и злобных клоунов.

- А каких любишь?

Не задумываясь мальчик уверенно произнёс, так что его услышало всё пресловутое «коллективное большинство»:

- Люблю весёлых и добрых… настоящих!..